— категория этики, характеризующая способность осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков.
Две зарисовки из жизни (одна написана учительницей, вторая — хирургом) по-разному иллюстрируют проявление этого морального качества.
…Восемь новеньких учебников географии лежали на столе. Ольга Петровна сказала:
— Распределяйте сами как хотите. Устраивайте снова лотерею или придумайте что-нибудь другое.
Встала Нина Овчаренко, тряхнув золотистой челкой:
— По-моему, эти книги надо раздать тем, кто в прошлые разы получил меньше всего новых учебников. А то некоторые ребята почти каждый раз выигрывали, а вот Люба, она такая невезучая, у нее все учебники оказались подержанными, кроме английского, а его всем дали.
Саша Пономарев закричал с места:
— Ну и неправильно! — Он вообще любил спорить, Нине же возражал особенно охотно. Под взглядом учительницы он поднялся и уже тише повторил: — Это неправильно. Например, Алешка, не знаю, сколько он в школе выиграл, но учебники у него все новые, ему отец достал. И многим родители купили. Нет, надо опять лотерею.
Нарезали 39 аккуратных полосок и на восьми написали «60 коп.» — цена книги. Ребята быстро расхватали бумажки — и вот выигравшие запрыгали, закричали, побежали к столу Ольги Петровны и быстро расхватали учебники.
У стола стояла Лена Иванцова, она была копушей и на всех раздачах оказывалась последней. Теперь она растерянно смотрела на стол, где уже не лежало ни одной географии, и молча протягивала классной руководительнице листок, на котором было написано «60 коп.».
Ольга Петровна с недоумением наморщила лоб:
— Ничего не понимаю, какая-то чепуха. Ты что, действительно вытащила этот билет?
Глаза Лены наполнились слезами.
— Конечно, я самая первая вытащила, — еле слышно прошептала она.
— Ничего не понимаю, — повторила Ольга Петровна, — как же это получилось… Ребята, все, кто получил новые «Географии», подойдите ко мне!
Восемь человек окружили ее стол, Лена была девятой.
— Вышло недоразумение. Вероятно, вы случайно вместо восьми бумажек с выигрышем сделали девять. И Лене не хватило книги. Как нам теперь быть?
— Нет, мы сделали ровно восемь, — уверенно заявил Саша, — я сам складывал из одного листка тетради.
Кто-то с готовностью предложил;
— Ну давайте тянуть заново.
— Нет, — покачала головой учительница, — это не совсем справедливо по отношению к тем, кто получил учебники.
Гена Варыгин, самый маленький в классе и вечно рвущийся в драку, быстро выбежал из класса. В коридоре заливался звонок.
Следующий урок Гена сидел заносчиво нахохлившись; он чувствовал себя необыкновенно ловким и смекалистым. И вдруг за его спиной Сергей Енютин пропел:
— А я все знаю, знаю, кто получил чужую «Географию».
Генка стремительно обернулся. Сергей, прищурясь, издевательски улыбался.
— Да ты не боись, я никому не скажу, больно мне надо. Ну уж, конечно, не бесплатно, гони трояк.
— Ты трюхнулся, где я возьму? — оторопело выпалил Гена.
— А я у тебя видел, новенький такой троячок.
Генка вспомнил, что действительно мать утром дала три рубля на продукты.
— А что я матери скажу? — угрюмо спросил он Сергея.
— А ты уж придумай что сказать, ты же у нас сообразительный. Вон как ловко — к столу, и билет в кармане. А Ольга-то тебя в любимчиках держит. «Ах, Гена, — протянул он тоненьким голоском, изображая учительницу, — какая у тебя память, как прекрасно читаешь ты стихи».
Гена, не глядя на Сергея, сунул руку в карман и достал деньги.
— Другое дело, — дурашливо прогнусавил Сергей.
Его нагловатые глаза с откровенной издевкой смотрели на Гену. Снова прозвенел звонок. На уроке безнадежные, путаные мысли мучили мальчика.
«Проклятая «География», и зачем она мне понадобилась? Я же просто так схватил этот дурацкий билет, просто Ольга Петровна отвернулась, а он лежит. Вот, думаю, здорово, сейчас получу учебник, и никто даже не узнает, как он мне достался. Да провались он. Что я, без учебника остался бы, что ли. А что, если я его выброшу? Не было никакой «Географии» — и все тут!»
