Мне пришлось познакомиться с миром саморазрушительных человеческих отношений в первый же год терапевтической практики. День за днем я выслушивал своих пациентов, которые изо дня в день жаловались, как их унижают, не принимают и критикуют дорогие и близкие им люди. Мне было больно со всей очевидностью осознавать тот факт, что большинство проблем моих пациентов связано с их привязанностью и преданностью тем, кто раз за разом их отвергает. Некоторые мои пациенты испытывали страдания только в семейных отношениях: они были привязаны к своим спутникам жизни, обычно к мужьям или женам, которые постоянно унижали, грубо использовали и критиковали их. Я просто не мог понять, почему мои положительные и с виду нормальные пациенты не прекращали этих негативных и разрушительных отношений. Когда же я напрямик спрашивал, почему они до сих пор не расстались с членами своей семьи или партнерами, и предлагал им попытаться начать новые отношения, выйдя за пределы существующего семейного круга, реакцией на мой вопрос было негодование и скептицизм. Мне отвечали, что «кровь гуще воды» и что «семья» — «святое» и «навсегда», неважно, насколько им плохо существовать в таких условиях. Очевидно, я задевал их за живое. Зависимость моих пациентов от их обидчиков была до такой степени сильна, что деструктивный компонент находил рациональные оправдания и защищался с почти религиозным пылом. И несмотря на то, что обращались с ними достаточно скверно и личность их находилась под угрозой, самостоятельно они не решались прекратить отношения, зашедшие глубоко в тупик.
Спустя несколько лет я решил оказывать помощь и женщинам, пострадавшим от жестокого обращения в семье, что оказалось также довольно непростой задачей. Я уже знал, что многие из моих пациенток хоть раз в жизни сталкивались с физическим насилием. Я обнаружил, что женщины, подвергшиеся жестокому обращению, имеют очень похожие истории и ничем психологически не отличаются от других моих пациенток в своей привязанности и зависимости от партнеров, которые их отвергали, — за исключением того, что они подвергались избиениям. И снова мне было непросто понять, почему положительные, с виду нормальные женщины возвращаются к мужчинам, которые жестоко их избивали?
Меня очень удивило и то, что мои отчаявшиеся, несчастные, страдающие от насилия пациентки весьма подозрительно и недоверчиво относились к моим искренним попыткам помочь им. Своим обидчикам они, наоборот, полностью доверяли и легко позволяли одурачивать себя вновь и вновь. Казалось, эти пациентки обладают сверхчувствительным внутренним радаром, позволяющим безошибочно обнаруживать и выбирать единственного потенциального деспота в толпе психически здоровых мужчин. Я оказался бессилен перед тем, с чем мне пришлось столкнуться, и не находил объяснения этому факту, потому что моя академическая подготовка в области психологии почти полностью игнорировала тему бессознательной привязанности к деспотичным партнерам. В то же время популярная психология предлагала одну за другой новые теории, объясняющие, почему физически и эмоционально подавляемые женщины не в состоянии бросить своих обидчиков. Такие отношения были любимой темой книжек из серии «Помоги себе сам», сдобренных массой свежевыдуманных терминов (ни один из которых не проясняет ситуации), как, например, «созависимость» (co-dependency), «запутанный клубок» (enmeshment), «любовь-пристрастие» (love-addition), «травматическая привязанность» (trauma bond).
Ключевое событие в моей карьере произошло в 1983 году, когда я познакомился с работами У.Р.Д. Фейрбейрна, шотландского психоаналитика, написавшего книгу о том, как детская неудовлетворенная потребность в эмоциональной близости с родителями влияет на формирование личности. Я был поражен, насколько точно эти статьи о структуре и развитии личности, опубликованные в период с 1940 по 1960 год, объясняли, почему мои пациентки снова и снова возвращались к людям, которые унижали их и причиняли им страдания. Построить такую точную и действенную модель Фейрбейрну помогла работа в городском приюте, где ему не раз приходилось наблюдать, насколько опасными могут быть последствия насильственного отделения детей от родителей. Разделение семьи в 1940-е годы не рассматривалось как психологически значимое событие, поскольку доминирующая роль в психиатрии того времени принадлежала фрейдовской теории развития личности. Фейрбейрну хватило таланта, чтобы не позволить традиционному психоанализу Фрейда, преподаваемому в университетском курсе, сбить его с толку. В основе его собственной модели лежал эмпирический вывод о том, что покинутые, обездоленные дети, недополучившие в полной мере родительской любви, оказываются, как ни парадоксально, более привязаны к своим родителям, чем благополучные дети. Эта психологическая модель рассматривает ранний этап отношений между ребенком и ухаживающим за ним взрослым как фундамент формирования личности ребенка. Модель личностного развития Фейрбейрна подробно описывает внутренние механизмы, ответственные за привязанность и преданность ребенка родителям, которые, на самом деле, жестоко с ним обращаются и отвергают его. В данной книге основные принципы Фейрбейрна наложены на взрослый аналог детской зависимости от деспотичных родителей, крайним проявлением которой является психологическая зависимость постоянно избиваемой женщины от своего обидчика. Таким образом, я включил в область приложения современной теории психоанализа сценарий насилия в семье.
