Представления молодежи о браке итожат опыт прошлого и создают прообраз будущего семьи. Отражая в большей мере желания, чем реальные брачные потенции, они, тем не менее, интересны уже потому, что позволяют уточнить многие стороны подготовки к семейной жизни.
Серьезных исследований в этой области немного. Одно из них выполнено Э. Тийт (1982), и результаты его согласуются с прогнозами развития семейнобрачного института, принадлежащими С. И. Голоду (1984). Девиз «Вступим в брак, так как любим друг друга» постепенно уступает место девизу «Вступим в брак, так как уважаем и любим друг друга». В представлениях об идеальном браке наиболее ценными и предпочитаемыми его свойствами выступают взаимопонимание, уважение, доверие; за ними следуют любовь, нежность, привязанность, которые девушки оценивают выше, чем юноши. Личные качества супругов включают в себя, наряду с общепризнаваемыми честностью, добротой и проч., ряд культурально различающихся черт (интеллигентность или чувство юмора, или традиционные стереотипы маскулинности и фемининности). Рекреативные и прокреативные функции семьи в модели идеального брака преобладают над экономическими. Интересно, что модель идеальной семьи не соответствует прогнозам о симметричной, биархатной семье; женщины, отмечает Э. Тийт, на протяжении нескольких поколений смогли убедиться не только в достоинствах, но и в недостатках симметричной семьи, и их идеал сдвинут чуть назад — к не совсем симметричному, но зато более реалистичному и естественному распределению ролей в семье. Как нам кажется, это расхождение данных Э. Тийт с прогнозами является прежде всего результатом некорректных формулировок прогнозов: симметрия живого всегда не абсолютна, а социально-психологическая симметрия семьи — это не соотношение 1:1, а равные для каждого из супругов возможности личностной (а значит — фемининной и маскулинной, т. е. различной) самореализации; здесь уместнее говорить о золотом сечении, чем о золотой середине. Опрошенные девушки хотели иметь мужественного, с сильным характером, более образованного и активного, чем они сами, супруга, высказывая готовность взять на себя основную часть домашных работ. Высокой ценностью в модели идеального брака обладает отдельная жилплощадь, тогда как моральная поддержка старших, зажиточность, происхождение и социальное положение супруга отчетливо снизились в ценности. Хорошие отношения с друзьями оцениваются выше хороших отношений с родителями супруга. Добрачная девственность все больше утрачивает свое ценностное значение, но супружеская верность остается высокой ценностью. К алкоголизации и курению супруга относятся настолько терпимо, насколько они не нарушают отношений в семье.
Для построения воспитательной работы важны не только представления об идеальном браке, но и то — как они формируются. Мы уже приводили данные Т. И. Юферевой (1980) о представлениях старшеклассников о роли мужчины и женщины в семье. В другом исследовании Т. И. Юферева (1982) сравнила представления учащихся 7—8-х классов, воспитывающихся дома и в интернате. Для воспитанников интерната ценность семьи оказалась по понятным причинам повышенной. Это способствует идеализации ими образа семьянина и отношений в семье. Складывающаяся у них идеализированная модель брака расплывчата и не наполнена конкретно-бытовым содержанием. Вместе с тем, у них существует аффективно насыщенный и четкий образ того, какими не должны быть мужчина и женщина в семье. Это порождает конфликтную систему ролевых требований: завышенные идеалы сочетаются с элементарностью требований к реальному поведению. У растущих в семье идеальные представления о мужчине и женщине связаны с внесемейными сферами жизни и не распространяются на семью. Эмоционально-нравственный аспект отношений мужчины и женщины в семье не входит в число эталонных представлений. В отличие от растущих вне семьи, у них страдает идеальный аспект эталонов половых семейных ролей.
Н. Н. Толстых (1980) подчеркивает, что выявляемые у старших подростков представления о браке и любви как явлениях тождественных наивноидеализированны и требуют известной коррекции. А. М. Прихожан (1980) обращает внимание на то, что в представлениях учащихся 6—9-х классов о семье доминирует инфантильно-эгоистическая требовательность к супругу при явной недостаточности готовности и желания соответствовать его требованиям.
