В этой главе я хочу рассмотреть развитие структуры человеческого Эго. Материал, представленный в этой главе, не связан непосредственно с работами Фейрбейрна, он собран из двух смежных научных областей: Эго-психологии, являющейся подразделом психоаналитического направления, концентрирующегося на развитии способностей детского Эго, и теории привязанности, берущей свое начало в работах Джона Боулби18. Теория привязанности уходит корнями в этологию, изучение поведения человека и животных в естественной среде. Боулби вдохновили труды Конрада Лоренца19, наблюдавшего, как у гусят формируется сильная связь с матерью-гусыней, хотя она никогда не занимается их кормлением. С рождения гусята сами находят себе еду, следовательно, их отношения с матерью нельзя объяснить удовлетворением потребностей (кормлением). Боулби рассматривал связь между ребенком и родителями в человеческом обществе с позиции свободной от теорий этологии, и в результате разработал модель, известную как теория привязанности. Психология Эго будет использоваться в этой главе наравне с теорией привязанности, поскольку они удачно дополняют друг друга, по-своему интерпретируя различные аспекты отношений между матерью и ребенком.
Теория привязанности рассматривает здоровую и гибкую потребность ребенка в ком-то, кто будет о нем заботиться, снимая с отношений унизительное клеймо концепции зависимости: Теория привязанности полагает склонность к установлению близких эмоциональных связей с определенными людьми основным компонентом человеческой натуры, в зачаточном состоянии присутствующим у новорожденных и свойственным всем возрастам вплоть до глубокой старости. В младенчестве и детстве связь устанавливается с родителями (или заменяющими их людьми), у них ребенок ищет защиты, заботы и поддержки. <…> Таким образом, в рамках теории привязанности близкие эмоциональные связи не рассматриваются ни как подчиненные, ни как производные от пищи и секса. Острая потребность в утешении и поддержке в трудную минуту также не считается проявлением, свойственным исключительно детскому возрасту, как предполагает теория зависимости. Наоборот, способность устанавливать близкие эмоциональные отношения с другими людьми, иногда в роли опекуна, иногда в роли опекаемого, рассматривается как главный признак нормальной жизнедеятельности человека и его психического здоровья (Bowlby, 1988: 120-121).
В этом отрывке Боулби четко отделяет свою теоретическую позицию и от теории Фрейда, и от Эго-психологии. Он отмечает, что потребность в эмоциональной привязанности к другим людям не менее свойственна человеку, чем потребность в пище и сексе, и она вовсе не следствие этих потребностей, а врожденная равноправная и независимая потребность. Далее он указывает на то, что поиск утешения для человека любого возраста не является патологией, а как раз и есть норма поведения. Основательность и сила теории привязанности зиждется на огромных объемах эмпирических исследований взаимодействий между матерью и ребенком и влиянии эмоционального угнетения ребенка на всю его последующую жизнь.
Например, Боулби обнаружил предсказуемый шаблон взаимодействия матери с ребенком, имеющий начальную стадию, за которой следует активная вовлеченность, и стадию завершения, когда ребенок, насытившись, отлучается от матери. Зачастую за этим следует еще один цикл сближения (приветствия), взаимодействия и отлучения. Боулби заметил, что циклы зависят от спонтанных потребностей ребенка, а не матери, и чуткая мать приспосабливает свое поведение под поведение ребенка: Что мне открылось во время моих опытов, так это то, что обычная чуткая мать быстро приспосабливается к природным ритмам своего ребенка и, понаблюдав за особенностями его поведения, начинает подстраиваться под него и соответствующим образом корректировать свое поведение. Таким образом, она не только создает ему комфортные условия, но и вовлекает его в процесс сотрудничества (Bowlby, 1988:9).
Боулби также опубликовал впечатляющие результаты исследования материнской чуткости, проведенного Мэри Эйнсворт20 (Ainsworth, 1977). Группа лаборантов навещала участвовавших в исследовании матерей с младенцами (23 пары) на дому, где проводилось трехчасовое наблюдение и давалась оценка. Наблюдения ранжировались по четырем девятибалльным шкалам, каждая из которых оценивала чуткость матери на сигналы и обращения ребенка. Эти длительные оценочные сеансы проводились каждые три недели в течение первого года жизни ребенка. Когда ребенку исполнялся год, с ним проводился тест в «несколько необычных условиях», в пустой комнате, где находилась лишь одна большая игрушка. Малыши оценивались по степени активности изучения этой необычной ситуации, как они реагировали на присутствие матери, ее уход и возвращение. Двадцать три ребенка разделились на три группы в зависимости от типа их реакции, обозначенные X, Y и Z. Группа X состояла из восьми детей, которые чувствовали себя в безопасности, проявляли активность, легко взаимодействовали с матерью и тепло встречали ее по возвращении. Группа Z (включающая 11 из 23 детей) демонстрировала совершенно другой образец поведения, описание которого мы находим у Боулби: Трое из них были пассивны как дома, так и во время теста; исследование комнаты их мало занимало, вместо этого они сосали палец или раскачивались из стороны в сторону. Постоянно пребывая в тревоге из-за отсутствия матери, они много плакали, но при ее возвращении упрямились и капризничали. Остальные восемь в этой группе то пытались казаться очень независимыми, то полностью игнорировали мать, вдруг становясь беспокойными и пытаясь найти ее. Но, найдя ее, они, казалось, не испытывали радости от встречи и часто отказывались снова покидать ее (Bowlby, 1988: 47).
Матери этих беспокойных, пугливых и противоречивых в своем поведении малышей получили низшие оценки по шкале материнского внимания. Напротив же, спокойные дети из группы X имели матерей, чьи оценки за реагирование на детские потребности были наивысшими. Группа Y находилась где-то посредине, судя по оценкам в тестовой ситуации и оценкам их матерей в домашних условиях. Такой результат был ожидаем, и он полностью отрицал мнение Фрейда о том, что поведение матери не влияет на психологическое развитие ребенка. Почему же матери из группы Z так плохо реагировали на потребности своих детей? Исследования, проведенные сторонниками теории привязанности, дают ответ на этот вопрос. Они показали, что высокая степень чуткости в отношении потребностей своего ребенка отсутствует у матерей, которые были преждевременно отделены от одного или обоих своих родителей в возрасте до 11 лет. Эти матери наблюдались в домашних условиях и сравнивались с молодыми матерями, имеющими нормальную историю взросления. Матери с неблагополучной семейной историей намного меньше взаимодействовали со своими детьми, находясь вне поля зрения ребенка в среднем вдвое чаще, чем матери из контрольной группы. Даже общаясь с ребенком, они, по сравнению с контрольной группой, реже держали его на руках, смотрели на него, разговаривали с ним. Боулби приводит это исследование, проведенное Уолкиндом, Холлом и Поулби (Wolkind, Hall and Pawlby, 1977), чтобы продемонстрировать накопительный эффект неадекватного воспитания в семье, сказывающийся на следующих поколениях. Такие матери оказываются менее привязанными, менее заботливыми и менее склонными подстраиваться под своих детей, поскольку им самим в детстве не хватало родительского внимания.