М. Мы уже говорили о том, что прощение — это наиболее важная часть преобразования трудных отношений в более приемлемые. «Прощать» означает «отдавать так же, как вы отдавали до возникновения боли». Если я хочу возродиться и проявить больше своего потенциала, мне нужно быть полным сил. А чтобы быть полным сил, мне нужно исправить трудные ситуации, мешающие мне. Другими словами, я должен научиться прощать. При этом возникает множество вопросов: «Как я прощаю?»; «Зачем мне кого-то прощать?»; «Кто заслуживает быть прощенным?»
Очевидно, что неблагоразумно прощать всех и каждого. Поскольку телом движет лозунг выживания любой ценой, нелогично прощать. Поэтому, на мой взгляд, прощение глубоко связано с милосердием. Но что такое милосердие? Это сострадание? Это любовь? Что я делаю, когда я милосерден? Для меня милосердие — это нарушение правил по зову сердца.
Сказ о короле и королеве
М. Такое определение «милосердия» проиллюстрировано в истории о короле и королеве. У каждого из них по мечу, и стоят они у своих тронов на верху лестницы в большом зале. Они обличены властью чинить правосудие в королевстве. Король и королева должны исполнить эту ответственность без колебаний. Однажды шериф притащил человека, укравшего хлеб, и толкнул его в ноги королевской чете. Они спросили: «Что он сделал?» Шериф торжественно ответил: «Он стащил хлеб». Король и королева обратились к королевской книге с законами, посмотрели на пленника и сказали: «В нашей книге ясно написано, что за кражу хлеба полагается отсечение головы, именно это мы должны сделать. Таков закон. Клади голову на ту колоду, мы ее рубить будем». Они стали возносить мечи, чтобы нанести смертельный удар, но пленник завопил: «Погодите! Пожалуйста, выслушайте меня. Я признаю, что я действительно украл хлеб. Но я — бедный человек, и моя жена и дети голодны. Именно поэтому я украл его». Все еще поднимая мечи, король и королева сказали: «Мы понимаем твое положение, но здесь в книге сказано, что мы должны сделать. Закон ясен: если украл хлеб, мы отсекаем голову. Так и написано, черным по белому. Значит, так тому и быть». Заглядывая им в глаза, пленник умоляет: «Прежде, чем вы ударите, станьте на мое место. Я ведь такой же, как и вы. Разве вам никогда ничего так не было нужно, что вы готовы были нарушить закон? Моя семья умирала с голоду. Терпеть я больше не смог». Сердцем пленник чувствовал, что мольба трогает короля и королеву. На мгновение они увидели все его глазами. Но затем всплыл старый страх. Смотря друг на друга, они задаются вопросом: «Что случится, если нарушить закон? Что случится с королевством? Разве все не рухнет?» В конечном счете, однако, сострадание взяло верх. Их тронула человечность пленника. Они поворачиваются к нему и говорят: «Даже при том, что закон ясно заявляет, что мы должны отрубить тебе голову, мы нарушим закон во имя более важного, чем закон. Мы нарушим этот закон по зову сердца».
Милосердие — это нарушение правил по зову сердца. А теперь вспомните, когда вы в последний раз были милосердны к себе или к кому-то еще.
Незаслуженное милосердие
М. В марте 1966 г. во время Вьетнамской войны я поступил на службу в армию США. Как оказалось, во Вьетнам меня не отправили, Бог проявлял заботу обо мне. Тех из вас, кто побывал во Вьетнаме, я приветствую дома, и спасибо, что спасли мне жизнь. Поскольку, если бы я отправился
туда, я более чем уверен, что домой вернулся бы не иначе, как в цинковом гробу. Но на войну я не попал. Вместо этого меня отправили в Германию, и три года с 1966 по 1969я перекантовался там. В армию же я пошел, как только мне исполнилось 20 лет, и меня тут же послали в Форт Орд, который до недавнего времени находился в Монтерее. Монтерей — это самое великолепное место на побережье Калифорнии. А жил я в Лос-Анджелесе, красивее которого и отыскать невозможно. И в один прекрасный мартовский полдень меня и еще многих сажают в автобус и везут долгой и нудной дорогой в Форт Орд. На следующее утро я проснулся и услышал крики множества людей, команды «левой», «правой» и понял, что я оказался в ситуации, о которой и понятия не имел. Это было опасно, и мне стало страшно.