Обсуждая проблему подготовки к семейной жизни, И. В. Дубровина (1980) подчеркивает, что, наряду с формированием нравственного мира личности и представлений о семейной жизни, необходимо обеспечить и формирование особой системы представлений ребенка о себе как человеке определенного пола, включающих в себя специфические для мальчиков и девочек потребности, мотивы, ценностные ориентации, отношения к представителям другого пола и соответствующие этим образованиям формы поведения. Эта чрезвычайно актуальная необходимость, соответствующая основным задачам полового воспитания, сравнительно недавно стала предметом специального внимания исследователей, выразившегося в изучении формирования представлений о маскулинности — фемининности как одного из условий подготовки к семейной жизни. Ранее мы показывали, что эти две формы знания половых ролей не совпадают: декларируемые знания альтернативно противопоставляют маскулинность и фемининность, тогда как реальные — оперируют этими понятиями как взаимодополняющими. Тот факт, что в ходе подготовки к семейной жизни воспитатели апеллируют к обеим этим формам знания половых ролей, побудил нас к исследованию взаимосвязи семейных и полоролевых ориентаций подростков на уровне реального (установочного) знания.
С этой целью мы обследовали 140 подростков, обучающихся в одной из общеобразовательных школ г. Ленинграда: 41 девочку и 29 мальчиков 13—14 лет (8-й класс) и 23 девушки и 47 юношей в возрасте 16—17 лет (10-й класс). В качестве адекватной поставленным задачам была избрана «косвенная» методика семантического дифференциала. По составленному нами и апробированному в экспериментальной и прикладной (медицинской, спортивной) психологии набору преимущественно коннотативных (70 %) шкал все испытуемые шкалировали понятия «я», «моя мать», «мой отец», связанные с супружеством понятия: девочки—«мой будущий муж» и «я как будущая жена», мальчики — «моя будущая жена» и «я как будущий муж». Кроме того, часть испытуемых (12 девушек и 25 юношей 10-классников и 19 девочек и 15 мальчиков 8-клас-сников) шкалировали понятия «большинство мужчин», «большинство женщин» и понятия, описывающие контрастные черты, в обыденном сознании связываемые с маскулинностью или фемининностью: «властность, подчиняемость, сдержанность, вспыльчивость, уверенность, тревожность, рассудочность, эмоциональность, постоянство, изменчивость, агрессивность, миролюбивость». Рассчитывались показатели по факторам оценки (О), силы (С), активности (А), расстояния между понятиями и коэффициенты корреляции (по принятым формулам), значимость различий определялась по критерию Стьюдента.
Уже показатели О, С, А для связанных с семьей понятий свидетельствуют о дифференцированном восприятии подростками родительских и супружеских ролей. Показатель О, указывающий на отношение, принятие, во всех группах выше для матери, чем для отца. Показатель С, связываемый с волевым компонентом, деловой активностью, доминированием, примерно одинаков во всех группах для отца. Мать по этому показателю получила сравнительно низкую оценку у младших мальчиков и девочек и старших мальчиков, у старших же девочек — практически идентичную с показателем С для отца выраженность. Показатели активности (А), трактуемой как психосемантическое отражение общительности, экстравертированности, во всех группах одинаковы и высоки.
Иные соотношения выступают в психосемантических характеристиках образов будущих супружеских ролей. Рассмотрим их на примере старших групп, где они более дифференцированы. Показатель О у мальчиков выше для будущей жены, чем для себя как будущего мужа, показатель С ярко и показатель А умеренно преобладают в характеристике себя как будущего мужа. У девочек показатель О для будущего мужа и себя как будущей жены практически одинаков; показатель С демонстративно преобладает в характеристике будущего мужа, а показатель А для него лишь незначительно выше. Оценивая эти данные, необходимо отметить высокую степень ролевой согласованности образов будущего супружества, особенно — по психологическим параметрам, характеризуемым показателями С и А. В установках мальчиков и девочек будущие супружеские роли характеризуются разными, но не несущими в себе потенциального психологического конфликта соотношениями принятия себя и партнера (фактор О).
Сравнение «я-образов» с образами будущего супружества показывает, что и у мальчиков, и у девочек последнее ассоциируется с более высоким самоуважением (фактор О), несколько большими у девочек, чем у мальчиков, коммуникативными перспективами. Но если у мальчиков образ себя как мужа получает более высокую оценку, то у девочек — примерно такую же оценку по фактору С, как «я-образ». Сопоставление ролей в будущей семье и родительской семье обнаруживает отчетливое их несовпадение и по психосемантическим характеристикам отдельных ролей, и по их соотношению в парах «отец — мать» и «муж — жена». Уже в этих обобщенных данных прослеживается влияние социально-психологического статуса испытуемых на восприятие родительских и супружеских ролей.
Анализ корреляционных плеяд, в отличие от приведенных усредненных показателей учитывающий индивидуальные дисперсии, помогает расширить представления о влиянии образов отца и матери в восприятии подростков на их представления о будущих ролях мужа и жены.
