— устойчиво воспроизводимые отличительные черты общения, бытового уклада, манеры поведения, привычки, склонности и т.п., свойственные человеку или группе людей и выявляющие своеобразие их духовного мира, направленность жизни личности через внешние формы бытия.
Что такое стиль? Может ли претендовать на обладание стилем человек, у которого не развит вкус? И что такое вкус? А мода? Для того чтобы поразмыслить над этими вопросами, мы возьмем трех условных персонажей и дадим им высказаться.
Она. Если уж у нас зашла речь о вкусе, то сразу должна заметить: зря ты надел джинсы с бархатным пиджаком.
Он. Не придирайся, пожалуйста.
О н а. Ты мне напоминаешь моего сына. Он тоже считает, что я к нему придираюсь, стоит мне только указать на то, как безвкусно одеваются он и его друзья. А какую отупляющую, бездуховную музыку они слушают!
О н. А какую музыку, по-твоему, должен слушать твой сын?
Она. Классическую, хотелось бы. Например, Брамса.
Он. Брамса? А почему не Моцарта? У Брамса, как считал один прекрасный швейцарский писатель, было много лишних нот.
Она. Что за глупость! Мне, например, Брамс нравится больше Моцарта. И вообще, разве можно сравнивать?
Он. Посмотри, как чудесен этот сад. Глицинии волнами вьются со стен. Тюльпаны разбросаны в густой
траве, тянутся к солнцу и горят, как самоцветы. А эти кедры и скалистая бухта внизу!
Она. Ну вот, не станешь же ты утверждать, что тюльпан прекраснее глицинии?
Он. То есть именно это я и собирался сделать.
Она. Вот идет садовник. Его и спросим. Скажите, пожалуйста, что вам больше по вкусу: тюльпан или глициния?
Садовник. А почему вы меня об этом спросили?
Он. У нас возник спор. Я утверждаю, что один композитор, на мой взгляд, совершеннее другого. А моя спутница со мной не соглашается.
С адовник. Вы музыкант?
Он. Да, вы угадали. А моя спутница — художник-модельер. Но при чем здесь наши профессии?
Садовник. При том, что существуют специалисты-дегустаторы. Они-то и отличают хороший вкус от плохого.
Вкус
Модельер. Вы путаете физиологический вкус с эстетическим. И вообще, мы начали говорить о безвкусице, столь характерной для нынешней молодежи.
Садовник. Обвинять всю молодежь в безвкусице, по меньшей мере, неоригинально. Такого рода несправедливые обвинения мы найдем и на клинописных табличках древнего Вавилона, и в древнеегипетских папирусах. Другое дело, что у некоторых молодых людей бывает не развит «орган вкуса».
Модельер. Опять вы за свое! Не станете же вы утверждать, что у человека есть соответствующий орган эстетического восприятия?
Садовник. Вот вы музыкант, скажите: бывают люди с врожденным вкусом к музыке?
Музыкант. Разумеется. Моцарт, например.
Садовник. Значит, все же было в этом человеке нечто, дающее ему способность чувствовать музыку так, как никто ее не чувствовал.
Музыкант. С таким пониманием «органа вкуса» я, пожалуй, соглашусь.
Садовник. А люди, которые не обладают этой способностью, для музыки потеряны?
Музыкант. Ну почему же. Из человека, лишенного врожденного вкуса к музыкальной гармонии, Моцарта, конечно, не получится. Однако все или почти все люди от природы наделены способностью воспринимать и любить музыку. Надо лишь развивать эту способность, постепенно приобщать человека к великим музыкальным образцам, которые организуют его восприятие мира звуков, возвышают его, если хотите, над примитивным, диссонирующим, малосодержательным. Музыка Моцарта и служит таким бессмертным образцом, а умение воспринимать и ценить ее свидетельствует о развитости музыкального вкуса.
Модельер. А как нужно развивать вкус и кто должен этим заниматься?
Садовник. Странный вопрос для модельера. Разве вы не развиваете у людей вкус, создавая для них совершенные образцы одежды?
