Инна Веселова (ДЛЯ ТЕХ, КТО ЛЮБИТ ТЕОРИЮ)
Публичный поощрительный канон как система почестей и наград, расточаемых государственными и частными инстанциями гражданам и институциям, реализуется в современной российской культуре в череде разнообразных практик, жанров и жестов. Под лаудацией ( laudatio, onis — хваление, похвала:
- доброжелательное показание на суде, защитительная речь;
- похвальное слово, надгробное слово;
- благодарственный адрес (наместнику, отправляемый римской провинцией в сенат).
См.; Петрученно О. Латинско-русский словарь. Репринт IX изд. 1914 г. М., 1994. С. 357-358.) я понимаю весь комплекс публичных и интимных практик восхваления, почести и признания/признательности, которые направлены на создание и перераспределение символического блага. С раннего детства нам вручают призы и грамоты, нас награждают кубками и вымпелами; подрастая, мы обнаруживаем себя выражающими благодарность, выбирающими среди номинантов достойнейшего. Как входят в нас эти лаудационные привычки? Какие конвенции воплощены в само собой разумеющихся жестах? В чем состоит современный российский лаудационный канон и какова логика его метаморфозы из строго регламентированной нормы похвалы/похвальбы крестьянского общества до бездонного ресурса наград общества постиндустриального?
Познакомившись однажды в архангельской деревне со взрослым, если не сказать старым, человеком 76 лет, искренне гордящимся врученным «Москвой» Чебурашкой ( См. статью «Чебурашка в латроь-клиентских отношениях». С. 105-125 настоящего издания.) , я подумала, что «вручения» разнообразных поощрений имеют пределы понимания. Мой культурный и — в том числе — ритуальный опыт диктовал нормы и правила жестов публичной лаудации. Вручение Чебурашки в качестве награды за труд («А эту Чебурашку это… Это Москва вручает. В честь того, что вот работал на лугу сенокосом. Управляющим. Следил за сенокосом. За труд!») показалось мне в лучшем случае недобросовестной мотивацией (за труд вместо премии выдали игрушку). В худшем — я вынуждена была заподозрить в моем собеседнике нездравую жертву ритуальных ожиданий, принявшую не очень уместный подарок за официальную награду.
Комплекс награды — почести*- похвалы производит и перераспределяет символические ресурсы общества. Любая награда — хотьзолотой перстень, хоть бумажный лист благодарности — не измеряется материальной стоимостью, ее ценность для бенефициария и для культуры определяется деяниями, за которые она получена. К оформлению современного официального канона лаудации, по моему мнению, привела логика развития бюрократического государства, такого, которое Пьер Бурдьё характеризует как «поле сил и поле борьбы, направленных на завоевание монополии легитимной манипуляции общественным богатством» ( Бурдьё П. От «королевского дома» н государственному интересу: модель происхождения бюрократического поля //S/A’2001. Социоанализ Пьера Бурдьё. Альманах Росси й ско-фра н цузского центра социологии и философии Института социологии Российской академии наук. М.; СПб, 2001. С.141.) . Я полагаю, что современное российское государство является бюрократическим. Оно видится мне как социальное пространство, в котором идет соревнование за право перераспределять общее благо (правда, результаты этого соревнования часто предопределены, как в военно-колонизационной дружине). Значимыми далее окажутся категории общего блага и соревновательности. Поскольку лаудация — это механизм манипуляции благом (вручение, награждение, номинация), необходимо описать образ взыскуемого блага, способы доступа к нему и принципы его перераспределения (власть).
ОБРАЗЫ ВЛАСТИ И ДОСТУП К БЛАГУ
Формирование современного поля государства представлено П. Бурдьё как метаморфоза образов власти: от «хозяина дома» через «королевский дом»к современной бюрократии. И крестьянский хозяин, и монарх, и современный чиновник вправе манипулировать ресурсами коллектива, признавшего за ними это право. На социальные конвенции манипулирования сакральными ресурсами коллектива обратил внимание Ю.М. Лотман в статье «“Договор” и “вручение себя” как архетипические модели культуры». В этой работе он проводит типологическое различение магических жестов как обрядов-договоров (грубо говоря, со сверхъестественными силами можно вступить в сделку «ты — мне, я — тебе») и религиозных обрядов вручения себя божественному авторитету ( Лотман ЮМ «»Договор» и «вручение себя” как архетипические модели культуры» // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллин, 1993. С. 345-355.) . Магические обряды, по мнению Ю.М. Лотмана, характеризуются эквивалентностью, взаимностью, договорными отношениями, принудительностью. Религиозные — односторонностью, отношениями безусловного дара, неравностью. Магические (языческие) обряды, по Лотману, коррелируют с княжеско-дружинным сотрудничеством, религиозные — с централизованным государством с самодержцем во главе. Нельзя не согласиться с тем, что договор и доверительное вручение — две принципиально различные психологические основы коммуникации. Но религиозные и магические жесты часто неразличимы с заданной точки зрения. Религиозный обряд может иметь форму договора. В основе монотеистических религий часто лежит договор между Богом и народом. Таковы, например, Скрижали Завета. Меж тем магический обряд с силами-хозяевами часто носит характер доверительного вручения («Дедушка-домовеюшко, пусти нашего младенца на подворьице, помой, покорми, лапкой погладь», — обращается роженица к домовому). Мы не знаем, как именно представляли характер своих общений с божествами шаманы, колдуны, христиане в каждом отдельном конкретном метафизическом жесте. Полагаю, что не тип культуры, а тип личности определяет характер отношений с метафизическим. Например, мне известна история о пожилом еврее, который при отправке детей на фронт во время Великой Отечественной войны решил договориться с Богом о размере жертвы после выполнения тем условия невредимости детей, а потом передумал и стал уповать на милость Божию, молился всю войну, что, по его мнению, было более достойной формой взаимоотношений с Богом, чем торговля. То есть один и тот же человек может прибегать как к стратегии договора, так и к стратегии вручения себя. Это вопрос не типа религиозности, но личного выбора.
Итак, хозяин крестьянского двора (большак), глава королевского дома и современный бюрократ легитимно манипулируют ресурсами вверенного ему социума. Однако источники, к которым имеют доступ эти трое, на мой взгляд, различны. Главы крестьянского рода и средневекового династического дома уверены, что блага достаются им по произволению духов, предков. Бога — подателей сакрального происхождения. Современный бюрократ трудится в мире, где бюджет находится во власти таких же, как он, — людей. Договариваться и воздействовать на них ему нужно в физическом мире — посулом, жалостью, угрозой… «Распиливание» бюджетов и стимулирование судей — мероприятия профанного ведомства. Для понимания габитуса распределения благ важно учитывать характер их источника — физический или метафизический, то есть в каком — сакральном или профанном — пространстве власти предержащие и бенефициарии ищут благо.
