Отмеченная прогрессивная динамика семьи связана со множеством объективных и субъективных трудностей, потребность в преодолении которых привела к тому, что начиная с конца 60-х и начала 70-х годов, брак и семья стали предметом специального исследования многих дисциплин, в том числе — медицины и медицинской психологии. Понятия о нарушении семейных отношений, как этиологическом факторе неврозов и психосоматических расстройств у детей и взрослых, семейной диагностике, семейной психотерапии, о семейных отношениях как реабилитационном факторе при нервно-психических и соматических расстройствах прочно вошли в повседневный язык медицины.
В условиях, когда семья должна не просто воспроизводить самое себя в следующих поколениях, а готовить эти поколения к новым, более прогрессивным семейно-брачным отношениям, возникла чрезвычайно актуальная потребность в личностном, медико-психологическом изучении брака и семьи, в поиске закономерностей, на которые можно было бы опереться как в помощи существующей семье, так и в подготовке детей к семейной жизни. Разумеется, такое изучение ни в коей мере не подменяет других сторон изучения семьи. Оно касается прежде всего тесно связанных с проблемой здоровья особенностей «психологического инструментария» семейных отношений, ибо даже любящие и доброжелательные люди далеко не всегда умеют выразить и проявить свое отношение к другому человеку (супругу, ребенку) приемлемым, а тем более — оптимальным, для него образом. Стало очевидным, что декларации необходимости «хорошего брака» не заменяют собой научения психогигиене и технике семейно-брачных отношений, без которого слишком часто оказывается, что «благими намерениями вымощена дорога в ад».
Оценка личностных аспектов брака затруднена тем, что они, с одной стороны, очень субъективны, а с другой — фактические стороны брака обретают то или иное значение лишь в личности и личностном взаимодействии. Одну семью объективные трудности мобилизуют и сплачивают так, что порой ликвидация этих трудностей чревата возникновением или обострением личностных и межличностных проблем. Для другой семьи первые же трудности оказываются непереносимыми и приводят к распаду брака.
Одна из новых функций семьи обозначается как терапевтическая, и с ней связывают удовлетворенность браком [Bernard Л., цит. по: Семья и общество, 1982]. Выделяют две ее стороны: «поглаживающую»—подобно детям, нуждающимся в ласке и уходе со стороны родителей, каждый из супругов нуждается в психологической, эмоциональной ласке и уходе со стороны другого; «резонатора»— способность супруга вдохновлять другого, помогать ему оценивать свои позиции по тем или иным проблемам, способствовать его самореализации и личностному развитию. Невыполнение супругами этой функции приводит к потребности в психотерапии — от «разрядок» и дружеского общения вне семьи до психологического консультирования и семейной психотерапии. Парадокс конкретной семейной ситуации заключается, однако, в том, что в конфликтной семье каждый из супругов уверен в том, что он «поглаживает» и «резонирует» более чем достаточно, но без взаимности. Это подводит к обсуждению прежде всего совместимости. Если оценивать ее, как это часто делает обыденное сознание, через «сходство» или «несходство», то пройде всего возникает вопрос: сходство (или несходство) чего — характеров, интересов, системы ценностей, предшествующих браку брачных установок, привычек и т. д.? Каков бы ни был ответ на этот вопрос, критерии «сходства — несходства» оказываются то слишком поверхностными, то чересчур размытыми, то, наконец, просто «удобными» объяснениями необъяснимого или объяснимого совсем другими причинами. «Мы так похожи» и «Мы такие разные»— звучит одинаково часто при обсуждении как удачных, так и неудачных браков. Не более информативны и сведения о «хороших» или «плохих» чертах каждого из супругов. Они крайне субъективны и изменчивы во времени. То, что вчера было предметом гордости, сегодня становится поводом для раздражения («Он у меня такой хозяйственный!» или «Она у меня прекрасная актриса»— сегодня, а спустя некоторое время: «Он меня в грош не ставит и делает все сам только затем, чтобы показать, какая я плохая хозяйка» и «Я все-таки женился на тебе, а не на театральной сцене!»).
В значительно большей мере проблему совместимости позволяет понять предложенная С. С. Либихом (1982) модель, исходящая из ролевых свойств и ожиданий супругов. Женщину-мать отличает выраженная потребность помогать, защищать, ободрять, поддерживать, спасать и т. д. Она бессознательно предпочитает общение со слабыми, больными, несостоявшимися, потерпевшими неудачу, что нередко определяет и выбор мужа. Слабость мужчины, его потребность в опеке могут иметь значение сексуально положительных раздражителей, определять предпочтительный тип сексуального взаимодействия.
Женщина-дочь испытывает потребность в протекции со стороны мужчины, в общении с которым могла бы чувствовать себя слабой, «маленькой девочкой», предметом внимания и восхищения. Часто предпочитает партнера старше себя, ценя в нем не столько сексуальную силу, сколько опыт, знания, умения, искушенность в ласках.
Женщина-женщина агрессивного типа насмешлива, иронична, стремится одерживать верх над мужчиной, в поведении и ласках которого ее привлекают зависимость, податливость, подчиненность и приниженная робость.
Для женщины-женщины пассивно-подчиненного типа идеал — сильный, властный, овладевающий ею мужчина.
Мужчина-отец склонен к покровительству, нуждаясь при этом со стороны женщины в признании, восхищении, подчиненности и зависимости, «угадывании» его желаний и потребностей.