Модельер. Мы не только создаем эти образцы, Мы постоянно объясняем, что одежда должна украшать человека, подчеркивать преимущества его внешнего облика и скрывать недостатки. Поверьте, человек с хорошей внешностью может превратиться в карикатуру на самого себя только от одной детали своего костюма. А ведь люди неопытные — и среди них прежде всего молодежь —улавливают в моде именно детали, не замечая их связи с основной формой. Эти детали, которые считают основными признаками моды, копируют друг у друга, видоизменяют без всякого чувства меры.
Мода
Садовник. Значит, мода порождает безвкусицу?
Модельер. Вы меня совершенно неправильно поняли. Красивой выглядит в данное время та одежда, которая возникла сейчас, на фоне современной обстановки, то есть модная одежда. В процессе изменений моды происходит постоянный отбор элементов, форм, цветов, пропорций: одни быстро отмирают, не принятые временем и людьми, другие утверждаются и совершенствуются. Скажу более, механическая остановка движения моды в одежде привела бы к резкому несоответствию внешнего облика человека современному окружению. Иное дело, что для красоты одежды необходимо единство ее ансамбля с обликом человека, его манерами и с окружающей обстановкой. Ну, скажите на милость, о каком единстве может идти речь, когда на груди у молодого человека — майка с застиранным изображением Софии Ротару, поверх него болтается позолоченный крестик, а сзади на джинсах — американский флаг. Что общего может быть между Софией Ротару, американским флагом и символом христианской веры? Тем более на груди у комсомольца!
Садовник. А как обстоит с модой в музыке?
Музыкант. Мода в искусстве — это, насколько я понимаю, стремление безвкусных людей показать окружающим, что они обладают эстетическим вкусом. Восхищаются люди, скажем, Малером или Шёнбергом, но в чем величие Малера или новаторство Шёнберга — не понимают. Да и, оставшись наедине с собой, слушать этих композиторов не станут.
Модельер. Малер! Шёнберг! Уверена, что мой сын о них и не слышал. Для него только ВИА существуют. А стоит мне заговорить с ним о классике, как он тут же заявляет: «Классики — это для стариков, мамочка, а молодежи ритм нужен, движение, разрядка».
Музыкант. И он, между прочим, по-своему недалек от истины. Дело здесь опять-таки не в «нынешней молодежи». Еще Платон заметил, что на мусическом состязании (по-нашему, театральном фестивале) дети, несомненно, отдали бы предпочтение кукольному театру, подростки — комедии, молодые люди и образованные женщины — трагедии, а старики присудили бы победу рапсоду, хорошо прочитавшему «Илиаду», «Одиссею» или что-нибудь из Гесиода.
Садовник. Но тот же Платон, если мне не изменяет память, считал, что детей с раннего их детства следует воспитывать на самых возвышенных образцах культуры; он доказывал, что гармонично развитый вкус способствует высокой нравственности молодого поколения.
Музыкант. А вы весьма образованны для садовника.
Садовник. Видите ли, я имею дело не с дикой природой, а с той жизнью, которая тысячелетиями совершенствовалась и облагораживалась человеком. Человек отдавал природе свою культуру, а она в ответ дарила его богатством красок и форм. Поверьте, знание культуры садовнику не менее необходимо, чем модельеру или музыканту. Ведь он работает с материалом, который органически не терпит невежества, гибнет и чахнет от него. Теперь это называется порчей окружающей среды. И все же главное — любить цветы и деревья и ,не бояться тяжелой работы, необходимой для доказательства этой любви.
Модельер. Но вы нам не ответили, что вам больше нравится — тюльпан или глициния? По-моему, их так же нельзя сравнивать, как нельзя ставить Моцарта выше Брамса.
Садовник. О музыке пусть говорит музыкант. А я скажу о цветах. Посмотрите на тюльпан. Сколько поколений садовников понадобилось, чтобы придать ему совершенство формы и цвета. Недаром он стал символом целой страны — Голландии. Но как быстро тюльпан вырождается без ухода. А глициния буйно цветет, хотя форма отдельного цветка почти ничего не значит. Каждую весну эта цветущая волна ложится по-новому без помощи человека. Садовнику естественно любить тюльпан как образец формы и плод неустанной заботы.