ОБРАЗ БЛАГА
Представление о благе — ограниченном и безграничном, материальном и нематериальном, доступном и трудно достижимом — формирует как практическое, так и символическое поведение человека. Кто-то стяжает Царствие Небесное и для этого берет пример с птиц небесных, которые «не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их…» (Мф. 6: 26). Кто-то трудится нс щадя живота своего, и у того работа становится и спасением, и благом (например, в протестантской этике). Кто-то хочет благ, но не хочет работы и экспроприирует блага у других. Кто-то решает, что благо спокойной и гармоничной жизни важнее трудоголизма и планируемого отдыха на пенсии, и выбирает дауншифтинг ( Дауншйфтинг (англ, downshifting, переключение автомобиля на более низкую передачу, а также замедление или ослабление какого-либо процесса) — термин, обозначающий жизненную философию «жизни ради себя», «отказа ст чужих целей». Причисляющие себя к дауншифтерам склонны отказываться от стремления к пропагандируемым общепринятым благам наподобие постоянного увеличения материального капитала, карьерного роста и т. д., ориентируясь на жизнь ради себя и/или семьи. // Материал из Википедии -свободной энциклопедии. URL http://ru.wikipedia.org,’ wiki/Дауншифтинг.) В зависимости от образа блага и каналов его распределения выстраиваются стратегии его взыскания.
Крестьянские культуры, по концепции антрополога Джорджа Фостера, исходят из образа «ограниченного блага»: «Под “образом ограниченного блага” я подразумеваю широкий спектр крестьянского поведения, модель которого сформирована мнением, по которому и социальный, и экономический, и естественный миры устроены таким образом, что все желаемые вещи — земля, богатство, здоровье, дружба и любовь, мужество и честь, уважение и статус, власть и влияние, безопасность — пребывают в мире в ограниченном количестве и всегда в меньшем, чем того требуется. Не только эти, но и все прочие “хорошие вещи” доступны в конечном и ограниченном количестве, и вдобавок не в крестьянской власти увеличить их количество. Как будто наглядность недостатка земли в густо заселенной местности распространилась и на другие желаемые вещи. “Благо” видится ими, как и земля, неотъемлемой частью природы; оно может быть поделено и, если нужно, перераспределено, но не может быть увеличено»(Foster C.M. Peasant Society and the Image of Limited Good // American Anthropologist. 1965. April. Vol. 67. Iss. 2. P. 293-315.). Итак, образ блага может быть ограниченным, причем ограничение это носит для крестьян «естественный», «природный» характер. Образ ограниченности нематериальных благ сохранился в метафорах русского языка, так, про умершего молодого человека говорят, что он не дожил «своего века», а про слишком долго живущего — что он «заедает век другого» (как графиня в «Пиковой даме»): то есть жизненные силы — ресурс ограниченный. Сохранившаяся во фразеологизме опасность слишком долгой жизни меж тем давно не имеет практических и символических последствий. Самым ярким проявлением идеи «заедания чужого века» в русской литературе XIX века стала завязка «Преступления и наказания». Замысел Родиона Раскольникова отражается в подслушанном разговоре неизвестных молодых людей в трактире об убийстве никчемной старухи-процентщицы. Тем самым мысль эта становится общим местом: «Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отрезали!». Однако в сюжетах века XX тема убийства старух и стариков сходит на нет. В наше время длительность жизни индивидуализирована, долго живущий человек не представляет угрозы жизненным силам других. Не только жизнь и здоровье, но и любовь, и дружба, и мужество, и власть мыслятся нами как ресурсы индивидуальные, часто ограниченные только человеческой волей и нравами. Христианство заповедало, что «Бог есть любовь», и любовь эта безгранична, как и Божья милость, всепрощение и др.Ресурсы в гуманистическом вероисповедании черпаются из скрытых и безграничных резервов человеческого организма. Трудно представить, что мы превышаем лимит отведенной нам дружбы, заводя нового друга, или лишаем мужества другого, проявив свое. Символические блага ( Понятие символического блага для меня — производное от «символичеснсго напитала» П. Бурдьё. Под символическим капиталом Бурдьё понимал «отрицаемый капитал, признанный в своей законности, а значит, неузнанный в качестве капитала (одной из основ такого признания может быть признательность — в смысле благодарности за благодеяния)» (Бурдьё П. Глава VII. Символический капитал // Бурдьё П. Практический смысл. СПб ,2001. С. 230). Таким образом, символическим называется владение чем-то не имеющим экономического, денежного эквивалента. Бесценными и в то же время даровыми являются для нашей культуры, например, девичья честь (покупка ее -самый «грязный» из пороков), воинская слава (покушение на ее знаки — преступление перед историей), дсверие и благодарность (например, учеников — учителю)) , как и экономические, в цифровую эпоху имеют образ открытого ресурса. Поэтому признание блага (например, таланта или усердия) у одного не отнимает его у других. «Теперь нам принадлежит основное богатство общества — наш собственный мозг. И власть приравнивается к свободе… И сегодня власть — это контроль над самым ценным из всех природных ресурсов: над человеческим разумом. Чем мы неповторимее, тем лучше. По мере использования вы развиваете свои знания, а не амортизируете их подобно материальным ресурсам, более того, знания мобильны», — проповедуют ценности фанк-экономики два задиристых профессора из Стокгольмской школы экономики — Кьелл А. Нордстрем и Йонас Ридцерстале ( Нордстрем К. А, Риддерстале Й. Бизнесе стиле фанк. Капитал пляшет под дудку таланта. СПб., 2000. С.50.) . Образ ограниченности/неограниченности благ, в том числе символических, имеет прямое влияние на характер канона лаудации, на то, насколько похвала правомерна, безопасна и необходима обществу.
СОЦИАЛЬНАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ/МОБИЛЬНОСТЬ (ИЛИ О ТОМ, ЧТО ПРИНЯТО НАЗЫВАТЬ «ТРАДИЦИОНАЛИСТСКИМИ» И «МОДЕРНЫМИ» ТИПАМИ ОБЩЕСТВ)
Еще одной системой координат, помогающей определить конвенции лаудации в культуре, является шкала социальной стабильности/мобильности. В «модерных» обществах перемещения индивидуума или группы в социальной иерархии возможны и даже поощряемы (идея self-made персоны). «Традиционалистские» общества с устойчивой социальной структурой не предполагают инициативных перемещений. Но и «модерные», и «традиционалистские» общества имеют внутренние гироскопы, стабилизирующие их динамическое состояние. При сравнении английского, ятмульского и балийского «этосов» антрополог Грегори Бейтсон заметил поразившую его несхизмогенность (Схизмогенез (др. грек. «Хитра -расщепление, раскол и revemg — происхождение, возникновение) нарастание различий между индивидами, группами и культурами.) балийского общества. Им было выдвинуто предположение, что социальный схизмогенез, динамичность и соревновательность отнюдь не являются общечеловеческой социальной нормой. Есть культуры, в которых эти черты стремятся к минимуму или успешно компенсируются. Жизненные устремления балийцев, по мнению Бейтсона, направлены на сохранение равновесия, что составляет главный сюжет искусства и фольклора ( Бейтсон Г. Формы и паттерн в антропологии. А. Бали: система ценностей стабильного состояния // Бейтсон Г. Шаги в направлении экологии разума. Избранные статьи по антропологии. М., 2009. С. 169-179.) .