Но я был молод, и со мной были мои книжки со стихами. Забавно вышло — когда автобус прибыл в Форт Орд, мы оказались на территории части и в автобус нагрянули армейские. Нам было заявлено: «Так, у кого есть ножи в три дюйма длиной, оружие, цепи или журналы «Плэйбой», — все сложить сюда». Я очень удивился, ведь у меня-то с собой был томик стихов Лавкадио Херна. Но потом послышалось: «Клац! Дзинь! Бум!» И некоторые стали швырять на пол самое разное оружие. Несколько дней нам показывали, что к чему в Форте, а потом повели на огромное поле, размером в 5 футбольных полей. Я стоял лицом к великолепным горам Монтерея среди тысяч других людей, а Тихий океан шумел сзади. Небо было ясное и синее. Температура в самый раз. На всех была зеленая форма. У каждого винтовка и штык. И я вдруг понял, что зеленая униформа — это именно то, что надевают, когда идут убивать других людей.
Но думать об убийстве не хотелось. Я думал о поэзии и задавался вопросом: «Как можно быть среди всего этого и ладить со своим сердцем?» Так я и стоял, глядя на затылки тысяч людей, на тысячи винтовок, и думал о том, как можно остаться благодушным в присутствии всех этих «военных машин».
В отдалении я видел сержанта, стоящего на платформе. У него был микрофон, и он орал: «Смирно! Примкнуть штыки!» А я все стоял, и думал, и смотрел на горы и небо. Примириться с действительностью оказалось не просто. Так вот в тот прекрасный день в Монтерее тысяча парней стояла по стойке «смирно». А сержант все орал: «Коли, отбивай, опять коли». И мы словно разыгрывали жестокий военный танец. Я помню, как он все орал: «Для чего штыки ковать?» И тысяча глоток вопила: «Чтобы лучше убивать!» И мы кололи и отбивали. И это было душераздирающе.
Тогда в 1966 г., перед самым Вьетнамом, я все задавался вопросом: «А выживу ли, чтобы рассказать об этом?»
Через двадцать один год после Форта Орд, после тех учений, после общения с солдатами и освоения оружия, после попыток выяснить, для чего же ковать штыки, я вернулся в эти горы. Выросло целое поколение. Мне уже за 40, я арендовал дом на побережье, где и поселился с моей ненаглядной. Мы очень любили друг друга. Океан был совсем рядом, онобстреливал нас прибоем, как пушечными залпами, а у камина было уютно и тепло. Нам хорошо было вместе. Однажды утром я встал и решил пробежаться. Надел шорты и вышел к дороге. Я бежал вдоль океана, это были те же самые горы, которые я видел тогда в армии. Тот же самый океан, то же самое большое небо над всем. И я ощущал запах морского бриза, слушал чаек и грохот прибоя. Я бежал, и постепенно в сознании всплывала пережитая война. Чувства ошеломили меня. Я был снова в Монтерее, но у меня был теперь дом, любимая. Я буквально чувствовал, как сердце разрывается. Я перестал бежать. Слезы душили меня, я смотрел на землю, горы, на всю эту красоту. Я опустился на колени, сгреб рукой песок и поднес его к глазам. Слезы смешались с песком.
Внезапно до меня дошло, что я могу чувствовать песок в руке, ощущаю слезы, могу двигать рукой. У меня были руки! Я уцелел! Меня не искалечила война. Я сжимал песок. И во мне было столько благодарности, что я едва ее сдерживал. Я плакал над чудом, что руки у меня целы, что ощущаю слезы. И это казалось мне невыразимо бесценным подарком. Объяснить это было невозможно. Мне было дозволено иметь этот опыт, этот момент милосердия. Я знал, что все хорошо, ощущал свою принадлежность к миру. И это ощущение было невыразимо хорошо, и мне казалось, что я не заслужил этого. И я в слезах понял впервые в моей жизни, что милосердие — это незаслуженная милость.