Музыкант. Так же естественно для музыканта отдавать предпочтение Моцарту. Видишь ли, влияние Моцарта на многие годы определило музыкальный вкус. Благодаря его музыке сформировались и Бетховен, и Шуберт, и любимый тобой Брамс.
Модельер. И все-таки я не понимаю, почему я должна слушать Моцарта, если мне больше нравится Брамс?
Садовник. Потому что сад, который состоит из одних тюльпанов, — не сад.
Модельер. Не понимаю. При чем здесь это?
Садовник. Сейчас объясню. Сад тем богаче, чем больше в нем разнообразия. Поэтому человек, который любит одни лишь тюльпаны, или розы, или гвоздики, не может быть совершенным ценителем сада. Его сад может быть красивым, но неполной будет эта красота. Развитый «орган вкуса» ома не насытит, не удовлетворит до конца воображения.
Музыкант. А вы правы. Понимаешь, человека, который, подобно твоему сыну, любит одну легкую, танцевальную музыку, нельзя назвать безвкусным. Но чувство вкуса его ограниченно. Этот человек лишен того богатства, которое способна подарить ему классическая музыка. И нao6opoт. Не любить танцевальную музыку, те самые вокально-инструментальные ансамбли, о которых ты с таким пренебрежением отзываешься, — значит лишить себя ритма, танца, движения. Разумеется, движения бывают разными. Если человек доводит себя до исступления, начинает раздирать на себе одежду, ломать стулья. Полагаю, что человек, который не ломает стулья, ничем себя не обделил… Иными словами, вкус человека должен быть развит всесторонне, так, чтобы он умел находить созвучное себе и в Моцарте, и в Брамсе, и в эстрадной музыке. Я правильно вас понял?
Модельер. Если бы ты правильно его понял, ты бы согласился, что не стоит носить джинсы с бархатным пиджаком.
Музыкант. Она шутит.
Садовник. А, по-моему, нет. Ведь ей, художнику-модельеру, виднее, как должен одеваться человек со всесторонне развитым вкусом. Так же как вам, музыканту, виднее, каким должен быть всесторонне развитый вкус к музыке. Оба вы прекрасно понимаете, что можно и нужно спорить с безвкусицей, если, конечно, вам не безразличны окружающие вас люди. Так что же вам мешает прислушаться друг к другу и усовершенствовать свой вкус?
Стиль
Музыкант. А если у меня стиль таков?
Садовник. Едва ли это можно назвать стилем. Стиль не может быть у человека с несовершенно развитым вкусом.
Модельер. Представьте себе, мой сын, который начисто лишен вкуса, тем не менее уверен, что стиль его безупречен. У них так обозначается всякая модная вещь. Пластинка — «стильная вещь», модные джинсы — «вот это стиль!».
Садовник. Если это действительно так, то я вам сочувствую как неудавшемуся воспитателю.
Музыкант. Но о каком стиле у вас идет речь? Бывает стиль целых цивилизаций: например, мы говорим «древнеегипетский стиль», «китайский стиль». Бывают стили у эпохи. В европейском пластическом искусстве для средневековья были характерны романский и готический стили, для Нового времени — ренессанс, барокко, рококо, классицизм. Литература знала романтизм, реализм, стиль модерн. С эпохи Возрождения резко возросла роль индивидуального стиля, то есть стиля, который создает и которым владеет отдельный творец. Я полагаю, этот стиль нам будет интереснее всего обсудить. Если следовать вашей логике рассуждений, то получается, что у человека, помимо «органа вкуса», есть еще и «орган стиля».
Садовник. Что ж, можно сказать и так. Но «орган стиля» — созидающая способность. Определим стиль как способность целенаправленно и разумно воплотить внутренне гармоничный художественный образ, опирающийся на культурную традицию.