«Примечательная зависимость балийцев от пространственной ориентации. Чтобы действовать, они должны знать свои “опорные точки». Если балийца провезти на автомобиле по извилистой дороге, чтобы он потерял чувство направления, он может в пасть в тяжелую дезориентацию и стать неспособным действовать (например, танцор может потерять способность танцевать) до тех пор, пока не вернет свою ориентацию, увидев какой-то важный ориентир, такой как центральная гора острова, вокруг которой структурированы опорные точки. Имеется сходная зависимость от социальной ориентации, с тем различием, что пространственная происходит в горизонтальной плоскости, а социальная в основном ощущается как вертикальная. Когда встречаются два незнакомца, то прежде чем начать свободно говорить, им необходимо установить относительное кастовое положение. Один спрашивает другого: “Где ты сидишь?’’, что является метафорой для касты. В сущности, спрашивается: “Ты сидишь высоко или низко?’’. Когда каждый знает касту другого, он знает, какого этикета и каких лингвистических форм он должен придерживаться, и тогда разговор может продолжаться. При отсутствии такой ориентации балийцы косноязычны» (Там же. С. 178-179.). Жесткая социальная иерархия и принятие ее оборачиваются парализующей боязнью динамики. Наличие жесткой иерархии, знание всеми своего места и стремление к нему, невозможность иного перемещения кроме как по заданному традицией вектору практически нейтрализуют социальную мобильность.Комплементарность лаудационного поведения — демонстрирование со стороны хвалимого, восхищение/поощрение со стороны оценивающего — вызывает разбалансировку системы, тем самым противореча ценностям стабильного состояния. Традиционные общества компенсируют дисбаланс в ходе обрядов. Дисбаланс, возникающий при перемещении человека от одного социо-возрастного статуса к другому, в традиционной культуре компенсируется в ходе обрядов перехода. Так, в ходе все той же свадьбы переход невесты из страты незамужних девушек в группу мужниных жен оформляется специальными обрядами. Девушки из деревни, в которой росла невеста, получают за потерю подруги компенсацию от рода жениха в виде подарков (сластей, лент и пр.). Не желая отдавать «чужему чуженину» одну из своих, девушки поют «корильные» песни всем родственникам жениха и ему самому (в песнях они не стесняются в выражениях — жениховская родня выходит косой, кривой, «нелесливой», «невежливой» и т. п.: «да как у етово сватонька да рожа век да не мывана, да голова-то не цесана…»). Получая от «женихов» дары, девушки исполняют «величальные» песни. Ритм, мелодия остаются теми же, что и в корильных, меняются лишь оценочные слова («рожа… мывана, голова… цесана»). При переезде в другую деревню или другой дом молодую жену принимают в свои ряды уже замужние женщины: так, при первом выходе на полевые работы молодая угощает женщин, а те принимают ее в свою группу. Таким образом, уменьшение одной страты на одного члена и увеличение другой компенсируется дарами и угощениями.Культуры «модерного» типа, наоборот, декларируют ценности социальной мобильности. На границе древней и новой эпох в русской литературе появляются новый герой и соответствующий ему новый жанр — авантюрная повесть. Фрол Скобеев, плутоватый поверенный, в результате цепочки трикстерских махинаций становится зятем стольника Нащокина и владельцем богатой вотчины ( Хрестоматия по древней русской литературе XI—XVII вв. / Сост. Н.К. Гудзий. 7-е изд..М , 1962; Душечнини Е.В.) . Анонимный автор и вслед за ним читатели XVII— XVIII столетий находятся под обаянием ловкого и удачливого в любви и бизнесе персонажа.
Таким образом, канон лаудации вписан в систему манипуляции общим благом в социуме. Благо может быть ограниченным и безграничным, а его источник — находиться в ведении сакральных или секулярных подателей. Лаудация нарушает равновесие социальной системы. Если социальная система стремится к стабильному иерархическому состоянию, лаудация возможна только в пространстве ритуала. В русской культуре похвала допустима в свадебном обряде и календарных обходных обрядах, например, святочных колядованиях, егорьевских волочебных песнях. Похвальные слова здесь выражают коллективное мнение. Невесту расхваливают от лица всего рода и деревни, а хозяев в колядках — от лица мифологических странников. И в том и в другом случае действие похвалы компенсируется ответными дарами и угощениями (мы похвалили/повеличали — нас одарили/угостили). Если же динамичное состояние является нормальным для общества и перемещение вверх по социальной лестнице возможно и желаемо, то лаудация создает пространство социального соревнования, взыскания награды, символической или материальной. В зависимости от положения на координатах ограниченности — безграничности блага, его сакральности — секулярности и стабильности — динамичности социальной системы мы будем наблюдать различные форматы власти, реализующиеся в том числе и в каноне лаудации.
ФОРМАТЫ ДОСТУПА: ТИП ДОМА
Основой власти крестьянского хозяина являются производительные потенции рода. Урожай земледельцев, прирост стад животноводов зависят от трудоспособности членов рода, величины угодий и благорасположения сверхъестественных сил. Усердие родственников ограничено физически и технологически, угодья давно распределены между родами, а духи-хозяева и боги стеснены в масштабах помощи горизонтом воображения оной. Один из немногих очевидных ресурсов социального комфорта для крестьянского рода — матримониальные обмены. В статье «Матримониальные стратегии и социальное воспроизводство» П. Бурдьё так характеризует брачные стремления «традиционного» общества: «Для крестьянских семей брак являл собой одну из самых реальных возможностей осуществить денежные и одновременно символические обмены, способные укрепить позицию объединившихся семей в социальной иерархии. Поэтому именно брак, который мог способствовать увеличению, сохранению и растрате материального и символического капитала, лежал в основании динамики и статики всей социальной структуры — естественно, в рамках неизменности способа воспроизводства» ( Стилистика русской бытовой повести XVII века. (Повесть о Фроле Скобееве). Учебный материал по древнерусской литературе. Таллин, 1986. Бурдьё П. Практический смысл. Кн.11: Практические логики. СПб., 2001. С. 296.) . За счет «выгодного» распоряжения матримониальным капиталом можно привлекать богатые инвестиции (доступ к новым угодьям, трудовым силам и др.). Например, мужские родственно-свойственные группы (Я основываюсь на результатах полевых исследований северно-русской крестьянской культуры. Исследования проводились в Мезенском и Лешуконском районах Архангельской обл. в 2007 2011 гг. фсльклсрно-антрспслсгичесисй экспедицией Санкт-Петербургского гссударственного университета Материалы по организации охотничьих и рыболовецких громыслов были собраны и проанализированы А.А. Шматко в полевом отчете «Охотничьи путики: траектории социальных отношений» (Фольклорный архив филологического факультета СПбГУ (далее: ФА СПбГУ), Полевые отчеты)) (зять — тесть, дед — внук, отец — сын, дядя — племянник) совместно используют лесную охотничью избушку и разработанные вокруг нее лесные путики или ловят рыбу на тонях — местах устойчивого клева (речных ямах и заводях)(Ср.: «“Собственные» племянники, сыновья, зятья мужчины — это родственники, которые в определенной мере были подчинены ему, оказывали поддержку в вооруженных конфликтах, отдавали часть охотничьей добычи и т. п. Чем больше было у мужчины близких родственников и свойственников — молодых мужчин, тем выше был его престиж и выгоднее его положение в той возрастной группе, к которой он принадлежал». (Артемова О.Ю. Первобытный эгалитаризм и ранние формы социальной дифференциации // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 49.)) . Как избушки с путиками, так и тони — неприкасаемая наследуемая собственность рода: путики даже отмечены на деревьях владельческими знаками рода. Любые посягательства на добычу на Путине, ловля на тоне вне очереди, а тем более съем улова — жестко наказуемые по обычному праву преступления (вплоть до мучительной смерти: пойманного с поличным злостного вора привязывали в лесной глуши к муравейнику или просто топили). Расширение географии охотничьего промысла возможно только за счет увеличения социальной валентности рода, например через свойственные связи. Трудовой резерв активируется обращением за «помочью»: чем шире сеть родственников и свойственников, тем эффективнее помощь при сенокосе или строительстве дома. Особенно это было важно в критических ситуациях — при болезни или гибели кормильцев. Пространственная мобильность (торговля, промысловые походы, отхожие занятия, праздничные гостьбы) также обеспечивалась широтой социальной сети нужны были места ночлега, питания и отдыха. И в современных условиях мегаполисов многие выбирают место работы или учебы с учетом фактора родственников, проживающих в том или ином городе. Родственная «выгода», сама по себе являющаяся интереснейшей темой для исследования российской повседневности, представляет собой благо, обретаемое в результате удачных браков. Каковы же способы стяжания этой ценности? Понятно одно: полагаться на взаимное чувство молодых в столь многоходовой экономической задаче вряд ли кому-то из отцов хозяев приходило в голову.
