Литература в России в XIX в. заменяла общественную мысль, философию, этику (Чернышевский, 1951; Иванов-Разумник, 1911). Поиск ответов на психологические и нравственные вопросы именно в литературе связан с высокой миссией, которую в России осознавали и выполняли писатели, а также существующими в обществе культурными потребностями, определявшими огромный интерес к художественному творчеству. Особенно ярко данная тенденция обозначилась начиная со второй половины XIX в. Литературная критика напоминала социально-психологический анализ произведений (В. Г. Белинский, В. Н. Ивановский, В. Ф. Садовник и др.). Классическая литература отличалась психологическим реализмом и, по сути, выступала в качестве важного способа исследования внутреннего мира человека (Кольцова, 2004).
Культурно-исторический анализ поколений в связи с судьбой самого писателя или его литературного героя стал российской литературной традицией. А. С. Пушкин, А. И. Грибоедов, Н. Г. Чернышевский, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой вывели типичных представителей своей эпохи, собственного поколения. Герои сталкивались с новыми требованиями времени, отвечая на них или игнорируя их. В конфликтах с окружением проявлялись их главные ценности и установки. Считается, что именно в ярких, мятежных персонажах выражается конфликт поколения. Таким образом, в литературе поколение определяется через персонификацию. Персонаж становится метафорическим образом поколения.
И. С. Тургенев впервые поставил проблему взаимоотношений между поколениями, точнее, конфликта поколений, именно как проблему «отцов и детей», вынеся этот животрепещущий вопрос в название своего романа. В 1860 г. он пишет статью, в которой говорит о символической смене поколений «гамлетов» и «дон кихотов» (Тургенев, 1860). Чрезвычайная популярность постановок пьесы Шекспира обратила внимание писателя на то, что Гамлет -фактически кумир людей определенного возраста и умонастроений.
Молодежь 1830-х годов нашла свое отражение в пьесе Шекспира «Гамлет», которая в России дважды запрещалась цензурой из-за мотивов цареубийства: в общественном сознании была жива память о печальном исходе царствования Петра III и Павла I. Пьеса шла с огромным успехом. Гамлета играл П. Мочалов, а ее премьера состоялась в день дуэли А. С. Пушкина.
И. С. Тургенев не только настаивал на конфликтности поколений, но и предложил концепцию чередования символических поколений «гамлетов» и «дон кихотов». Как писал И. Гончаров, Гамлет и Дон Кихот поглотили почти все, что есть трагического и комического в человеческой натуре (Гончаров, 1955). В XIX в., особенно на рубеже XVIII и XIX вв., Дон Кихот воспринимался как персонаж исключительно благородный и положительный, пример для подражания. Так, Пушкин комплиментарно называл Радищева «политическим Дон Кихотом», имея в виду его энергию, бесстрашие и совестливость. Роман Сервантеса был почти в каждой дворянской библиотеке. Есть данные, указывающие на то, что с 1769 по 1931 г. он выдержал 32 издания (Дмитриев, 1854; Олейников, 2005).
Конфликт «отцов» и «детей» у Тургенева скорее нравственный, ценностный, моральный, а не психологический. Несовпадение идеалов, носителями которых в российской литературе являются герои-мужчины, скрывает столкновения мужских амбиций, претензий на абсолютный авторитет. Следует отметить, что в российской традиции авторитет отца семейства был безусловным, непоколебимым.
Особенность России состояла в том, что и личность автора, и его герои, и круг идей произведения оценивались с позиций высокой нравственности и морали. Даже психиатры, находя признаки нездоровья у авторов литературных произведений, под болезнью понимали нравственную аномалию.
Психологи начиная с XIX в. пытались противопоставить литературоведческой традиции психологический анализ биографий писателей и героев. Герменевтический метод заменялся патографиями (Причина популярности патографий состояла, в частности, в амбициях и тщеславии исследователей, которые ищут сенсацию и возможности сделать имя на анализе уже признанного гения или занимаются пропагандой медицинских знаний, добиваются доминирования естественно-научной парадигмы над гуманистической. В качестве «объективных методов» патографы используют метод редукции произведения к заранее известным симптомам.), при характеристике личности литературных героев выискивались проявления симптомов болезни (Сироткина, 2008). Патографы максимально дистанцировались от автора произведения, четко отделяя свое здоровое «Я» от больного «Я» гения (Соловьев, 1981). Отметим, что и Толстой, и Достоевский, являющиеся объектами многих патографий, сами скептически относились к достижениям современной им психологии. Они настаивали на принципах гуманного отношения к человеку, сострадания и философии ненасилия. Толстовская философия ненасилия послужила одной из основ зарождающейся в России психотерапии.
С шекспировским Гамлетом в отечественной психиатрии связывали неврастению. Слабоволие «по-гамлетовски» у российской интеллигенции объяснялось влиянием репрессивной организацией государственного строя. Гамлет — это олицетворение русского интеллигента, у которого внутренние поиски парализуют действие, интеллект угнетает волевое начало (В западной интеллектуальной традиции английские психиатры дистанцировались от искусства, признавая или его преимущества перед наукой, или специфику, которая не может быть изучена медицинскими методами. В книге «Физиология и патология психики» (1867) английский психиатр Модели писал: «Художник вроде Шекспира, тонко разбирающийся в человеческой индивидуальности, в отношениях человека с окружением, находящий порядок в видимом беспорядке и обнажающий закономерность в эволюции жизненных событий, дает в форме художественного произведения более ценные сведения, чем те, которые может дать наука на теперешней стадии ее развития» (цит по: Small, 1994).). Альтернативу Гамлету в патографиях, как и предложил Тургенев, составлял Дон Кихот Сервантеса. Революционерам 1905-1907 гг. ставился диагноз «патологический альтруизм» (Лахтин, 1911). Дон Кихот без колебаний бросается в схватку со всем, что противоречит его принципам и идеалам. И хотя и Гамлет, и Дон Кихот живут в отрыве от реальности, но один отрицает ее как чуждый в принципе мир, достойный наихудшей участи, другой борется с «отдельными недостатками» и верит в свое предназначение, а также в благородную миссию человека вообще. Один циник, другой — романтик.
Воля и готовность жертвовать ради идеалов — едва ли не самые превозносимые в XIX в. характеристики человека, которые составляли моральный проект России: нравственность и мораль превыше всего. Нравственный проект XIX в., по мнению И. Сироткиной, проявлялся в жестком морализаторстве психиатров того времени. Суровой оценке подвергались все представители «золотого века» отечественной литературы — Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, несмотря на то, что они и сами подвергали критике свои взгляды, отказывались от старых воззрений и произведений, которые мы считаем художественными шедеврами (Сироткина, 2008). Особенность русских подвергать все жесткой критике, поиски истины (правды), которая ставится выше интересов личности любого масштаба, приводит некоторых западных психоаналитиков к выводу о моральном мазохизме русских. Моральный мазохизм, уничижительное отношение к себе выводятся из особенностей православия — религии, в которой нравственный идеал остается недостижимым в обычной жизни и требует от человека личностного подвига — самоотречения от своих потребностей ради торжества духа (Rancour-Laferrier, 1995).