Модельер. Что-то я не поняла вас.
Садовник. Предположим, у моего соседа есть сад, и мне захотелось иметь подобный ему. Смогу ли я его создать? Наверное, смогу, если соблюду то, что я условно называю «требованиями стиля».
Музыкант. И что это за требования?
Садовник. Первое требование: стиль должен быть естествен и внутренне гармоничен. Иными словами, растения, посаженные невпопад, без учета особенностей почвы и ландшафта, могут не прижиться, а то и погубить друг друга. Не так ли и в музыке?
Музыкант. В музыке эта несовместимость еще ярче выражена. Все правила музыкальной гармонии, если хотите, можно сформулировать от противного: что с чем не сочетается и в принципе не может сочетаться. И не только в гармонии, но и в ритмике.
Садовник. Перейдем теперь ко второму требованию: стиль может ориентироваться на чужие культурные традиции, но всякое заимствование нуждается в соответствующей переработке. Попросту говоря, один и тот же сад не может быть наполовину английским, а наполовину, скажем, иранским.
Модельер. Не знаю, как у вас в садоводстве, но в моде порой уживаются, казалось бы, совершенно различные элементы. Например, чалма е европейским вечерним платьем.
Садовник. Вы уверены, что это чалма? Вы уверены, что мусульманин, взглянув на подобный головной убор, признает в нем чалму?
Модельер. Вообще-то повязывается она несколько иначе: не так ложатся складки, иной материал. Чалма эта, безусловно, несколько стилизована.
Садовник. Вот видите. Можно синтезировать образцы, но не стиль. Из любой культурной традиции можно, в принципе, взять любой элемент, но, прежде чем его включить в чужеродный для него культурный ансамбль, его необходимо стилистически переработать. И наконец, третье требование: всякий стиль для того, чтобы быть жизнеспособным, должен опираться на классические образцы и следовать традиции. Иными словами, нельзя создать внутри себя образ прекрасного сада и тем более невозможно воплотить этот образ в живую природу, не зная великих образцов садового искусства, истории их развития.
Музыкант. А эти ваши образцы не стеснят свободу художественного творчества?
Садовник. Разумеется, стеснят. Но как стеснят? Они не позволят свободному в своем творчестве художнику повторять уже достигнутое, создавать примитивное и нежизнеспособное. Они направят его поиск вверх, а не вниз, не в сторону. Скажите, разве рамеи «Хорошо темперированного клавира» Баха не стесняли Моцарта? Разве сонатная форма Моцарта не стесняла Бетховена?
Myзыкант. Да, стесняли. И поэтому и Моцарт и Бетховен создали свои собственные музыкальные формы, свой особый стиль конструирования музыкального мира.
Модельер. Вот именно! Вы все об образцах нам толкуете. Но вот приходит великий мастер, и все эти образцы ниспровергает, а взамен их создает свои собственные.
Садовник. Вы так считаете? Но разве Моцарт ниспроверг Баха? Разве Бетховен отверг Моцарта?
Музыкант. Вовсе нет. Все эти великие мастера были учениками своих предшественников. Моцарт вырос из полифонии Баха. То есть, с одной стороны, он продолжал традиции баховской музыки, а с другой — превзошел их в историческом смысле, преобразив оперу, развив новые музыкальные формы. Однако сонатная форма Моцарта не отменила полифонический стиль Баха. Симфонический стиль Бетховена не обесценил музыку Моцарта. То же самое мы видим в эстрадной музыке XX века. Из классического джаза родилась рок-музыка, вслед за саксофоном на эстраде появилась электрогитара. Но при этом рок-музыка не вытеснила джаз, а электрогитара ничуть не ущемила права саксофона.
Модельер. И все-таки мне непонятно, кто может быть судьей новому стилю?
Садовник. Вспомните, с чего мы начали. Я сказал: «Допустим, я увидел у своего соседа красивый сад и захотел создать такой же».
Модельер. Помню, но не понимаю, при чем здесь это.