Мужчина-сын подчиняем, зависим, нередко инфантилен, нуждается в опеке и сочувствии со стороны женщины, часто — неудачник, может быть капризным, ждет всепрощающего понимания своих слабостей.
Мужчина-мужчина агрессивного типа — представитель «силового», насту-пательно-доминантного поведения. Он безапелляционен, решителен, может быть груб в повседневном общении и ласках.
Мужчина-мужчина пассивно-подчиненного типа испытывает симпатию и влечение к «сильным женщинам», любит внешние проявления этой силы, некоторой маскулинности в стиле поведения и одежды; он часто зависим, принижен, склонен отдавать инициативу женщине, в том числе и в сексуальном общении. Типы эти не абсолютны, но формируются довольно рано.
Так, 9-летняя девочка в ответ на вопрос о том, будет ли у нее семья, когда она вырастет, и какой будет муж — отвечает: «Тихий и интеллигентный. Спокойный. У меня характер такой: я буду орать, а он терпеть. Мама тоже говорит — какой у тебя муж будет? Как собачка, я его буду на веревочке водить».
Каждый из этих типов сам по себе не «хорош» и не «плох», а может быть оценен лишь по соответствию ролевым ожиданиям партнера (так, ролевое поведение, описанное в только что приведенном высказывании, будет соответствовать ожиданиям мужчины-мужчины пассивно-подчиненного типа, но едва ли ожиданиям, например, мужчины-отца). Это дает возможность с известной долей вероятности прогнозировать гармоничность или конфликтность партнеров. Степень и адекватность «ролевого знакомства» имеет важное значение для успешности брака, подчеркивает С. С. Либих. Отсюда внимание к длительности добрачного знакомства, периода ухаживания. Короткий период ухаживания не обеспечивает достаточного «ролевого знакомства», а слишком длинный (более 11/2 лет) рискует снизить эмоциональный накал отношений, на первых порах брака в значительной мере обеспечивающий совместимость [Кутсар Д. Я., Тийт Э. А., 1982]. Но длительность добрачного знакомства измеряется не астрономическим, а психологическим временем: одной паре для глубокого знакомства хватает дня, у другой и на весьма поверхностное знакомство уходят годы. Абсолютное и вечное совпадение ролевых типов и ожиданий едва ли автоматически задано на все время брака, который не свободен от стрессов, разницы темпов социального созревания и профессиональной реализации супругов, множества других факторов и обстоятельств, вскрывающих новые особенности ролевого поведения. Решающее значение при этом обретает тип личностного реагирования и преодоления критических ситуаций [Василюк Ф. Е., 1984].
Наконец, личностные аспекты брака в той или иной мере, но всегда являются противоречивыми. Они — дирижер брачных отношений, но они и очень чутко реагирующая на брачные отношения структура, причем нередко хрупкая. Поэтому всякие попытки найти некие абсолютные критерии совместимости и успешности брака вне конкретной семьи по существу не имеют практического смысла. Среди сексуальных дисгармоний, которые могут дестабилизировать брак, ведущая роль принадлежит функциональным нарушениям [Общая сексопатология, 1977: Частная сексопатология, 1983: Свядощ А. М., 1984; Здравомыслов В. И. и др., 1985]. Недостаточная сексуальная культура, игнорирование потребностей и диапазона приемлемости партнера, монотонизация и стереотипизация сексуальной жизни в семье порождают нарушения, которые, по афористичному определению А. И. Белкина: «Импотенция — это болезнь двоих», являются прежде всего результатом нарушенных межличностных отношений супругов.
Особое внимание привлекают медицинские аспекты развода. Развод и здоровье — взаимосвязанные явления [Мацковский М. С., 1982]. У разведенных чаще соматические болезни, алкоголизм, самоубийства, выше смертность от болезней и в 3 раза больше, чем у семейных, подверженность дорожно-транспортным происшествиям. У разведенных мужчин в 7—22, а у разведенных женщин — в 3—8 раз выше, чем у живущих в семье, частота нервно-психических расстройств. В одних случаях это следствие, в других — одно из условий, но взаимосвязанность развода и здоровья бесспорна.
Дети реагируют на развод родителей в зависимости от возраста. В 31/2—6 лет развод родителей вызывает у них чувство вины и самоуничижения. В 7—8 лет они чаще испытывают обиду и злость, особенно — в адрес отца, а в 10— 11 лет чувствуют себя обиженными и заброшенными обоими родителями. Причем на этапе половой гомогенизации, как мы отмечали, реакции мальчиков и девочек различны. Лишь в 13—15 лет переживание распада семьи сочетается с более или менее адекватным пониманием причин развода и своих отношений с родителями. Отсутствие мужского контроля и мужской модели в семье затрудняют личностное и полоролевое развитие ребенка. Это усугубляется тем, что около двух лет после развода женщина обычно чувствует себя подавленной и раздраженной и так или иначе переносит это на общение с ребенком. В распавшихся семьях дети больше, чем в счастливых, но меньше, чем в сохраняющихся конфликтных, подвержены психическим расстройствам.
Наконец, необходимо подчеркнуть, что, хотя семейное функционирование чрезвычайно многоаспектно, медико-психологические его аспекты в возрастающей мере требуют участия врача не только в разрешении ряда связанных с медициной сторон брака, но и в подготовке к семейной жизни.