Введение

В широком смысле пол — это совокупность телесных, физиологических, поведенческих и социальных признаков, на основании которых индивида считают мальчиком (мужчиной) или девочкой (женщиной). Термин «сексуальность» описывает комплекс действий и связанных с ними реакций, ощущений и относительно простых эмоций, связанных с реализацией полового инстинкта. «Эротика» — термин, описывающий специфически человеческую, психосоциальную надстройку сексуальности: высшие эмоции, переживания, представления, воображение, фантазии и т. д. Способность воспринимать и создавать эротические образы — отмечает И. С. Кон (1981а) — исключительное достояние человека, служащее средством познания и обобщения опыта, стимулирующее сексуальное возбуждение, расширяющее круг возможностей достижения сексуального удовлетворения и позволяющее воображению выходить за пределы реального опыта.

Половое, сексуальное и эротическое — несводимые друг с другом стороны целостного бытия человека в аспекте пола. От того, какой смысл вкладывается в слова «половое» и «воспитание», существенно зависит отношение к половому воспитанию. Представим себе схематическую модель полового воспитания так, как показано на схеме 1. Половое воспитание, понимаемое как Аа (половая социализация), возражений не встречает, ибо в такой форме оно обычно мало осознается, и представления воспитателей о нем весьма фрагментарны; все происходит как бы само собой, что нередко отражается в формуле: «До сих пор люди прекрасно обходились и без этого». За многозначительным «это» видятся все прочие сочетания смыслов слов «половое» и «воспитание». Негативное отношение к половому воспитанию возникает обычно уже при понимании его как Аб и усиливается при понимании как Ав. Половое воспитание как Ба и Ва воспринимается чаще всего как то, от чего ребенка следует ограждать. Понятия Бб и Вб связываются с представлениями о половом воспитании, как о сексуальной стимуляции, а Бв и Вв часто диктуют отношение к ним как к развращению.

Такие типы понимания, редуцирующие целостный процесс полового воспитания к отдельным его аспектам, не являются делом свободного и произвольного выбора конкретного воспитателя. Они определяются взаимодействием доминирующих в данной культуре в данное время стандартов, индивидуальных особенностей носителя того или иного отношения (например, ригидности или гибкости психологической установки), индивидуальным жизненным и психосексуальным опытом, степенью близости воспитателя и воспитуемого. Так, по нашим данным обследования преподавателей медицинского института, участвующих в работе по половому воспитанию, степень позитивности отношения к нему снижается при переходе от сопоставления понятий «половое воспитание — ребенок» к сопоставлению «половое воспитание — мой ребенок».

Особенности отношения к половому воспитанию сказываются на его проведении; в этом плане представляют интерес результаты проведенных нами опросов. 88% опрошенных матерей представляли полные семьи. Одна треть матерей считали свои знания недостаточными для полового воспитания, другая треть полагала, что начинать его следует после 10 лет. Четверть опрошенных матерей придерживались мнения о ненужности и вредности полового воспитания. Этому вполне соответствовали и реальные условия лишь треть матерей сообщили, что проводят его. В каждой третьей семье в ответ на вопросы детей звучало «аист принес… нашли в огороде… купили в магазине» с использованием специфических детских обозначений, связанных с полом. Но даже такая форма для пятой части родителей трудна, смущает их и не позволяет просто, доступно и откровенно разъяснить требуемое. Признавая половое воспитание своей обязанностью, треть родителей настаивали на участии в нем педагогов и врачей, а пятая часть предпочитала, чтобы все «острые» проблемы разрешались с помощью средств массовой информации. Значительная часть родителей испытывают эмоциональное напряжение при обсуждении с близкими, особенно — детьми, пола и сексуальности.

При хороших бытовых условиях в большинстве обследованных семей поведение взрослых и их отношение к детям, судя по данным опроса, не всегда соответствуют даже элементарным требованиям полового воспитания. Около 30 % матерей отметили чрезмерность проявления своих чувств к детям, 7 % обвиняли себя в недостаточной теплоте. 15 % детей воспитываются без учета их половой принадлежности, а 1 % — как дети противоположного пола. Из быта части семей (20 %) не исчезли физические наказания и запугивания с угрозами отрезать руки, половые органы, нередко с ножницами в руках.

50 % матерей отметили привязанность ребенка к себе и 40 % — к отцу. Оценка этих сведений возможна лишь при учете атмосферы конкретной семьи, пола ребенка. На семейном воспитании, безусловно, сказывается то, что 75 % детей посещают дошкольные детские учреждения: каждый десятый ребенок в возрасте до года- и каждый третий — до 3 лет.

Данные опроса молодежи помогают уточнить фактическую осведомленность детей в вопросах пола. До 7 лет сведения о различии мужского и женского получили 61 % девочек и 52 % мальчиков. Если эти ретроспективные данные достоверны, то получение сведений надо считать запаздывающим, так как, по мнению многих специалистов, дети должны знать о половых различиях к 2,5 — 3 годам. Матери указывали, что 52 % детей этого возраста задают соответствующие вопросы; приходится предположить, что остальные дети получают информацию вне семьи. Действительно, родителей источником этой информации назвали лишь 10 % юношей и 20 % девушек, тогда как сверстников и старших детей — соответственно 80 % и 65 %. В этом возрасте, по воспоминаниям молодежи, сведения о половых различиях большинством детей (80 % мальчиков и 90 % девочек) воспринимаются без значительных переживаний, спокойно и естественно.