В относительно богатом районе Русского Севера — бассейне реки Мезени — бытует пословица, характеризующая брачные стратегии родов: «Плохое бревно против течения не потянут». Впервые я услышала ее от моего знакомого в селе Жердь, с гордостью говорившего так о своей жене, переехавшей к нему из села, расположенного ниже по течению. Я не сразу поняла, чем гордился мой собеседник. Метафора женщины-бревна не раскрывалась в моем сознании. На разгадку метафорических связей потребовалось время. Подсказкой послужил синонимичный вариант «Хорошее бревно вниз по Пёзе не поплывет». Деревни, расположенные по берегам Мезени и ее притоков Пёзы Вашки и др., вписаны в территориальную статусную иерархию. Иерархия значимости рек (Мезень престижнее Пёзы и Вашки) связана с размером реки и полно-водностъю. Родовитость и богатство сосредоточеныв низовьях рек. Жители верховий, например «дикой Пёзы», по мнению жителей низовий, бедны и необразованны. Отчасти эта иерархия отражает векторы колонизации Архангельского края (.новгородцы сначала поставили свои погосты и городки на больших «щелях» (горках) по берегам больших рек), а также логистику мореплавания — развивались села, близкие к устью Мезени, — за счет торговли и морской охоты. В заинтриговавшей меня пословице образ течения воды к морю соединен с образом невесты как передвигаемого блага. Когнитивный двигатель пословицы работает на принципе трудности добычи блага. «Хорошее» бревно нужно перетягивать против течения, «плохое» приплывет само. Ценность невесты заключена не столько в ней самой, сколько в том, откуда она родом. «Нижние» невесть поопределению престижнее «верхних». Пословица представляет точку зрения мужского рода, принимающего, «передвигающего» благо. С помощью пословицы можно похвалить(ся) или похулить супругу. Однако и женский род заинтересован в повышении статуса за счет брака. Именно в этих категориях потери — приобретения и ведутся переговоры между родами. Кроме территориальной ценности курс валют обмена учитывает:
- знатность рода в пределах одной деревни (на Мезени роды в деревне оцениваются по времени прихода, то есть освоения здешних территорий новгородскими ушкуйниками в XV веке — примерно с этого времени и помнят свои роды здешние крестьяне). Иерархия знатности постоянно воспроизводилась в последовательности выхода девиц и молодок в летних хороводах — богатая девушка-невеста из вновь прибывших (лет сто двести назад) не могла рассчитывать на место в первых рядах хоровода;
- богатство хозяйства, которое у всех на виду. В северно-русском свадебном ритуале существовал очень практичный этап, который так и назывался — «смотреть место», когда свойственники смотрели двор будущего мужа на предмет оценки его благосостояния. Правила аудирования позволяли заглянуть во все закрома и кладовые, а проверяемые шли на уловки и хитрости, чтобы пустить пыль в глаза аудиторам;
- «славу невесты» — ее репутацию честной, работящей, бойкой или послушной (матримониальный маркетинг и приемы PR крестьянского рода подробно описывает в своей статье Юлия Мариничева (см. с. 75—103 настоящего издания);
- количество подарков невесты роду мужа и подарки жениха невесте;
- размер и качество -«обойного (приданого), которое было неотделяемой собственностью жены и не переходило в распоряжение рода мужа при любых формах прекращения брака (смерти мужа до рождения детей или. например, уличении супругов в «недостойности»).
Даже беглый взгляд на стратегии заключения брака в деревне показывает, что личные качества невесты и жениха лишь один и далеко не самый плавный критерий в сложной социальной интеракции, цель которой — достижение максимальной выгоды для рода. Успешное сватовство (которое и дало название ритуалу — «свадьба») — переговоры, построенные на равности и паритетности обмена, при котором знатность одного рода обменивается на богатство другого, размер социальной сети — на «славу», «собойное» — на подарки, личная репутация красавицы-славутницы и ее трудоспособность — на благорасположение свойственников. Подарки предъявляются на свадебном ужине — гости пляшут, тряся подарками, а недополученные дары останутся поводом для пожизненных упреков. Ресурсы в крестьянском хозяйстве находятся во владении и пользовании всех членов рода, старший — большак — лишь распоряжается имуществом всех, не стяжая себе особых благ, кроме символических (он первый начинает трапезу, ему первому кланяются и др.). Он не владелец, а менеджер, ответственный в данный момент за благосостояние рода, ему и делегируется манипулирование ресурсами рода (материальными и символическими)(Об этом свидетельствует гот фант, что в случае нерадивости хозяина члены его семьи обращались к деревенскому сходу, который мог принять решение о назначении большаком более добросовестного члена семейства ( Громыко М. М. Русские: семейный и общественный быт. М., 1989)) . В крестьянском хозяйстве прирост и сохранение благ наиболее эффективно достигаемы за счет родственно-свойственных связей.
Заканчивая характеристику образа власти крестьянского «дома», нужно сказать, что я описывала не отдаленное прошлое, а состояние дел, о котором мы узнали в результате более чем двадцатилетних фольклорно-антропологических экспедиций СПбГУ на Русский Север. А значит, речь идет о моделях, актуальных или в недавнем прошлом, или по сей день в регионах, расположенных на расстоянии 1000—2000 километров от обеих российских столиц.
