Загрузка...Сам человек есть большее чудо, чем все чудеса, творимые людьми.
Блаженный Августин
Человек — со всеми его способностями -тем не менее носит в своем физическом строении неизгладимую печать своего низкого происхождения.
Чарльз Дарвин.
Происхождение видов
Лев устало посмотрел на Алису.
— Ты кто? — спросил он, зевая после каждого слова. — Животное? Растение? Минерал?
Не успела Алиса и рта раскрыть, как Единорог закричал:
— Это сказочное чудовище — вот кто это!
Льюис Кэрролл.
Алиса в Зазеркалье
Сам человек есть большее чудо, чем все чудеса, творимые людьми.
Блаженный Августин
Человек — со всеми его способностями -тем не менее носит в своем физическом строении неизгладимую печать своего низкого происхождения.
Чарльз Дарвин.
Происхождение видов
Лев устало посмотрел на Алису.
— Ты кто? — спросил он, зевая после каждого слова. — Животное? Растение? Минерал?
Не успела Алиса и рта раскрыть, как Единорог закричал:
— Это сказочное чудовище — вот кто это!
Льюис Кэрролл.
Алиса в Зазеркалье
ВВЕДЕНИЕ
В кабинете В.И. Ленина в Кремле, на рабочем столе, уже около столетия стоит оригинальная безделушка — подаренная хозяину бронзовая скульптурка сидящей человекообразной обезьяны. Изображение иронично, оно сочетает в себе черты роденовского «Мыслителя» и шекспировского Гамлета. В руке обезьяны — человеческий череп, в который она внимательно вглядывается. О чем думает этот любопытный персонаж? Вероятно, задает вопрос родственнику-примату: «Как вам, ребята, удалось проскочить в царство интеллекта? Почему именно вашей “команде”, а не какой-нибудь другой? Почему вы получили все, а мы практически остались с носом?» А может, скульптор вложил в это произведение мелкой пластики еще более острую ироническую мысль: «Ну что, выскочки, допрыгались?! Заглянули в бездну? Стоит ли за ту малость, что вы получили, платить осознанием собственной смертности и обрести бесконечный и мучительный поиск смысла жизни, да и другие проблемы, о которых вы еще и не подозреваете? Флаг вам в руки!» фантазируем дальше. Обезьяна язвительно смеется. Нет… Смеяться обезьяна не может: смех — удел только человека, того «бедного Йорика», Вечного шута, череп которого покоится в обезьяньей лапе.
Думается, что эта скульптура, по замыслу своему достаточно двусмысленная, как нельзя лучше выражает суть книги, с которой мы обращаемся к читателю. Героем ее является самое двусмысленное на Земле существо — человек. И речь здесь идет не только о его двойственной — биосоциальной — природе, но, в первую очередь, о его сознании, изначально двусмысленном и лукавом.
В этой книге мы попытались по-новому взглянуть на вопрос о происхождении человеческого сознания, да и самого человека. Нас совершенно не устраивали основные концепции происхождении человека, которые в конечном итоге сводятся либо к утверждению, что мы есть результат творческого и целенаправленного усилия высшего Разума, либо к утверждению, что появление человека стало результатом приспособления к условиям меняющейся природной среды.
Нам рассказывали, как однажды в середине девяностых годов юная, совершенно дезориентированная идеологически и интеллектуально учительница начальных классов ознакомила учеников с блистательной в своем эклектическом невежестве теорией происхождения человека: Бог создал человека из обезьяны по образу и подобию своему при помощи труда.
Действительно, значительный этап эволюции человека, так же как и других животных, был связан с приспособлением к среде. Но в определенный момент наши предки оказались в ситуации, когда они были вынуждены приспосабливаться не только и не столько к условиям окружающей среды, но и к себе самим. Вопрос о том, как и почему возникла эта уникальная, исключительная ситуация, что повело наших предков не по проторенной эволюцией дороге биологического приспособления, а заставило выбрать иной путь, занимает в нашей книге значительное место.
В работе над монографией мы сталкивались со множеством трудностей и противоречий. Мы вынуждены были отвечать на вопросы столь двусмысленные и смешные, что даже формулировать их было как-то странно. Ну, например, если человек происходит от животного, то где кончается самое умное животное и начинается самый глупый человек? Если бы этот вопрос был задан, к примеру, на лекции, то ответ последовал бы незамедлительно: «Животное — существо биологическое, а человек — биосоциальное». Правильно? Еще бы! А все-таки… где?
Размышляя над проблемами генезиса человеческого сознания, постоянно обращаясь к закономерностям мышления человека, пытаясь осмыслить все это через основания человеческой психики и кардинальные категории культуры, мы оказались в сложнейшем лабиринте противоречий и двусмысленностей. Они были порождены сложностью и противоречивостью материала, к которому мы обращались, и необыкновенно двусмысленным и противоречивым «инструментом» анализа — нашим собственным сознанием. В конечном итоге появилась двусмысленная книга о двусмысленном процессе рождения и становления двусмысленного сознания единственного двусмысленного существа на Земле, написанная, как нам кажется, самым двусмысленным автором, которого только можно придумать.