Садовник. А при том, что, если моя затея удастся и я создам такой же сад, я и буду судьей.
Музыкант. Но это нелепо! По крайней мере, в музыке. Разве можно повторить гения?
Садовник. Смотря в чем повторить. Повторить мелодии Моцарта невозможно. Но попытаться воспринять его стиль, пропустить через себя и, сопоставив его с другими классическими образцами, создать нечто новое, структурно более богатое, — почему же невозможно? Это, например, сделал Бетховен. И он явился судьей моцартовского стиля, утвердив его в жизни музыки, а значит, признав его право на существование.
Модельер. Послушайте, но ведь Бетховен тоже гений. Не все же гении! Однако всякий художник имеет свой особый стиль, свою неповторимую манеру.
Манера
Садовник. Стиль или манеру?
Модельер. Разве это не одно и то же?
Садовник. Конечно, нет. Создать свой собственный стиль — значит выработать рамки воплощения для внутреннего образа. Скажите, вот вам удалось создать принципиально новый силуэт одежды? То есть новый по принципам своей организации.
Модельер. Нет, не удалось. Но мне удалось разработать ряд новых фасонов. Таких фасонов больше ни у кого нет.
Садовник. Поздравляю вас. У вас есть своя творческая манера, а это, поверьте, немало. Но творцом нового стиля я, увы, не могу вас назвать. Хотя и вы являетесь судьей того стиля, в рамках которого создаете свои фасоны.
Модельер. А может быть стиль жизни? Маркс говорил, что стиль — это человек, то есть его поведение, одежда, язык и так далее.
Стиль жизни
Садовник. Стиль может быть в чем угодно, и везде он должен отвечать тем требованиям, которые мы с вами обозначили. Прежде всего человек должен обладать вкусом к жизни, неуклонно его в себе развивая. Ему придется также ознакомиться с образцами жизни людей, наиболее преуспевших на выбранных ими поприщах: общественных деятелей, ученых, вообще мастеров своего дела, — и, равняясь на эти образцы, строить свою жизнь. При этом необходимо помнить, что жизнь человека — тот же сад, в котором ничто не должно мешать росту и совершенству главных растений. Иными словами, надо определить главную свою возможность, «самое прекрасное в себе растение» и всячески его взращивать, оберегая от сорняков и лишения питательных соков.
Модельер. Что вы имеете в виду?
Садовник. «Лишением соков» я называю лень, слабость воли, нежелание, боязнь и внутреннее неумение преодолевать препятствия, возникающие на пути к основной цели. «Сорняками» могут оказаться другие потребности, мешающие основному призванию и тем самым нарушающие естественную гармонию сада человеческой жизни. Вредное влияние на стиль жизни человека оказывают и попытки сочетать несочетаемое.
Модельер. Нельзя ли выразиться яснее?
Садовник. Пожалуйста. Нельзя, например, быть одновременно европейским человеком и йогом. В лучшем случае это будет смешно, а в худшем —- приведет к сумасшествию.
Модельер. Я с вами не согласна. Я сама занимаюсь йогой и должна заметить, что эти упражнения оказывают мне большую помощь: укрепляют тело, успокаивают, повышают работоспособность.
Садовник. Вы меня не поняли. Я не против йоговских упражнений — они действительно полезны. Я говорю о принципиальной невозможности сочетать стиль жизни и психологию европейца со стилем жизни и психологией йога.
Музыкант. Согласен о вами. Но смотрите, что получается: люди, подарившие миру новый стиль, новые правила гармонии, далеко не всегда обладали способностью гармонично прожить свою собственную жизнь. Часто это заканчивалось трагически: преждевременной старостью, случайной, но неисцелимой болезнью, выстрелом из дуэльного пистолета.
Садовник. Увы! Тем более необходимо помнить, что возможности человека огромны. Главное отыскать в душе самый жизнеспособный и неповторимый побег и направлять его рост так, чтобы он расцвел как можно свободнее и совершеннее. Впрочем, истина эта настолько же проста и очевидна, насколько трудно ее воплотить на практике.