Запаздывает и информация о деторождении: к 7 годам о родах знают только 28 % мальчиков и 15 % девочек. Между тем, выражая мнение всех специалистов по половому воспитанию, R. Neubert (1971) указывает, что к 5—7 годам об этом должны знать все дети. Около 60 % матерей сообщили, что дети задавали им такие вопросы, но большинство опрошенной молодежи не смогли назвать родителей в качестве источников этой информации. Мальчики относились к сведениям о родах спокойно, у 25 % девочек они вызывали недоверие, волнение и удивление.

О роли отца в появлении детей к 7 годам знали каждый 5-й мальчик и каждая 10-я девочка. Запаздывание оказывается очень значительным, если учесть, что, по R. Neubert, к 6—8 годам об этом должны знать все. В семье эти сведения получали около трети девочек и около шестой части мальчиков. Лишь 9 % матерей смогли припомнить соответствующие вопросы своих детей. У каждой третьей девочки и у каждого пятого мальчика эти сведения вызывали волнение.

Понятие о беременности в дошкольном возрасте имели лишь 25 % мальчиков и 17 % девочек. Родители информируют о беременности девочек вдвое чаще, чем мальчиков; матери отметили, что только 13 % детей до 7 лет спрашивали об этом. Примерно для 25 % мальчиков и 20 % девочек восприятие этих сведений связано с эмоциональным напряжением.

О половом акте до 7 лет знают один из пяти мальчиков и одна из десяти девочек, причем никто из них — от родителей. Матери не смогли припомнить детских вопросов о сути половых контактов. Больше 60 % мальчиков и 40 % девочек узнавали об этом из наблюдений за животными и — чаще девочки — за людьми. Для трети девочек и четверти мальчиков такие первые столкновения с этой стороной жизни носили характер потрясения.

Воспитатели детских учреждений указывали, что около 20 % детей активно задают им вопросы о различии полов, происхождении детей, роли отца и т. д.

Не менее демонстративны сведения, относящиеся к младшему школьному возрасту. Треть мальчиков и девочек лишь в это время впервые услышали о различиях полов, причем 4 из 5 получали эти сведения от сверстников и для каждого 6—7-го ребенка они были связаны с эмоциональном напряжением. О родах в этом возрасте узнали 36 % мальчиков и 68 % девочек, в каждом четвертом случае для мальчиков и пятом — для девочек это оказывалось эмоционально значимым. В половине случаев мальчики и несколько чаще девочки только в этом возрасте уяснили роль отца (лишь 15 % — из объяснений родителей); многими эти сведения воспринимались с волнением, часто как нечто потрясающее. Сущность беременности раскрылась для 60 % мальчиков и 52 % девочек, но лишь для 9 % и 24 % соответственно благодаря родителям и для 5—7 % детей благодаря специалистам. Сущности полового акта родители не разъясняли, но узнали о нем 63 % мальчиков и 43 % девочек, причем из наблюдения полового акта соответственно 30 % и 19 %, от сверстников и старших детей — 65 % и 68 %, из литературы — 10 % и 24 %. У примерно 30 % мальчиков и 60 % девочек это вызвало бурную, эмоциональную, часто с отвращением, реакцию. О менструациях и поллюциях узнали 40 % мальчиков (9 % от отцов) и 66 % девочек (61 % от матерей), о противозачаточных средствах — 45 % мальчиков и 6 % девочек (лишь единицы от специалистов и родителей, остальные «на улице»). Особого внимания заслуживает форма получаемых знаний о поле: в медицинских терминах — 27 % мальчиков и 43 % девочек, в обывательских 52 % и 42 %, в циничных и бранных — 26 % и 2 %, в «детских» — 3 % и 5 %.

По воспоминаниям молодежи, в подростковом возрасте преобладающими источниками информации о различиях полов, половом акте, беременности и родах, менструациях и поллюциях, противозачаточных средствах, половых меньшинствах были сверстники и старшие ребята, литература. В этом возрасте 13% отцов рассказали мальчикам о поллюциях и 86 % матерей — девочкам о менструациях. Каждый 10-й подросток имел наглядное представление о половом акте в его традиционной и нетрадиционной формах. На сведения о половом акте эмоционально (в том числе — с отвращением) реагировали 40% мальчиков и 63 % девочек; заметим, что это больше в 2 раза у мальчиков и в 6 раз -у девочек, чем в дошкольном возрасте. Разъяснение роли отца, сущности беременности вызывало такие реакции у 5— 15% опрошенных, у девочек несколько чаще.