ДИНАСТИЧЕСКОЕ ГОСУДАРСТВО: СОРЕВНОВАНИЕ И СЛУЖБА
«Королевский дом», или династическое государство, по мнению П. Бурдьё, на начальной стадии формирования воспроизводит конвенциональные схемы распоряжения экономическими и символическими ресурсами крестьянского «хозяйства». Древние цари или князья распоряжались почестями и материальными благами сакрального происхождения. «Жертвенная формула (кормления мертвых. — И. В.) в староегипетской редакции говорит, что царь и кто-либо из богов <…> дают умершему определенные блага. Репертуар этих благ со временем расширялся, однако основу его состовляют продуктовые жертвы. Именно их перечень первоначально назывался “выхождением голоса» (pr.t-xrw), то есть “произнесением вслух”, “возглашением», и лишь позднее это название распространилось на весь комплекс благопожеланий, в том числе и не имеющих отношения к насыщению. Как видно по многочисленным изображениям ритуалов, жертвенную формулу по свитку папируса зачитывал Xr(j)-H(A)b(.wt) — “жрец праздничных книг” (это, собственно, и было “возглашением»). Вместе с формулой как ее продолжение зачитывались и списки жертв, в развитом Старом царстве включавшие до ста наименований; таким образом, рацион мертвого был весьма обширен»(Большаков АО. Человек и его двойник. СПб., 2001 С. 52. Цит. по: сайт «Египтологический изборник» URL: http://www.egyptology.ru/ scarcebooks.htm#4) . Из этого описания службы «кормления умерших» ясно, что в Древнем Египте царь (фараон) имел доступ к благам и распределениям их наравне с богами. В Древней Греции благо, достающееся царю, имело божественное происхождение, именно право на него и выделяло царя из ряда обычных смертных: «В Древней Греции только цари имели право на почести, определяемые “как достоинство божественного происхождения, которое жребий приносит лицу царского рода; в это понятие входит не только власть, но и почетные привилегии, а также соответствующие материальные блага”(Бенвенисг Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. Пер. сфр./ Общ. ред.,вст. ст. Ю-С, Степанова, коммент. Ю.С. Степанова, Н.Н. Казанского М., 1995. Гл. 5: Честь и почести, Гл. 17: Безвозмездность и признательность. С. 275.) .
Тем не менее при всей сакральности и ограниченности блага именно в династическом государстве в социальной практике появляются элементы соревновательности при доступе к благу. Возникают локусы, специально предназначенные для соревнования, — демонстрация успеха. Распределение мест за пиршественным столом конунга или князя было строго иерархическим, поднесение яств и питья воспроизводило последовательность социальной иерархии. Обнесение на пиру — повод для уныния и обиды героя в эпических произведениях. Именно пир становится площадкой агона воинов. Похвальба и похвала на пиру — лаудационные приемы социальной мобильности дружинников и богатырей. В воинском служении князю взыскуются награды и слава. Князь, царь — распорядитель имений и гарант славы воина, и его право манипуляции благом нуждается в подтверждении сакральным авторитетом. «…Ахилл насмехается над Энеем, который идет на него: “Думаешь ли ты, что этот бой даст тебе право царствовать над Троей и наследовать ƬƖμή Приама?”» (Ил. 20, 180) — выражение связывает ƬƖμή с исполнением царской власти, так что именно цари (βαϭƖήέϚ) обладают в числе других привилегий ƬƖμαί — почетным местом, первенством, обилием мяса и полными кубками (Ил. 12, 310). Не только почести, но и материальные блага, связанные с положением басилея, определяются по жребию. Каково же происхождениеƬƖμή? Поэт говорит об этом открыто: “ƬƖμή (царя) от Зевса, и Зевс ее любит» (Ил. 2., 197), т. е.ƬƖμή божественного происхождения» ( Бенвенист Э — Словарь индоевропейских социальных терминов. Гл. 5: Честь и почести. Гл. 17: Безвозмездность и признательность. С. 274.) .
Выбор Зевса и других богов определял исход соревнования в Олимпийских играх и победу в битвах в греческой цивилизации — собственные достоинства соревнующихся меркли перед священным избранничеством. Лавровые венки, людские почести и т. д. были лишь людскими свидетельствами божественного выбора. «Королевский», или династический, дом как образ власти представляет собой наследуемое право манипулировать общественным благом божественного происхождения, но при этом князь или царь были окружены служилыми людьми. Среди княжеского/царского окружения идет соревнование за награды и почести, но и сами князья вынуждены подтверждать свое право на власть в битве и походах. Так, например, древнегреческие герои (дети богов и людей) могли претендовать на звание царя, носителя ƬƖμή, — легитимность подтверждалась победой, доставшейся избранникам богов как маркер царского достоинства. «Военно-колонизационное лидерство, будучи связанным с архаической организацией (отрядом юношей-воинов), перерастая во власть — долгое время неформальную — конкурирующих знатных предводителей, приводит к разрушению и отмиранию традиционной системы» (Афанасьев М.Н. Клиеителизм: историко-социологический очерк // Восток. Альманах. № 4 (16). 7004 Алрель. Цит. го: сайт «Ситуация в России». URL http://www.sityatioii.nj/app/ j_art_383.htm) .
Появление конкуренции, духа соревновательности, пусть и освященного, делает социальную мобильность нормой. Постепенно в недрах европейских династических государств с их единовластием и правом наследования по майорату (Указ о единонаследии Цит. го: Материал из Википедии свободной энциклопедии. URL http://ru.wikipedia.org/wiki/ Указ о единонаследии) возникает компенсирующая наследственные притязания родственников прослойка специалистов — легистов, облатов, дворян. Они не обладали правом наследования материальных богатств «дома» и знатности, но получали блага за компетентное служение (первыми «экспертами» европейских монархов были образованные монахи, не имевшие наследников). В России Указ о единонаследии Петра I (1714 год) вынудил дворянских сыновей, оставшихся безземельными, поступать на государственную службу. Издавая указ, Петр добивался защиты крупных землевладений от дробления, а дворянского сословия — от обнищания. Кроме того, право на наследство, закрепленное только за одним сыном, не обязательно старшим, вынуждало его братьев исправно служить на государственной службе.
В таком государстве складывается иная, кроме традиционной матримониальной, стратегия социальной мобильности — система службы и подготавливающая к ней система образования. Прослойка специалистов/экс-пертов формирует современное представление о государстве на основе презумпций римского права и преимущественно ненаследственном праве на власть. Конвенции поощрения в российской истории Нового и Новейшего времени связаны со стратегиями социальной мобильности нематримониального, экспертного, типа.