По фактору О плотность корреляционных связей выше в старших группах, особенно между «я-образом» и образами матери и себя как будущего супруга. Во всех группах, кроме младших мальчиков, образ отца «выпадает» из корреляционных связей. Подсистема связей «я — я как будущий супруг — будущий супруг будущее» оформлена только у девочек; при этом в младшей группе образ себя как будущей жены коррелирует с представлением о будущем и образом мужа, но не коррелирует с «я-образом», который ассоциируется с коррелирующими между собой представлениями о муже и будущем. У старших же девочек образ мужа опосредован коррелирующими между собой «я-образом» и образом себя как жены. У девочек, в отличие от мальчиков, представление о будущем коррелирует в обеих возрастных группах с «я-образом», образом будущего мужа и себя как жены.
По фактору С во все корреляционные плеяды включается отец, что хорошо согласуется с приведенными выше данными показателей по факторам О, С, А. У мальчиков при этом из корреляционных связей «выпадает» образ матери; у младших образ отца коррелирует с образом себя как мужа, а у старших — и с «я-образом». Корреляция представления о будущем с образом будущей жены у младших мальчиков сменяется у старших корреляцией с образом себя как мужа. У младших девочек образы будущих супругов прямо коррелируют с образами родителей, у старших образ мужа коррелирует с образом матери. Представление о будущем у младших девочек коррелирует с «я-образом», образами отца, будущего мужа и себя как жены, у старших— лишь с «я-образом» и образом отца. Обращает внимание уменьшение плотности корреляционных связей у старших девочек. У мальчиков, напротив, она увеличивается, а своего рода «стержнем» связей оказывается диада «я — отец». Плеяды по фактору С ярко демонстрируют уже упоминавшееся влияние социально-психологического статуса испытуемых в семье на сопоставление воспринимаемых родительских и представляемых супружеских ролей. У старших девочек это сопоставление несет в себе некоторое противоречие, обязанное высокому принятию матери по сравнению с отцом при ведущем воспитательном давлении со стороны матери, описываемом сочетанием показателей С и А: будущее ассоциируется с образом отца, тогда как образ мужа — с образом матери.
По фактору А плотность корреляционных связей возрастает во всех группах. Четко прослеживается корреляция «я-образа» с образами матери и себя как жены у девочек, себя как мужа — у мальчиков. Во всех группах образ матери коррелирует с образом себя как супруга и лишь у младших мальчиков — и с образом будущей жены. У девочек обеих групп коррелируют образы отца и будущего мужа. Противоречие это между проекцией образов матери и отца на супружеские роли носит внешний характер, ибо речь идет лишь о коммуникативном аспекте этих образов, важном и для мальчиков, и для девочек в подростковом возрасте. У младших девочек представление о будущем коррелирует с ассоциирующимися образами отца и будущего мужа, а также с «я-образом» и образом себя как жены, у старших будущее предстает как опосредованное образами матери и будущего мужа производное всех образов в системе их отношений. У мальчиков, напротив, связь будущего с «я-образом» усиливается, а связь с образами супружества становится полностью опосредованной.
Сопоставляя эти данные с данными Т. И. Юферевой (1980, 1982, 1985), можно заключить, что во многих особенностях описываемых ею декларируемых знаний подростков отражается сложная и многоаспектная половозрастная динамика формирования установочных значений, связанных с супружеством. В одних психологических аспектах образы родителей интернализуются как прообразы будущих супружеских ролей, тогда как в других непосредственное их соотнесение затруднено позиционными эффектами отношений «родители — ребенок». Как можно видеть, у мальчиков и девочек формирование семейноролевых установок во многом различно.
Об особенностях установочных значений маскулинности — фемининности мы судили по расстояниям между обозначающими черты поведения понятиями— с одной стороны и понятиями «большинство мужчин» и «большинство женщин» — с другой, рассматривая величину расстояний в качестве меры приписывания каждой из черт маскулинному и фемининному поведению.
Четкие различия полоролевой атрибуции черт поведения появляются лишь в старших группах. Значит ли это, что младшие испытуемые не дифференцировали поведение по признаку маскулинности — фемининности? Эмпирические данные и данные других наших экспериментов говорят о том, что это не так. Но в данном эксперименте «точкой отсчета» в полоролевой атрибуции черт поведения были образы взрослых («большинство мужчин», «большинство женщин»), а для 13—14-летних подростков мужчины и женщины предстают скорее в образе «взрослых», чем представителей пола.
