Колония-поселение. Лесоповал. Лафа для петухов. Вольные женщины смертельно опасны

Опишу еще один вид исправительных учреждений. Итак, знакомьтесь — колония-поселение.

Кто сказал, что крепостное право в России отменили в девятнадцатом веке? Не так давно я наблюдал тысячи безропотных рабов и сам был одним из них.

Когда подсудимый после суда получает срок с отбыванием его в зоне, совсем не обязательно, что он отбудет его до конца. В исправительной системе существуют льготы, и при хорошем поведении, отбыв определенную часть срока, реально выйти на свободу условно-досрочно. Еще раньше и с меньшими проблемами можно поехать в колонию-поселение. Я тоже был наивным и полагал, что там будет легче, чем в зоне. Прошел административную комиссию и суд, мне изменили режим, и я стал поселенцем. Большинство поселений находится на Севере, на лесоповале и бирже по его переработке. Думал: «Ничего, здоровья хватит».

Как я путешествовал через всю страну, по тюремным пересылкам, это отдельная история. После полутора месяцев скитаний я и другие этапники прибыли в поселок на Севере России. На дворе — апрель месяц. Нас привезли к штабу на «автовозэке» и посадили на ночь в карцер, ужасный клопятник. Утром вызвали к операм, побеседовали наедине, всех вербовали стукачами.

Мне все интересно, спросил их: «Ну, допустим, я соглашусь на вас работать. От пахоты в лесу вы меня освободите? Большую зарплату дадите? В комфортабельные условия поселите?» Получив па все вопросы отрицательный ответ, сказал: «И у вас хватает совести предлагать сотрудничество? Да на хер вы кому-то нужны». Они обозлились и сказали, чтобы ждал на крыльце, мол, позже получите аванс, и за нами придет дневальный и отведет в общаги.

Наше поселение располагалось на отшибе довольно большой деревни. Жили в ней в основном сотрудники ближайших зон и нашего учреждения, представляющего собой штаб, три общаги и баню. Забора почти не существовало. Бежать оттуда малореально -кругом леса, зоны, военные части. Работать нам предстояло на лесоповале, кормиться за свой счет, отовариваясь в магазине за наличные и питаться за плату в столовой.

Позвали нас в бухгалтерию штаба получить аванс. Выдали «смешную» сумму, которой хватаю на десять буханок хлеба. Хорошо, кому могли помочь переводом родные, остальным — хоть сдохни.

Приковылял тощий дневальным. Спросил у нас: «Хлебца нету?» Привел в общагу, показал комнаты без замков, где в наше отсутствие менты устраивали шмоны.

Дневальный рассказал, что поселок плохой, нам не повезло. Платят мало, нормы выработки больше. Тех, кто в лесу не дает план, сажают в карцер с выводом на работу. Выходной один, и никуда не пускают, так как в выходной семь проверок. Рабочий день — двенадцать часов. Посоветовал не лезть к местным бабам, хотя последние поселенцев любят, ведь многие зэки из больших городов и симпатичные. Местные жители и менты, наоборот, алкаши и дегенераты. Но очень ревнивы, и если узнают о связи с деревенской красоткой, забьют зэка насмерть.

К сожалению, он не гнал жути — реальность оказалась еще хуже.

Послали меня и других этапников в лес. Опыта нет, техника и бензопилы старые, ломаются. И хоть ты перевыполни план, заплатят копейки. Рядом вольные лесорубы работают меньше и получают огромные деньги. Аванс быстро кончился. Пришел к начальству просить еще. Он отказал и посоветовал: «Кору грызи!» У кого было что продать, продали. Мне запоздал перевод из дома, три дня ничего не ел и вкалывал. Позже «подмазали» мастера, начал лучше закрывать наряды. Стали чуть больше получать, на двадцать буханок хлеба хватало. Собирали, пока чинили технику, зимнюю клюкву м продавали за бесценок.

Очень много было несчастных случаев. Народ неопытный, большинство горожане. То кого-нибудь деревом прибьет, то бревном. У нас в первый же день задавило елью вальщика. Мне трелевочник (трактор) «лопатой» ногу придавил. Дали больничный на три дня. После медики говорят: «Здоров, езжай в лес». А у меня трещина в плюсных костях, нога опухла, как бочка. Начальник разрешил полежать еще неделю и выгнал на работу. При сороковом размере обуви я на левую ногу натягивал калошу 46-го размера. Хорошо, мужики из бригады не напрягали. Протестовать нельзя. Забьют в карцере — лес все спишет. На севере менты — власть, все делают деньги и повязаны круговой порукой, в том числе и крупные прокуроры.

Сотрудники лесных исправительных учреждений с помощью махинаций продают на большую землю пиломатериалы и лес — эшелонами. Так что стремление было одно: поехать обратно в зону. Но это сложно, ты же рабочая сила. «Возникнешь» или будешь плохо трудиться, повесят за наручники и забьют. Оформят как несчастный случай.