КАНОН ЛАУДАЦИИ В КОНТЕКСТЕ СМЕН СТРАТЕГИЙ СОЦИАЛЬНОЙ МОБИЛЬНОСТИ
«Благодарность» наряду с похвалой, почестью входит в парадигму конвенциональных актов лаудации, будучи при этом чуть ли не самым рутинным и бессознательным из них. Благодарность, по определению современных словарей, во-первых, «чувство признательности за оказанное добро», во-вторых, «выражение этой признательности». Третье значение слова из словаря Ушакова помечено как разговорное и эвфемистическое — «взятка». Между чувством и коррупционным актом располагается норма благодарения. По мнению Эмиля Бенвениста, «помимо нормального процесса обмена, когда одна вещь дается в обмен на другую, имеется и другой вид обмена — кругооборот благодеяний и признательности, когда нечто отдается безвозмездно, предлагается в знак “благодарности”» (Бенвенист Э Словарь индоевропейских социальных терминов. Гл. 17: Безвозмездность и признательность. С. 143.).
Словарь Ушакова игнорирует значение благодарности как жанра речевого этикета, меж тем императив воспитанности диктует благодарение даже в том случае, если вы не испытываете никаких положительных эмоций по поводу «благодетеля». Лингвисты М.В. Китайгородская и Н.Н. Розанова относят благодарность к современным этикетным жанрам наряду с приветствием, прощанием, извинением и пр. (Китайгородсная М. В., Розанова Н.Н. Речь москвичей: Коммунинативно культурологический аспект. М., 1999. С. 262.) Известно, что слова «благодарность» и «спасибо» имеют относительно позднее происхождение. В словаре «Живого великорусского языка» В. Даля слово «благо» описано через прилагательное «благий», которое «выражает два противоположных качества: церк. стар., а частью и ныне: добрый, хороший, путный, полезный, добродетельный, доблестный; в просторечии же: благой, злой, сердитый, упрямый, упорный, своенравный, неугомонный, беспокойный; дурной, тяжелый, неудобный». Очевидно, что сложносоставные слова с корнем «благ-» восходят к церковно-славянскому значению. «Спасибо», как известно, является стяжением выражения «Спаси Бог». Благопожелание «Спаси Бог» служило этикетным ответом на любое благодеяние.
Церковное происхождение «благодарности» подтверждает и тот факт, что формы выражения благодарности не частотны в так называемом традиционном фольклоре (Так, по наблюдениям Александра Маточкина, в похоронных причитаниях, хранящихся в ФА СПбГУ, есть тольно одно употребление «я даю тебе большое спасибо», хотя в рассуждениях своих информанты считают, что похоронный причет и есть одна из форм благодарения покойному. Свадебное причитание знает форму упрека «не спасибо тебе, родна матушка». (Доклад А.А. Маточкина «Я даю тебе большое спасибо»: практики благодарения умерших» на XL Междунар. филолог конференции СПбГУ 14-19 марта 2011 г )). . В книге «У истоков этикета» А.К. Байбурин и А.Л. Топорков не обсуждают генезис благодарности, а авторитетная этнолингвистическая энциклопедия «Славянские древности» не содержит статьи «Благодарность». Русские и славяне, конечно, знали канон благодарения, но это был церковный канон — формы выражения признательности Богу за блага: благодарение после принятия пищи, благодарение за всякое благодеяние Божие, благодарственные молитвы и молебны.
Моя благодарность деревенским жителям в экспедициях в Архангельской области не раз наталкивалась на реакцию в форме очередной пословицы-загадки: «На том свете угольками сочтемся». Мое недоумение по поводу процедуры подобного расчета удивило в свою очередь собеседников, поскольку для них их ответ был эквивалентом нашего «Не за что». Но объяснить происхождение пословицы мне смогли без затруднений. В регионе, населенном еще недавно старообрядцами, родственники регулярно поминают покойного на кладбище каждением могилы. Окончательная мера значимости поступков человека определяется количеством поминальных служб, или в конечном счете количеством угольков. Мне предлагалось отложить взаиморасчет на некоторый срок, что, впрочем, не отменяло немедленного принятия дара, например бутылки за перевоз.
По концепции «ограниченного блага» в крестьянском обществе любые формы несанкционированной ритуалом похвалы опасны как угроза существующему распределению блага. «Справедливый» баланс распределения контролируется социальным механизмом зависти и сглаза. В совместной с Юлией Мариничевой статье «“Жаба тебе в рот”, “фига в кармане” и другие способы ответить на похвалу» (См. с. 51-72 настоящего издания. Доклад А.Б. Мороза (РГГУ, Москва) «Фольклорная . история Каргополя: соборная колокольня» 23 марта 2011 г. на постоянно действующем семинаре «Антропология города и городской фольклор» факультета антропологии ЕУСПб. Пушкин А.С. Исторические анекдоты // Пушкин А.С. Полн, собр соч.: в Ют. М.;Л„ 1951. Т. VIII С. 93.) нами анализируется восприятие похвалы как агрессивного магического действия. При тотальном запрете на повседневную похвалу деревенские жители не знают удержу в ритуальной лаудации, например девки-«хваленки». Репутацию-«славу» девушке создают к моменту вступления в «пору», увеличивая ее символическую капитализацию и, главное, капитализацию стоящего за ней рода. Так похвала работает на матримониальную стратегию социальной динамики рода.
В общих чертах традиционную культуру можно назвать зоной строго ритуализованной лаудации, где благопожелания. благодарности и похвала делегированы по преимуществу потусторонним силам. Величание двора хозяина, приравниваемое к благопожеланию, позволительно только пришедшим издалека «колядовщикам» и «волочебникам» в святочных и прочих обходных обрядах. Возможна благодарность Богу: за спасение на море и избавление от эпидемий/эпизоотий ставятся обетные кресты, часовни и храмы, приносятся пелены и приклады. Культ «предков», кажется, не балует их эмоциями, но задабривает баней и пищей в ожидании от них богатого урожая и прочих благ (во всяком случае так представлена логика календарных обрядов у В.Я. Проппа в «Русских аграрных праздниках»). В логике «дома» происходит перераспределение «ограниченных» экономических и символических благ хозяевами. Благо приобретается как результат соблюдения правил коммуникаций с силами и божествами. Никто из благоприобретателей не должен стремиться демонстрировать благо как результат своих усилий или хвалить/поощрять чужие блага.
«БЛАГО»: СНЯТЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ
Появление публичных жестов лаудации в русской культуре связано с секуляризацией источника благ, произошедшей в основном в XVIII веке. Право на управление благами узурпирует у сверхъестественных благодетелей мирская власть. Процесс тотальной секуляризации иллюстрирует описываемый А.Б. Морозом курьезный случай ориентации соборной колокольни в Каргополе (Вурдьёв От «нсролевсного дома» к государственному интересу: модель происхождения бюрократического поля //S/A’2001. Социоанализ Пьера Бурдьё. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социолог ии РАН. М.; СПб., 2001. С. 146.). Колокольню срочно возводили к планируемому приезду в город Екатерины II прямо в створе Петербургского тракта, откуда ожидали кортеж императрицы. Установленный крест повернули «лицом» к прибывающей императрице и поперек всех остальных крестов на куполах древних соборов, ориентированных с запада на восток. Курьез курьезом, но пример указывает, откуда отныне строители ожидали «великия и богатыя милости». Государи используют множество форм для изъявления милости: от шуб и кафтанов до земель, крестьян и т. д. Большинство форм поощрения имели материальную ценность — табакерки, драгоценные вензеля, перстни. Первые медали изготавливались из монет разного достоинства.
