Эмоциональных состояний великое множество, но состояния эти в большинстве своем мимолетны. Лишь те, что отличаются длительностью и переживаются чаще других, получают отражение в языке и обозначаются словесными терминами. Таким образом, в языке закреплены слова, обозначающие наиболее частые и стойкие чувства; по они отнюдь не исчерпывают всей эмоциональной палитры человека. Для передачи других переживаний приходится прибегать к развернутым описаниям; порой для этого требуется подлинное художественное мастерство.
В развернутом описании нет нужды, когда в самом названии чувства отражается породившая его ситуация: чувство локтя; чувства вины, неизбежности (неотвратимости), обреченности, унижения, свободы или скованности; чувства одиночества, отрешенности, присутствия, озабоченности, зависимости, беззащитности; чувства отчужденности, сопричастности, ненужности.
Многие исследователи рассказывают о своеобразном переживании — «чувстве близости решения». Можно испытывать чувство неловкости и «чувствовать себя как дома». Для поддержания хорошего и устойчивого настроения важно «чувство с толком потраченного времени» (к нему мы еще вернемся). Существует «чувство крушения», или чувство рухнувших надежд — фрустрация (от латинского слова frustratio — обман, тщетное ожидание, неудача, ошибка).
Нередко для передачи чувств своего героя писатель прибегает к такому приему: напоминает общеизвестную жизненную ситуацию, чтобы читатель воскресил в воображении сопутствующие чувства, и поясняет, что примерно то же самое испытывал персонаж литературного произведения.
Описывая радостно-тревожное чувство князя Багратиона перед атакой в Шенграбенском сражении, Л. Н. Толстой говорит, что выражение лица Багратиона было таким, как бывает у человека, решившегося прыгнуть в холодную воду в жаркий летний день.
Когда писатель физически ощутимо передает какое-то переживание, он тем самым фиксирует внимание читателя на этом переживании. Еще А. С. Пушкин писал о том, что предварительное знание позволяет замечать и испытывать ощущения, которые без этого знания не были бы осознаны.
Если бы мы не читали и не слышали о существовании таких-то чувств в таких-то обстоятельствах, то не сосредоточивали бы внимание на многих своих душевным движениях; они оказались бы скоропреходящими, могли бы не повториться. Словесное описание помогает закреплению эмоционального опыта; это один из путей воспитания чувств, в частности, у детей, подростков и юношества.
Даже взрослому трудно разобраться во всей сложности своих переживаний. Тем более тяжела эта задача для ребенка. Например, двухлетний малыш не всегда понимает, когда он голоден. Он хнычет, ему неприятно, но он не знает, что сказать старшим. Они сами должны догадаться, что он хочет есть, и объяснить ему. Шестилетний уже прекрасно понимает, когда он голоден, и правильно определяет эмоцию голода, но не всегда умеет распознать усталость. Во время игры он вдруг начинает капризничать, а то и вовсе заплачет. Взрослые порой не догадываются, что ребенок устал, но не умеет еще словами определить свое состояние. Маленькие дети, испытывая боль, не в состоянии точно указать место, где болит.
Выходит, даже «извечные» эмоции голода, усталости и боли не всегда доступны пониманию ребенка. Что же сказать о тех волнах внутренних переживаний, которые захлестывают его по мере расширения связей с окружающим миром? Семи- или восьмилетнему становится доступно такое чувство, как угрызение совесть. Очень важно понять его состояние, объяснить, что оно означает, дать ему словесное наименование. Таким путем внимание ребенка будет фиксировано на этом чувстве, и оно скорее войдет в его «эмоциональный фонд». Столь же важно не пропустить такие трудные для маленького человека первые переживания сострадания, жалости или зависти. Нужно дать им оценку и словесное обозначение, чтобы помочь ребенку ориентироваться в безбрежном море собственных чувств.