В старших группах дифференциация черт как маскулинных и фемининных больше выражена у мальчиков, у которых и соотношения в контрастных парах черт оказались в основном соответствующими стереотипам маскулинности — фемининности. У девочек же с такими стереотипами совпала лишь полоролевая атрибуция эмоциональности и миролюбивости. Эти результаты хорошо согласуются с полученными нами при исследовании взрослых свидетельствами того, что в индивидуально-вариативных парах маскулинность — фемининность по тому же перечню черт преобладание маскулинной атрибуции у женщин встречается чаще, чем фемининной — у мужчин. Это переводит вопрос о так называемой «феминизации мужчин» в более широкий план отношений между полами. Эмансипационная демократизация стереотипов мужского и женского поведения связана прежде всего с расширением репертуара женского поведения, включающего в себя черты, ранее воспринимавшиеся как преимущественно мужские. Женщине же, усвоившей мужские стереотипы поведения, мужчина начинает казаться менее маскулинным. То, что это распространяется и на подрастающее поколение, подчеркивает, что предотвращение психологической маскулинизации никак не менее важно, чем феминизации мальчиков, а решение проблемы оптимизации полоролевого воспитания немыслимо вне контекста воспитания отношений между полами.
Представленные данные о «психологических портретах» маскулинности и фемининности в восприятии подростков носят обобщенный характер, но и в таком виде указывают на различную их представленность в восприятии мальчиков и девочек. Эти различающиеся переживания должны сказываться на оценке маскулинности — фемининности родителей и будущих супружеских образов.
Представляло интерес восприятие подростками семейных ролей через призму маскулинности и фемининности. Для изучения его мы воспользовались корреляционным анализом. Если, например, семантическое расстояние между понятиями «моя мать» и «властность» свидетельствовало о приписывании матери этой черты, то расстояния между понятиями «большинство мужчин» и «властность»— о степени восприятия этой черты как маскулинной, а между понятиями «большинство женщин» и «властность»— как фемининной; сопоставление же коэффициентов корреляции первого расстояния со вторым и первого с третьим указывало на оценку маскулинности и фемининности матери в восприятии подростков изученных групп. Так, были получены данные, представленные в табл. 3; они рассматривались нами как «психологические портреты» маскулинности — фемининности самих испытуемых на момент обследования и существующих у них образов матери, отца, будущего супруга и себя как будущего супруга. Основная масса черт (исключение составили «подчиняе-мость» и «изменчивость») оказалась достаточно информативной в интересовавшем нас плане.
В младших группах «портреты» лишь в самом общем виде совпадали со стереотипами маскулинности — фемининности, будучи в значительной мере размытыми и амбивалентными по полу, особенно — у девочек. Усредненные коэффициенты корреляции по всему перечню черт достигали уровня значимости и у мальчиков, и у девочек лишь в оценке маскулинности отца и собственной маскулинности и фемининности как будущих супругов. Судя по достоверности различия средних коэффициентов корреляции (критерий Стьюдента) вне зависимости от уровня их значимости маскулинная и фемининная атрибуция черт достоверно различалась в «портретах» отца, себя как будущего мужа и в настоящем — у мальчиков, себя как будущей жены — у девочек.
У старших мальчиков и девочек «психологические портреты» более дифференцированы, а степень амбивалентности маскулинной и фемининной атрибуции значительно меньше. «Я-образ» мальчиков определенно маскулинен, а девочек — фемининен. О степени этой определенности можно судить не только по атрибуции отдельных черт, но и по тому, что средние коэффициенты корреляции маскулинной у мальчиков и фемининной у девочек атрибуции достигали значимого уровня.
В восприятии мальчиков мать психологически более фемининна, хотя, по ряду черт, и маскулинна. В восприятии девочек фемининность матери представлена не столько ее совпадением со стереотипами фемининности (положительные корреляции), сколько несовпадением со стереотипами маскулинности (отрицательные корреляции). Понять эти различия можно с учетом разного влияния высокой воспитательной активности матери на восприятие ее полоролевых характеристик сыном и дочерью.
«Портрет» отца в восприятии мальчиков высокодостоверно маскулинен. В восприятии девочек он оказался фемининным, отражая, разумеется, не реальные качества отца, а восприятие дочерью отцовской протекции.