Данные наших опросов ни по контингенту, ни по технике опроса не являются, конечно, эталонными или достаточно репрезентативными. Но, во-первых, они хорошо иллюстрируют, казалось бы, очевидную даже на уровне обыденного здравого смысла закономерность: чем позже происходит знакомство ребенка с полом, чем больше оно «накладывается» на собственное половое развитие ребенка, тем оно для него труднее и тем более выражены в восприятии ребенка негативные стороны, эмоциональные искажения даже верной, но запоздалой и фрагментарной информации. Во-вторых, они относятся ко второму по величине городу страны, и закономерно предположить, что в других регионах ситуация может быть Много сложнее. Было бы, однако, принципиально неверно, а для дела полового воспитания в целом — просто губительно видеть за этим лишь «нежелание» взрослых. Их трудности не меньше, чем трудности детей: мощные эмоциональные стереотипы, обусловленные грузом полученных в течение жизни предрассудков, искажающих представления о самом существе полового воспитания, нередко являются источником тяжелых переживаний самих воспитателей. Речь поэтому должна идти не только о консультировании, но и о воспитании воспитателей: консультирование может быть успешным и продуктивным лишь при наличии у воспитателя адекватного отношения к полу. Так, одна из учительниц, познакомившаяся со статистическими данными о подростковой мастурбации, несмотря на содержащиеся там сведения о естественности этой формы сексуального поведения подростков, сделала однозначный вывод о «развращенности» современного подростка. Наличие таких «слепых пятен» в восприятии взрослых и предполагает необходимость воспитания воспитателей.

Одно из наиболее укоренившихся заблуждений состоит в том, что благодаря специфичности тематики, половое воспитание часто воспринимают едва ли не как противоположность нравственному воспитанию. Но даже в том случае, когда этого не происходит, часто приходится сталкиваться с тем, что на проведении полового воспитания сказывается зауженное, одностороннее понимание воспитания в целом как следствия накапливающихся в поколениях характерологических особенностей родителей. При таком понимании, как совершенно справедливо подчеркивает В. В. Столиц (1981), ребенок и взрослый, как участники взаимоотношений, не пассивны и не активны, а реактивны. Системные субъектно-объектные отношения как принципиальная характеристика всякого человеческого общения, в том числе и воспитания, редуцируются при этом до элементарного физиологического уровня «стимул-реакция». Между тем ребенок служит для взрослого моделью неконвенционального поведения и миропонимания, выступая тем самым не только как воспитуемый, но и как воспитатель; воспитание разворачивается не как действие на ребенка, но как взаимодействие с ним и оказывается тем более успешным, чем более успешно воспитание взрослого ребенком [Хараш А. У., Дерябина О. М., 1981]. Это положение полностью приложимо и к половому воспитанию. Выработка установок маскулинности — фемининности может быть успешной не тогда, когда взрослый (активный субъект) «лепит» из ребенка (пассивного объекта) мальчика или девочку, и не тогда, когда взрослый просто вызывает ответную реакцию ребенка, а тогда, когда маскулинность — фемининность взрослого и ребенка взаимодействуют и обусловливают друг друга.

Выступая как воспитатель семьи и ребенка, врач учитывает и то, что семья и ребенок воспитывают друг друга, и то, что по отношению к ним и сам он — воспитатель и воспитуемый в одно и то же время, а не просто носитель или ретранслятор некоего набора непреложных истин, однозначных и жестких рекомендаций. Учет этой ключевой диалектики воспитания имеет особое значение в столь проблемной, деликатной, встречающей множество объективных и субъективных препятствий, сфере, как половое воспитание.

Медицинский аспект полового воспитания должен обеспечить связь формирующихся у ребенка в ходе этого воспитания установок с проблемами здоровья в целом, в том числе психического и сексуального здоровья. Сексуальное здоровье определяется экспертами ВОЗ как комплекс соматических, познавательных, эмоциональных и социальных аспектов бытия человека, позитивно обогащающих личность, повышающих коммуникабельность и способность к любви; оно включает в себя, наряду с отсутствием органических расстройств, мешающих осуществлению сексуальных и прокреативных функций, также способность к наслаждению половой жизнью и контролю сексуального и прокреативного поведения в соответствии с нормами социальной и личной этики, свободу от страха, ложного стыда и мнимой вины, неадекватных представлений о человеческой сексуальности и других психологических факторов, искажающих сексуальные реакции и взаимоотношения.

Таким образом, медицинские цели и задачи полового воспитания состоят в помощи подрастающему поколению по формированию сексуального здоровья как необходимого аспекта здоровья в целом.

По аналогии с понятием «сексуального сценария» [Gagnon., 1977] можно говорить о «сценарии полового воспитания», определяемом ответами на ряд вопросов.

1.    Зачем? — каковы цели и задачи полового воспитания?

2.    Что? — каково содержание его?

3.    Как должны строиться воспитательные воздействия, чтобы их эффект был оптимальным?

4.    Кто должен и может быть эффективным проводником полового воспитания?

5.    Где? — в какой среде и в каких условиях уместнее осуществлять те или иные мероприятия?

6.    Когда? — на каком этапе развития предлагаемые воспитанием стереотипы и сведения могут быть адекватно восприняты и оптимально интернализованы?

7.    С кем ребенок может удовлетворять свой интерес к полу и какое это имеет воспитательное значение?

8.    Почему половое воспитание должно удовлетворять тем или иным требованиям?