Эта идея воодушевила Генку. Не будет учебника, и сразу все исчезнет: переживания, гнусная ухмылка Сергея и омерзительное жжение от слова «вор». Гена ободрился и даже начал прислушиваться к голосу учительницы. Но вдруг вспомнил, что всех получивших новые «Географии» вызвала Ольга Сергеевна, он там был со всеми и понял, что выхода нет. И тут уже новая мысль зашевелилась: так тебе и надо, запутался совсем, одно дело тянется за другим, как цепь тяжелая тянет ко дну…
Что же делать: может быть, самому пойти и признаться? Или отдать этот учебник Ленке, у нее глаза все еще на мокром месте?
Прозвенел звонок, ребята потянулись из класса, в этот момент кто-то заглянул в дверь и крикнул: «Варыгина в учебную часть!»
В комнате сидел угрюмый Сергей, глядевший в окно, со своим отцом, мастером с часового завода. Недавно их класс ходил туда на экскурсию, и Сережкин отец с гордостью водил их по цехам. Теперь он показался Генке каким-то странным. Он сердито посмотрел на Гену и спросил, кивнув на сына:
— Зачем дал ему деньги? — И добавил, обратившись к завучу: — Полдня добивался, откуда деньги, а вот зачем он ему дал, так и не узнал.
— Сейчас узнаем, — спокойно пообещала Татьяна Александровна и повернулась к Гене: — Так как было дело?
А в коридоре шумела обычная школьная жизнь…
.Авария произошла в самом начале второй смены. Виктор увидел свободно катящуюся к цистерне с ацетоном вагонетку — и тут же стремительный бросок Николая, пытавшегося ее остановить. Он успел подложить под колеса брусок, вагонетка упала, придавив Николая к стене. Взрыв был предотвращен. Когда Николая укладывали на носилки, врач «Скорой помощи» сказал, что у него открытый перелом бедра и что ему нужна срочная операция.
Страшная мысль пронзила Виктора. Ведь это ему мастер вчера велел закрепить вагонетку, а он, ничего не сделав, соврал, что поставил ее на тормоз. И теперь его самый близкий друг в больнице, и врачи говорят, что он может лишиться ноги.
Виктор физически ощутил острую боль вины. Зачем он пил в тот день? Но ведь раньше ничего не случалось. Чувство вины очень медленно и неуверенно начало переплавляться в какое-то новое чувство.
Он не мог понять своего состояния. Ясно было, что оно новое, никогда не испытанное. Раньше он всегда насмехался над теми, кто восхищался красотой природы, например. Он этого не понимал и не затруднял себя желанием понять: «Что тут такого? Лирика все это…»
Он впервые в жизни заметил, что зимний лес красив. А снег — какой он белый! Кажется, белее этого белого цвета уже ничего не может быть. Внизу, у земли, стволы деревьев прикрыты снегом — это похоже на легкие, воланами юбочки.
Дятел выбивал дробь, и Виктору казалось, что он радуется вместе с ним. Николаю стало лучше, врачи сохранят ему ногу. Но только ли этому радуется Виктор?
Вчера он решительно отверг приглашение «дружков», соблазнявших его выпивкой после получки. Сегодня он тщательно подмел пол вокруг станка и убрал все обрезки, не оставляя их старику сменщику. На днях после работы пошел в детский сад строить там теремок… А уж то, что он принес домой матери нетронутую зарплату, наполняло его таким приятным, доселе неизвестным чувством, что он даже казался себе выше ростом. Он не услышит больше никогда этого страшного слова «бессовестный»…
В больнице он подолгу сидел возле кровати друга. Там он познакомился с хирургом Зворыкиным. Это он поставил Николая на ноги. Много они говорили. И о том, что такое совесть, — тоже. Это твой взгляд, твоя оценка самого себя, своих поступков, отношения к окружающим. В совести правда жизни, смысл жизни. Так говорил Зворыкин.
Чистая совесть возвышает, нечистая заставляет прятаться, уходить в себя, скрывать свои мысли и поступки. Сейчас Виктор словно выбрался из-под какой-то тяжести. Дал слово: если Николай выздоровеет, то он начнет новую жизнь. Может быть, эта сегодняшняя прогулка по лесу и есть проявление новой жизни?
Зворыкин говорил, что нельзя жить без чувства ответственности. Ответственности за то, что ты делаешь, как сохраняешь то, что сделано до тебя, за то, что передашь своим детям.