«Портрет» будущей жены у мальчиков по всем показателям ярко фемининен, а свой портрет как будущего мужа — столь же ярко маскулинен. В «автопортретах» девочек как будущих жен, как и в их восприятии матери, отрицание маскулинности преобладает над утверждением фемининности. «Портрет» же будущего мужа в восприятии девочек более фемининен, чем маскулинен. Это очень расходится с декларируемым идеалом будущего мужа как «мужественного мужчины», но хорошо согласуется с «портретом» отца, корреляцией образов отца и будущего мужа по фактору А и указывает не на желанную фемининность будущего мужа, а на семейно-ролевые ожидания заботы, опеки,
Коэффициенты корреляции расстояний «объект — черта» и «большинство мужчин (БМ), женщин (БЖ) — черта» защиты, понимания и проч. Здесь позиционные эффекты затеняют значение собственно полоролевых характеристик, скрывая в себе потенциально конфликтные возможности.
Прямое сопоставление семейно- и полоролевых установок и их взаимовлияний с паспортным возрастом было бы наивным. Но если иметь в виду динамику психологического и социального созревания подростков, то нельзя не отметить дифференцированности и реалистичности изучавшихся установок и их взаимодействия с возрастом. Кажется существенным, что ряд особенностей у старших мальчиков и младших подростков, в том числе — девочек, обнаруживает черты сходства. Это, в частности, касается и отмеченной низкой дискриминантной способности таких черт, как «подчиняемость» и «изменчивость». Здесь, видимо, сказывается разница темпов психологического созревания в динамике мужского и женского пубертата.
Таким образом, и у мальчиков, и у девочек «психологические портреты» маскулинности и фемининности участников будущего брака и родителей достаточно хорошо согласуются в целом и на уровне их предпосылок. В установках мальчиков муж и жена, подобно отцу и матери, контрастны: он — маскулинен, она — фемининна. В установках девочек муж и жена, подобно отцу и матери, скорее фемининны, чем маскулинны. Кажется очевидным, что эти несходные у мальчиков и девочек установки способствуют различному восприятию мальчиками и девочками одних и тех же сведений, преподносимых, например, в курсе «Этика и психология семейной жизни». Является ли это несходство артефактом недостаточного полового воспитания? Если и да, то лишь отчасти. При поисках ответа на этот вопрос необходима осмотрительность, ибо из теорий диморфизма и половых ролей следует, что женский пол онтогенетически более пластичен и восприимчив к социальным, средовым влияниям и ему свойствен эмоциональный стиль поведения в противовес мужскому — инструментальнопредметному стилю. С учетом этого в отмеченном несходстве можно усмотреть и определенную закономерность, требующую учета при построении воспитательной работы, а не непременной фронтальной коррекционной «атаки», чреватой конфликтом семейно- и полоролевых установок.
Представленные данные об установочном аспекте восприятия психологии пола и представлений о супружестве должны помочь в построении дифференцированной по полу и возрасту подготовки к семейной жизни и полоролевого воспитания как взаимосвязанных и взаимообусловливающих процессов.
Не только факт жизни детей вне семьи или в семье, но и качество семьи влияет на судьбу браков. Когда прародители супругов не разводились и не бросали семью, соотношение разводов и браков составляет 1:6,8; когда разводились прародители одного из супругов —1:4,2; когда разводились прародители обоих супругов 1:2,6 [цит. по: Харчев А. Г., 1979]. Лица, выросшие в полной семье, разводятся реже, чем в неполной [Кутсар Д. Я., Тийт Э. А., 1980]. Опросы старшеклассников, проведенные Ю. Сярг и А. Тавит (1982), показали, что благоприятное влияние семьи определяют теплые отношения и взаимопонимание между членами семьи, отсутствие родительских конфликтов и ссор, постоянное участие обоих родителей в решении важных семейных вопросов, проведение досуга всей семьей, строгий порядок в отношении всех членов семьи, активное общение семьи с друзьями и знакомыми, отсутствие алкоголизации родителей, доброжелательное и понимающее отношение родителей к детям.
При бесспорной важности этих данных их не следует переоценивать и догматизировать. Те или иные семейные установки и идеалы — результат не просто действия на ребенка среды, а взаимодействия его со средой. Система ценностей ребенка — всегда зеркало системы ценностей родителей, но зеркало это, пользуясь принятым в психотерапии термином, может быть не только положительным (копирование), но и отрицательным, когда жизненные идеалы и ценности формируются как антипод родительских. Кроме того, реальная судьба брака определяется не психологической готовностью одного, а готовностью и мерой ее согласованности обоих супругов. Все это подчеркивает, что подготовка к семейной жизни не может быть сведена к формально-упрощенному декларированию семейных ценностей и созданию готовых «рецептов» такой подготовки.