Действительно, мы все больше и больше начинаем понимать, что книга написана не авторским коллективом, состоящим из двух человек, объединивших свои знания и усилия, а неким третьим лицом, с которым мы двое недавно познакомились и с большим интересом общаемся. Коллективные монографии обычно пишутся так: авторы собираются, определяют проблему или проблемы, над которыми будут работать, набрасывают план книги, делят ее на части и решают, кто напишет тот или иной раздел. В ходе работы они встречаются, обмениваются мыслями, знакомятся с подготовленными материалами и, наконец, объединяют рукопись в нечто целое. Это и становится результатом коллективного труда. У нас было все не так, а совсем наоборот. Писали мы вместе, рождая каждую фразу, подбирая каждое слово, ругаясь и мирясь постоянно. Текст книги выделывал над нами такие штуки, которые может выделывать только текст художественного произведения со своим автором. Так Татьяна Ларина поразила до глубины души темпераментного автора «Евгения Онегина» тем, что помимо его замысла и воли взяла да и вдруг неожиданно выскочила замуж. Мы все больше чувствовали, что текст книги начинает жить какой-то само-
стоятельной, как будто независимой от нас жизнью. Кто-то подбрасывал нам неожиданные ассоциации, или то, что Ломоносов называл «сопряжением далековатых идей». И мы вдруг поняли, что в пространстве нашего длящегося диалога рождается и уже существует некто третий, и это был настоящий автор книги. Был ли он индивидуален и личностен? Да, конечно. Этот новый автор не был результатом простого сложения наших интеллектов, темпераментов, знаний, не был суммой нашего жизненного опыта и синтезом нашего мировосприятия. Он существовал сам по себе. Мы люди разные, и это, наверное, хорошо. Один из нас филолог, другой -психолог, один — мужчина, другой — женщина, один — старше, другой — младше (не скажем кто). Родившийся в диалоге новый субъект никоим образом не был равен нам. Метафорически его можно представить в виде некоей тернарной модели, напоминающей человеческий мозг, правым полушарием которого является Софья Залмановна Агранович, а левым — Сергей Викторович Березин. Так уж получилось. В роли мозолистого тела, которое соединяет, разделяет и определяет отношение полушарий, выступает наш диалог, насыщенный смехом. В сложном и двусмысленном поле диалога смех маркировал инсайты и позволял преодолевать мыслительные тупики и противоречия, порожденные логикой функционирования асимметричной бинарной системы. Шутка, конечно. Но большая доля истины в ней есть.
На последних страницах книги мы пишем, что человеческое сознание в силу своей природы изначально лишено абсолютной искренности и однозначности. И это печально, потому что сейчас нам хотелось бы недвусмысленно, насколько может человек, искренно поблагодарить замечательных людей, которые в ходе нашей работы помогали нам и делом, и ценными советами, и эмоциональной поддержкой, и научными материалами, и добрым словом, и самым мощным орудием человеческого сознания, выкованным в горниле антропосоциогенеза, — смехом. Смеялись над нами, но больше — вместе с нами.
В ходе работы мы неоднократно обращались за помощью к специалистам в области других наук, и здесь нам оказали неоценимую и квалифицированную поддержку и античник Л.И. Шевченко, и физиолог В.Е. Кузьмина, и исследователь феноменологии субъектности, психолог К.С. Лисецкий, и литературовед, изучающий категорию комического, С.А. Голубков, и персонолог В.А. Петровский, и исследователь психологической природы смеха М.В. Бороденко.
Нам во многом помогли бывшие и нынешние студенты, приносившие множество интересных фактов и наблюдений, подтверждавших наши идеи и способствовавших их развитию. Хочется высказать глубокую благодарность всем участникам спецсеминара С.З. Агранович, особенно двум Александрам — Саше Шириной и Саше Безверховой, а также талантливой студентке психологического факультета, а ныне начинающему психологу Юле Рябовой.
Издание этой книги оказалось бы более проблематичным, если бы не финансовая поддержка «Новой газеты» и ее редактора, дипломника С.З. Агранович Дмитрия Андреевича Муратова, не в первый раз протянувшего руку помощи своему бывшему «шефу».
Мы хотели бы выразить искреннюю признательность нашим первым читателям, познакомившимся с книгой еще в процессе ее создания. Это очень разные люди, которых объединяет с нами настоящая дружба, доверие и бескорыстный интерес к знанию. Это и В.В. Березин, и И.А. Щербакова, и М.В. Конюшихина, и А.Х. Лисецкая, и Е.А. Будячевская, и О.В. Шапатина.
Мы хотели бы выразить искреннюю признательность нашим уважаемым рецензентам: В.А. Петровскому, М.В. Бороденко, С.А. Голубкову.
Работая над книгой, мы вынуждены были обсуждать и осмысливать очень широкий круг проблем, которые кажутся порою весьма далекими друг от друга, а в действительности необыкновенно тесно сопрягаются и практически неотделимы: это и генезис человеческого сознания, и гипертекст культуры, и коммуникативные системы, и функциональная асимметрия мозга, и проблема моделирования, и т.д., и т.д. Однако о чем бы ни шла речь, она всегда была о главном герое нашей книги — о человеке. Совместное творчество стало для нас своеобразной коллективной психотерапией. Нам приходилось избавляться от множества иллюзий и предрассудков, — и индивидуальных, и «вековых», нажитых человечеством за время его существования. Это всегда непросто, но, как всегда, помогал смех. Мы надеемся, что и читатели, присоединившись к нашему диалогу, не будут сакрально серьезны. Нам меньше всего хотелось бы, чтобы эта книга воспринималась как кладезь мудрости. Мы мечтали создать текст, порождающий идеи. Удалось ли это — решать вам.