Сотрудники жутко спиваются, живут хуже скотов, но слова им поперек не скажи. Правда, некоторые зэки при должностях имеют поблажки, ходят в деревню и даже общаются с семьями ментов. Дети их, пока маленькие, говорят, что хотят быть поселенцами, потому что они веселые и нарядные. В отличие от вечно пьяных пап и мам, которые ходят в грязном камуфляже.

Лучше всех поселенцев, как ни парадоксально, живут «петухи». Их не отправляют в лес. Они работают в бане, убираются в штабе, в деревне. Мало того, что зарплату получают поболее лесорубов, так могут еще подхалтурить — нарубить местным дров, насобирать ягод, наловить рыбы. Так они еще, до кучи, и сексом «подрабатывают». Вольные женщины смертельно опасны. Вот многие зэки по привычке (или по скрытой ориентации) «пользуют» «петухов». Видел на поселении мужиков, добровольно идущих в «обиженные». От голода, за пайку хлеба, делающих минет.

Некоторые от безнадежности, чтобы закрыться в зону, убивают таких же зэков. Или пробуют уйти в побег. Всех ловят и бьют смертным боем.

На поселении одно хорошо — сводить счеты, мочить «козлов». Частенько какого-нибудь «кумовского» «грохали» и зарывали под возводимую лежневку (дорогу из бревен), типа, «в побег ушел». Или деревом придавит — якобы несчастный случаи.

После того как я, собирая зимнюю клюкву, заблудился и плутал в лесу три дня, меня посадили в карцер. В соседней камере менты насмерть забили осужденного. Он долго орал, потом хрипел и затих навсегда. Позже я узнал, что в нашей бригаде покалечило еще одного вальщика. Я решил: все, с меня хватит…

Когда начальник делал обход, поговорил с ним по-человечески. Попросил отправить меня в зону. Видимо, у него было хорошее настроение, через десять дней был суд, и я, счастливый, поехал в колонию.

После этого я еще два раза был на поселениях в республике Коми. Изменилось только одно: стали кормить баландой и высчитывать ее стоимость из зарплаты. В остальном все стало еще хуже.

Прочитав этот рассказ, вы поймете, почему все-таки у воров и блатных в неволе нет реальной власти. Они играют по правилам ментов, иначе уедут в такое вот Учреждение. Кстати, не самое страшное из существующих для ломки авторитетов преступного мира. Хотя сотрудники и там ничего не боятся. Того же легендарного вора в законе Бриллианта там убили, в свое время никто наказания не понес. Что уже говорить, когда прибьют простого дурака, нахватавшегося блатных верхушек и не понявшего, кто в неволе хозяин.

Но это все еще цветочки но сравнению с тюрьмами с романтичным названием «Белый лебедь»

«Белый лебедь». Изощренные издевательства

Прибывает этан. Прием дел производят сотрудники Учреждения. Они же обеспечивают охрану периметра объекта. Следят, чтобы не было побегов. На этом их функции заканчиваются. Всем остальным заправляют осужденные из хозяйственной обслуги

Они отбывают весь срок в тюрьме. В колонию идти боятся из-за провинностей перед блатным миром Многие из них этим самым миром приговорены к смерти. Есть среди них воры в законе, которым «дали по ушам» (проще говоря — развенчали, лишили сана). Есть «петухи» (они баланду раздают), озлобленные на весь мир и срывающие злобу на ком только можно. Им здесь лучше, чем в зоне, во сю крат, здесь они — власть.

Первое, что ощущаешь, попадая внутрь учреждения,— запах душистого мыла. Везде с мылом моют коридоры и камеры. И все, за исключением сотрудников и хозобслуги, передвигаются только босиком После водворения этапников в камеру, зэки-надзиратели (их здесь за глаза называют «погонялами») заявляют, что хата обязана собрать дань за «прописку». По две пачки курева с человека (в камерах все равно курить нельзя), душистое мыло, зубные пасты и другие, весьма ценные в неволе вещи. Если дань не собирается в нужном объеме, хорошего отношения не будет. В любом случае устраивают обыск. Тем более что на шмоне при поступлении обслуга примечает, у кого что есть. Утаившего «ценности» не трогают, бьют его сокамерников, чтобы они потом разобрались с провинившимся.

Поскольку «погонялам» позволено вытворять с зэками что угодно и отнимать у них все, что приглянется, хозобслуга мало похожа на арестантов. Все откормлены, одеты в вольные вещи, ходят с резиновыми дубинками н нередко пускают их в ход. Администрация специально закрываем глаза па беспредел, так как в это учреждение любят отправлять гак называемых «отрицал» — нарушителей дисциплины, борцов с начальниками колоний. Очень удобно: на ментов вроде и жаловаться нельзя — зэков такие же зэки прессуют. А друг на друга осужденным писать жалобы в падлу.