При Елизавете было всего три фрейлины. При восшествии Екатерины сделали новых шесть — вот благодаря какому случаю. Она. не зная, как благодарить шестерых заговорщиков, возведших ее на престол, заказала шесть вензелей, с тем чтобы повесить их на шею шестерых избранных. Никита Панин отсоветовал ей сие, говоря: это будет вывеска. Императрица отменила свое намерение и отдала вензеля фрейлинам (Недаром «соревнование» имеет тот же корень, что и «ревность». Этимологически связано с «рвением» (от «рвать») — «горячим усердием, прилежанием». (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1956. Т. 4.)) .
Вряд ли стоит сомневаться, что вензеля были драгоценными. Бурдьё в уже цитированной статье замечает, что в династическом государстве «власть покоится на личных и аффективных связях, определяемых социально как верность, любовь, доверие — отношениях, поддерживаемых постоянно, в том числе и посредством “щедрых жестов»» (Словарь русского языка XVIII века, я, 1985. Вып.2.) , в эпоху служения взыскуют положительной эмоции властителя (благодарности, любви, доверия), которая легко конвертируется в материальное поощрение. В работу системы перераспределения благ включается еще одна шестеренка передачи — эмоциональная. Теперь доступ к благу возможен через стимуляцию любви распределителя благ. Клиент/взыскующий старается быть «хорошим», соревнуется за любовь и благодарность с соперниками. Своими поступками и прилежанием он стремится выделиться среди прочих, обратить на себя внимание патрона. Патрон, в свою очередь, испытывает к отличившемуся клиенту любовь/признатель-ность/благодарность и конвертирует свою эмоцию в награду и дар. Далее очередь клиента эмоционально реагировать на внимание патрона. Круг замыкается, взаимные положительные эмоции и награды подкрепляют привычку соревнования и стяжания, вырабатывается условный рефлекс оценки. Словарь русского языка XVIII века фиксирует около 300 словообразований с корнем «благо», из которых 10 сложносоставных слов с корнем «дар». По контекстам словоупотреблений можно описать схему благодарственного канона в высокую эпоху русского «королевского дома». Благодарность адресуется «бенефициарию», коим может быть как одушевленный объект (например, некий господин Эпинус или гвардия), так и неодушевленный (стольный град), а также авторитеты сверхъестественные (Господь, судьба). Благодарили в XVIII веке за полученную полтину, проявленные все тем же господином Эпинусом «остроумие, ученость и прилежание» (похоже, что господин Эпинус — прототип школьных отличников), уместное молчание, угощение, милость государскую и исправность в марше. Благодарность выражали символически: в письме, поцелуем, «держанием стороны», томным голосом, лобызанием, молебствованием, слезами, праздником; а также материально: «петухами там, куры и цыплята. Хотя мала тебе такая плата» . Испытывают и изъявляют благодарность субъекты не только индивидуальные, например наемный лакей и государь, но и коллективные — «ученый свет», который обратил внимание на господина Эпинуса. Благодарность используется в публичном пространстве как символическая форма поощрения не только государем, имеющим, как помазанник Божий, доступ к благу, но сенатом от лица подданных (22 октября (2 ноября) 1721 года Петр по прошению сенаторов принял титул Отца Отечества, Императора Всероссийского, Петра Великого:«.. .помыслили мы, с прикладу древних, особливо ж римского и греческого народов, дерзновение восприять. в день торжества и объявления заключенного оными В. В. (Ваше Величество. — И. В.) трудами всей России столь славного и благополучного мира, по пропитании трактата оного в церкви, по нашем всеподданнейшем благодарении за исхадатайствование оного мира, при несть свое прошение к вам публично, дабы изволил принять от нас, яко от верных своих подданных, во благодарение титул Отца Отечествия, Императора Всероссийского, Петра Великого, кан обыкновенно от Римского Сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены и на статуахдля памяти в вечные роды подписаны» (Прошение сенаторов царю Петру I. 22 октября 1721 года). Цитпо.: Петр |. Материал из Винипедии -свободной энциклопедии. URL: http://rn.wikipedia.org/wiki/rieTpJ). Вслед за ними в поле перераспределения символических и материальных благ вовлекаются ученый свет и круг институтов — образовательных, государственных и др. В приватном общении изъявление личной благодарности становится общей конвенцией. Развитая система этикета и учтивости расценивается П. Бурдьё как «инструмент социальной регуляции» в процессе формирования класса «интеллектуалов». Чем могут обмениваться служащие за взаимные услуги? Их материальный ресурс ограничен, а потребность в социальной поддержке в динамичной системе велика. Разумеется, подарками-сувенирами (так возникает великий дарообмен в тезоименитства, юбилеи службы и т. д., вплоть до корпоративных одариваний по случаю 8 Марта и 23 февраля), а также любезностями: похвалой, комплиментами, благодарностями, благопожеланиями.
Распространение в XVII—XVIII веках окказиональной поэзии, заимствованной из Западной Европы и католичества посредством Симеона Полоцкого и его школы, сформировало практику публичных поздравлений с Рождеством, Пасхой, днями рождения и именинами. Поздравляли в стихотворной форме в основном дети — родителей. Некоторые дети действительно были в состоянии написать рифмованные поздравления, но чаще тщательно переписывали сочиненные гувернерами или просто популярные стихи. По замечанию Е.В. Душечкиной, «одной из устойчивых тем детских поздравительных стихотворений является выражение любви и благодарности родителям: ‘‘Осталось лишь благодарить/ Вас поцелуем жарким”» (ДушечкинаГ. В Сборники детсних поздравите/ьныхстихов XIX вена // Детский сборник Статьи по детской литературе и антропологии детства / Сост. Е В. Кулешов, И. М.Антипова, 2003. С. 25.). Стихи писались на дорогой бумаге и вручались в торжественной обстановке в присутствии всех домашних. В публичном пространстве культуры Нового и Новейшего времени лаудация составляет искомую форму социального признания. От тронных дворцовых, гимназических актовых залов до домашних гостиных — всюду воспроизводится одна и та же процедура вручения знаков признания. Благо, материальное и символическое, попав в распоряжение бюрократической власти, черпается не из метафизического источника. Одновременно с изменением месторождения снимаются и ограничения на использование. Как будто запущен механизм символической девальвации. Благодарности и поощрения многократно воспроизводятся в повседневном этикете и ритуалах службы, потеряв материальное обеспечение «твердой валютой».
