Инна Веселова (ДЛЯ ТЕХ, КТО ЛЮБИТ ТЕОРИЮ)
Публичный поощрительный канон как система почестей и наград, расточаемых государственными и частными инстанциями гражданам и институциям, реализуется в современной российской культуре в череде разнообразных практик, жанров и жестов. Под лаудацией ( laudatio, onis — хваление, похвала:
- доброжелательное показание на суде, защитительная речь;
- похвальное слово, надгробное слово;
- благодарственный адрес (наместнику, отправляемый римской провинцией в сенат).
См.; Петрученно О. Латинско-русский словарь. Репринт IX изд. 1914 г. М., 1994. С. 357-358.) я понимаю весь комплекс публичных и интимных практик восхваления, почести и признания/признательности, которые направлены на создание и перераспределение символического блага. С раннего детства нам вручают призы и грамоты, нас награждают кубками и вымпелами; подрастая, мы обнаруживаем себя выражающими благодарность, выбирающими среди номинантов достойнейшего. Как входят в нас эти лаудационные привычки? Какие конвенции воплощены в само собой разумеющихся жестах? В чем состоит современный российский лаудационный канон и какова логика его метаморфозы из строго регламентированной нормы похвалы/похвальбы крестьянского общества до бездонного ресурса наград общества постиндустриального?
Познакомившись однажды в архангельской деревне со взрослым, если не сказать старым, человеком 76 лет, искренне гордящимся врученным «Москвой» Чебурашкой ( См. статью «Чебурашка в латроь-клиентских отношениях». С. 105-125 настоящего издания.) , я подумала, что «вручения» разнообразных поощрений имеют пределы понимания. Мой культурный и — в том числе — ритуальный опыт диктовал нормы и правила жестов публичной лаудации. Вручение Чебурашки в качестве награды за труд («А эту Чебурашку это… Это Москва вручает. В честь того, что вот работал на лугу сенокосом. Управляющим. Следил за сенокосом. За труд!») показалось мне в лучшем случае недобросовестной мотивацией (за труд вместо премии выдали игрушку). В худшем — я вынуждена была заподозрить в моем собеседнике нездравую жертву ритуальных ожиданий, принявшую не очень уместный подарок за официальную награду.
Комплекс награды — почести*- похвалы производит и перераспределяет символические ресурсы общества. Любая награда — хотьзолотой перстень, хоть бумажный лист благодарности — не измеряется материальной стоимостью, ее ценность для бенефициария и для культуры определяется деяниями, за которые она получена. К оформлению современного официального канона лаудации, по моему мнению, привела логика развития бюрократического государства, такого, которое Пьер Бурдьё характеризует как «поле сил и поле борьбы, направленных на завоевание монополии легитимной манипуляции общественным богатством» ( Бурдьё П. От «королевского дома» н государственному интересу: модель происхождения бюрократического поля //S/A’2001. Социоанализ Пьера Бурдьё. Альманах Росси й ско-фра н цузского центра социологии и философии Института социологии Российской академии наук. М.; СПб, 2001. С.141.) . Я полагаю, что современное российское государство является бюрократическим. Оно видится мне как социальное пространство, в котором идет соревнование за право перераспределять общее благо (правда, результаты этого соревнования часто предопределены, как в военно-колонизационной дружине). Значимыми далее окажутся категории общего блага и соревновательности. Поскольку лаудация — это механизм манипуляции благом (вручение, награждение, номинация), необходимо описать образ взыскуемого блага, способы доступа к нему и принципы его перераспределения (власть).