Из этапников сразу выделяют тех. что помоложе. Объявляют: «О, какой симпатичный мальчик! Сегодня трахнем». И вечером насилуют несчастного. Некоторые жертвы после такой «процедуры» вешаются, вскрывают веры. Сот рудники подобные суициды преподносят как естественную смерть из-за сердечной недостаточности. Более отчаянные сводят счеты с жизнью накануне, не дожидаясь, пока из них сделают «петухов». Хотя это трудно, могут помешать сокамерники.

Бывает, для изощренных издевательств поместят молодого зэка в специальный карцер, где по колено воды, и предлагают: «Дашь добровольно в попу, выпустим». Несчастный стоит несколько суток в воде, если упадет — захлебнется. Через каждый час ему говорят: «Подверни зад — выйдешь».

После того как кого-то «опустят», даже по беспределу, сочувствия от сокамерников такой бедолага не дождется. Его также переведут в «обиженку».

Команды «погонял» выполняются бегом. Когда они входят в камеру, все встают смирно. Дежурный зэк рапортует о количестве народа. Чтобы поприкалываться, «погоняли» — часто без цели — навещают хаты. Им нравится, когда народ прячет глаза. Придравшись к тем, кто чем-либо не понравился, выведут в коридор, изобьют, посадят в карцер. Самое культурное обращение с их стороны — «педераст», «козел».

Распорядок дня простой. В 6.00 — подъем, заправка коек. До 22.00 нельзя прилечь, иначе — экзекуция.

Кормят сносно, но и тут не обходится без издевательств. Баландер — «петух», взять от него пищу значит, «законтачиться» и тоже стать «обиженным». Не возьмешь баланду — изобьют или сдохнешь от голода. Ну, воры разрешили питаться из рук педиков и не считаться такими же. Конечно — вдруг сами туда попадут?..

Еще, когда открывается «кормушка» (окошечко в двери), надо за секунду успеть кинуть на ее низ белое полотенце Чуть замешкались, раздатчик пищи кричит: камера такая-то отказалась от обеда. Вся хата идет под пресс. Тарелки он буквально кидает в руки, не дай Бог уронить хоть одну — прибьют. Горячая еда в казенных мисках (свои иметь запрещено). Через две-три минуты следует команда: сдать посуду. Мешкать нельзя — накажут. Поесть не успевает никто, особенно те, кто получил «шлемку» последним.

Водят на хозработы во двор тюрьмы. Все под присмотром «погонял». Зимой — уборка снега. Его вообще к вечеру не видно. По пастилу, имеющему угол сорок пять градусов, на уровень второго этажа поднимают тяжелые носилки и высыпают снег в большой котел внизу. Под котлом — печь. Другие зэки носят к ней горбыль с пилорамы — на топливо. За территорию отведена труба — растаявший снег стекает через нее. Работников, обессиливших от высокого темпа, избивают, погоняя дубинками, заставляют все выполнять бегом. Если кто-то упадет и не может встать, его, особо не церемонясь, сильно пинают ногами.

Начальник учреждения, бывает, запрягает в сани тройку бывших воровских авторитетов и, подстегивая кнутом, катается по двору.

Летом водят на уборку двора. Или на вычерпывание бассейна вручную. После вычерпывания ведрами его моют и так же заливают воду вновь. Заключенным приходится часами стоять в холодной воде. Некоторые зэки после такого субботника попадают в больницу, это когда уже совсем подыхать начинают.

Бассейном пользуются как сотрудники, так и «погонялы». Последним созданы все условия. Есть спортзал, многие из них — бывшие спортсмены. В комнатах — телевизоры. Не хватает свободы и женщин, но последних заменяют «петухи».

В подвале находится цех, где работают художники, резчики и другие мастера. Прибыль от реализации изделий и сувениров идет в карман администрации. Маленькая толика перепадает «погопялам». Они находят мастеров-зэков для работы. Они всем заправляют.

Еще тюрьма поражает «мертвой тишиной». Томящийся в камерах люд разговаривает только шепотом. Иногда слышны команды «погонял» да вопли тех, кого они избивают в коридоре.

Случаев неповиновения не бывает. Любая попытка жестоко пресекается. Массовый бунт поднять невозможно. С другими камерами нет связи — не покричать, не отправить записки. Да и бунты бывают только там, где слабая, мягкая власть.

Не все, конечно, пройдя эту тюрьму, забывают обиды. Но «погонялы» знают, что их могут ждать за забором. Из-за этого освобождаться опасаются. Их часто вывозят на хлебных машинах.

Другое странно: почему воры не трогают сотрудников, все это устроивших и поддерживающих? Значит, правила игры не позволяют.