Прошло три года с тех пор, как я начал писать эту книгу, и за это время интерес к исследованиям Фейрбейрна неимоверно возрос. В октябре 1996 года в США состоялась первая конференция, посвященная исключительно работам этого выдающегося первопроходца в области психоанализа. За последние три года было выпущено по меньшей мере десять книг Фейрбейрна, включая полное собрание его трудов в двух томах. Почему же вдруг возник такой интерес к теории личности, разработанной еще в 1940 году? Ответ будет краток: потому что модель развития личности Фейрбейрна оказалась более последовательна и точна, чем более популярная модель Фрейда. Понадобилось довольно много времени, чтобы принять это, преодолевая сопротивление многих психоаналитиков, получивших стандартное образование, и психиатров, хранящих преданность идеям Фрейда. Многие просто отказывались знакомиться с работами Фейрбейрна, видя в них угрозу для фрейдистской модели. Эти две модели являются взаимоисключающими: то есть прав кто-то один — или Фрейд, или Фейрбейрн, но не оба. Основные различия этих моделей описываются мной в главе 1. Таким образом, часть этой книги посвящена разъяснению причин противостояния двух моделей развития личности, каждая из которых претендует на точное объяснение динамики и механизмов, которые заставляют женщин поддерживать губительные для них отношения. Это противостояние играет очень важную роль. Противоборствующие теории по-разному настраивают наше восприятие событий, и наиболее широко распространенная теория становится основной в психотерапии, профилактике и, что особенно важно, в социальной политике.
Центральное место в моей книге отдано человеческому Эго, каждая глава под своим углом рассматривает эту сложную психологическую конструкцию. Понятие «Эго» используется для обозначения аспекта человеческой личности, ответственного за самооценку и видение себя самого и окружающих людей. Эго также включает в себя набор эмоциональных и когнитивных навыков, которые при нормальных условиях развития могут развиться в то, что обычно принято называть «полноценной взрослой личностью». Глава 2 посвящена человеческому Эго в детском возрасте и описывает различные формы родительского поведения, которые могут серьезно сказаться на развитии полноценных функций Эго. В главе 3 описываются проявления неправильно сформированного и незрелого Эго в поведении человека. У личностей с недоразвитыми структурами Эго диагностируются расстройства личности или характера. Глава 4 посвящена двум ключевым понятиям, которые являются вкладом Фейрбейрна в решение этой проблемы. Это понятия моральной защиты (moral defense) и расщепления (splitting defense), два главных защитных механизма, используемых детьми и взрослыми для сохранения отношений с родителями или партнерами, которые их обижают. Глава 5 использует весь материал, изложенный в предыдущих главах, для анализа «циклической теории насилия», выдвинутой Ленор Уокер. Эта теория описывает три типичные стадии цикла жестокости, а я использую принципы Фейрбейрна для объяснения бессознательных действий, совершаемых в эти три фазы. В заключение в главе 6 я описываю программу терапии женщин, страдающих от насилия в семье, с применением модели, призванной помочь жертве жестокого обращения укрепить структуру своего Эго.
Эта модель акцентирует внимание на непроизвольном, бессознательном участии в конфликте самих пациенток, ставших жертвами насилия в семье, что ранее не применялось в анализе причин жестокого обращения. Анализ структур Эго обоих участников конфликта дает более полное понимание причин физического насилия, чем картина, предлагаемая популярной общеизвестной теорией. Этот анализ дает описание разных психологических и защитных механизмов, формирующихся в детстве и определяющих предрасположенность к роли жертвы во взрослом возрасте. Печальная реальность такова, что жестокому обращению, то есть двум и более случаям физического насилия, подвергаются только женщины, эмоционально угнетаемые или обделенные в детстве. Взрослая женщина, постоянно подвергающаяся жестокому обращению, обделена вдвойне, потому что ее детский трудный опыт не дал возможности развиться здоровому Эго, и это заставляет ее идти на компромисс в выборе мужчины. Для тех читателей, кто склонен искать виноватых, могу сказать, что виноватых много, но это вовсе не жертвы насилия (и, как ни странно, даже не их угнетатели), но культура, которая ценит ребенка (да и родительские права) настолько низко, что мы закрываем глаза на жестокость и недостаток внимания по отношению к детям. Мы возмущаемся и удивляемся, когда вчерашний обиженный ребенок, повзрослев, превращается в агрессора или жертву. Моя цель — показать читателю более точный сценарий тирании, в надежде, что это поможет найти лучшее решение проблемы и выработать более разумную социальную политику, которая будет направлена на предотвращение человеческой трагедии, которую так легко предотвратить.