Все основные компоненты канона лаудации были сформированы в Новое время. В похвале и почестях нуждаются те, чей социальный успех зависит от общественного/государственного признания. Поощрение и похвала — новые инструменты социальной динамики. Поскольку материальные ресурсы власти недостаточны для того, чтобы поощрить массовое общественное служение государству, в ход пускаются бумажные ассигнации: драгоценные вензели и медали заменяются похвальными грамотами и бумажными благодарностями. В результате открытого ресурса символической валюты формируются массовая эмоциональная потребность в поощрении и когорта бенефициариев. В этой ситуации потребовался иной, кроме личной верности, выигранной битвы или построенной новой гавани, повод для ее изъявления. В поле поощрения недоставало массовых поводов. Первые всероссийские юбилейные площадки (столетний юбилей Пушкина и особенно трехсотлетний юбилей дома Романовых) апробируют канон лаудации. Дом Романовых принимает почести и расточает их в виде подарочных изданий, грамот, юбилейных обедов и их меню. «Экспроприировав» у сверхъестественных сил право на производство блага, поздний «королевский дом» подготовил почву для сомнения в праве монопольного владения благом.СОВРЕМЕННЫЙ КАНОН ЛАУДАЦИИ
По наблюдениям лингвистов в современной русской языковой среде «маленькие дети достаточно рано усваивают формальные лексические маркеры вежливости: «здравствуйте» и «до свидания”, “пожалуйста” и “спасибо”, “извини” и “прости”, “я больше так не буду” и “можно выйти из-за стола?”» (Современный руссний язын: Социальная и функциональная дифференциация № ,2003. С. ЗАО.) . Воспитанные дети благодарят за угощение, гостинцы, подарки. Не успевают они вырасти, как их самих начинают благодарить, поощрять и хвалить дипломами и благодарностями. В первую очередь награждают бенефициариев грамотами система образования и армия, но также спортивные и общественные организации, иные государственные ведомства («Грамота, благодарственное письмо, диплом,похвальный лист, сертификат, свидетельство -это неотъемлемые атрибуты торжественных церемоний. Кроме того, наградные документы — важные детали фирменного стиля. Эти носители фирменной символики размещают в качестве украшений в офисах и домашних кабинетах. Следовательно, к дизайну и качеству подобной продукции следует относиться с особым вниманием». URI: http://polltech.ru/conteny gramota-blagodarstvennoe-pismo-pokhvalnyi-list.) .
Лаудационный канон получает визуальное оформление. На похвальных листах с середины XIX до середины XX века изображают благодарствующих персон. Медальоны и картуши с портретами деятелей русской культуры, членов императорской фамилии сменяются профилями Ленина — Сталина. С 1956 года со школьных грамот исчезают портреты вождей, в орнамент гербовой бумаги почему-то вплетают бабочек или хоккеистов. Благодарят и награждают и за «отличные успехи и примерное поведение» (одно без другого, видимо, представляется невозможным), и «за многолетнюю пропаганду научно-технических знаний среди молодежи», и «за победу в соцсоревновании». Процедура публичного вручения наград усваивалась непривычным к ней населением аграрной страны не сразу. Так, в воспоминаниях жительницы Индоманской волости (Вашкинский район Вологодской области) живо предстает конфуз публичного действа. После тяжелых работ на «укреплении прифронтовых рубежей» юные работницы скопили некоторое количество общих денег, которые хранили в жестяной банке. Банку накрепко привязали к руке самой надежной девушки, чтобы «общак» не украли. Землячки решили посетить незнакомую им церемонию вручения наград за труд. И, как ни странно, выбранная ими за надежность хранительница банки была названа среди награждаемых:
В Вытегоре в центре площади был установлен стол, покрытый кумачовой скатертью. Здесь и собрали всех, кто работал на укреплении прифронтовых рубежей. Провели награждение лучших. Индоманским девчонкам была любопытна данная церемония, на которой они присутствовали впервые, но и хотелось, чтобы поскорее все закончилось — и домой. Подруги успели еще покрепче привязать к руке Марины банку, чтобы, не приведи бог, не потерялась в такой толпе. И вдруг выкрикивают: «Богданова Марина Николаевна». Все они поначалу испугались, словно оглушенные раскатом грома, а затем судорожно начали отрывать от Марины банку. Она и сама суматошно трясла рукой, чтобы освободиться от этого груза. Но несчастная банка словно прилипла к ней. Растерянную, ее уже вытолкнули из толпы. И только сделала она несколько шагов, банка грохнулась на камни площади и, подскакивая, покатилась прямо к луже. Под раскаты «ха-ха-ха» она металась: то ли награду получать, то ли за банкой бежать. И получив почетную грамоту, она все же незамедлительно вытащила из лужи общую кормилицу (Музей биографий. Русская провинция. XX в. СО. СПб., 2002.) .
Сложившийся в советский период и унаследованный постсоветской эпохой канон лаудации требует квалификации совершенного лицом или группой поступка или демонстрируемого поведения как блага. Квалификация осуществляется от лица институции (чаще всего государственной), причем прежде всего благо представляет собой служение государству по долгу: исполнение воинской обязанности, прилежание в процессе образования, достижения в научной или иной профессиональной сфере. Системой поощрения стимулируется чрезмерное, «отличное» исполнение долга. Власти предержащие оценивают личность или группу, тем самым экспроприируя их деяния в свою пользу. Сознание этой пользы и взыскание оценки становится само собой разумеющейся конвенцией. В логике «династического государства» в частном порядке, преимущественно материально властитель поощряет клиента в знак благодарности (личной положительной эмоции) за верность и преданность. «Государство концентрирует различные виды капитала, разные формы власти, а также материальные и символические ресурсы (деньги, почести, звания, милости и незаконные льготы) в руках короля, и тот может — посредством избирательного перераспределения — устанавливать и поддерживать отношения зависимости (клиентелы) или, сверх того, отношения личной признательности и таким образом упрочивать свою власть» (Бурдьё П. От «королевского дома» к государственному интересу: модель происхождения бюрократического поля. С.160.).
В бюрократическом государстве институционально (через педагогический или трудовой коллектив. военное командование) публично и сим волически поощряется компетенция современных «легистов». Лаудация вызывает положительную эмоцию не награждающего института по отношению к индивидууму (педколлектив, командование, спортивное судейство — не самые аффективные институты), а самого награждаемого, конструируя клиентарный тип отношений: мы находимся в эмоциональной зависимости от хвалящего. Сформированная культурой потребность в признании зиждется в современной отечественной культуре только на внешней оценке. Меж тем психологи предупреждают об опасности «нереалистической самооценки — самооценки, построенной только на основании суждений окружающих и утратившей связь с реальными способностями, знаниями и умениями человека» (Маслоу А. Мотивация и личность. СПб., 1999. Цит. по: сайт «Познай себя» URL http:// poznatsebya. com/psylib/books/masla01.). Человеку необходимо сознание собственной компетенции, которое обеспечивает чувство уверенности и свободы. Принимая поощрение в публичном пространстве, мы вписываем себя в парные отношения «поощрение —демонстрация слабости», где патрон (государство через свои институции) имеет право нас поощрять, манипулируя благом, нами же и произведенным. Научиться производить благо не только ради взыскания оценки, но и для достижения состояния самоактуализации (А. Маслоу) и признания равных — способ выхода из клиентарной зависимости.