Целительные отношения
М. Словарь определяет «милосердие» как «незаслуженную милость». То есть милость необусловленную. Конечно, для нашего рационального ума, для «левого» полушария, смысла в этом мало. Возникает вопрос: «И отчего это я должен быть милосерден без причины? Должна, по крайней мере, быть причина». Незаслуженное милосердие — для рассудка вещь необычная. Но я полагаю, что для тела смысл тут глубокий. Оно входит в тело, и сердце наполняется благостью. На мой взгляд, опыт милосердия — это как плач и смех в одно и то же время. В самом деле, именно это состояние милосердия больше всего необходимо, чтобы исцелить в трудных ситуациях.
Но вопрос все еще остается: как мы это делаем?
Д. Одна из заповедей Старого и Нового Заветов гласит: «Возлюбите ближнего, как себя самого». Независимо от религиозного предпочтения, я думаю, что в этом очень глубокий и важный принцип Духа и исцеления. Но снова вопросы: «Как вы это делаете?»; «Любите ли вы своего ближнего, как себя самого, особенно если этот ближний способствует вашим трудностям?»
А теперь подумайте о личных отношениях, которые должны быть исцелены. Идентифицируйте отношения с существенно другим человеком, в отношения с которым вам хотелось бы привнести духовное исцеление. Это могут быть отношения с человеком, которого больше нет, но отношения с которым все еще нуждаются в исцелении.
В нашем следующем упражнении мы исследуем ответы на заданные вопросы о милосердии и прощении. Начнем с нескольких ключевых позиций восприятия в отношениях, которые вами определены.
Позиции восприятия
Позиции восприятия — это основные точки, в которых осуществляется восприятие субъектом другого человека.
- 1-я позиция: связана с вашей собственной точкой зрения, убеждениями и предположениями, видением внешнего мира вашими собственными глазами. Используйте первое лицо в разговоре — «я вижу», «я чувствую» и т. д.
- 2-я позиция: связана с точкой зрения другого человека, с убеждениями и предположениями, видением внешнего мира его или ее глазами. Используйте второе лицо в разговоре о себе в 1-й позиции — «вы», «вы выглядите» и т. д.
- 3-я позиция: связана с точкой зрения вне отношений между вами и другим человеком с убеждениями и предположениями 1-й и 2-й позиций. Используйте третье лицо в разговоре о себе (1-я позиция) или о другом человеке (2-я позиция) — «он», «она говорит», «они» и т. д.
Д. Таким образом, 1-я позиция — в вашем собственном теле. С этой позиции вы распознаете: «Я — это я, вы — это вы, мы различны».
М. Я здесь, а вы — там, и мы различны. Я смотрю своими собственными глазами и чувствую мир собственным телом.
Д. Если бы я думал о моей матери, Патрисии, с 1-й позиции, я смотрел бы на нее моими собственными глазами и видел бы ее «там». У меня были бы собственные чувства, и было бы ясно, что она отлична от меня. Мы — не одинаковые. 2-я позиция ставит человека на место другого.
М. Когда вы во 2-й позиции, то это как будто вы стали другим человеком на какое-то время.
Д. Если бы я был на месте моей матери, например, я видел бы Роберта Дилца «там». Я смотрел бы на Роберта Дилца глазами Патрисии.
М. Некоторые говорят, что навыки 2-й позиции — это источник «сочувствия», «сострадания» и «глубокого понимания». Это происходит оттого, что человек как бы влезает в «шкуру» другого человека, подобно королю и королеве, когда они увидели мир глазами преступника.
Д. Если я на самом деле принимаю 2-ю позицию, позицию моей матери, то я должен принять ее положение. Я не был бы в теле Роберта Дилца на тот момент. Я был бы в теле Патрисии.
М. 3-я позиция — это принятие позиции наблюдателя. С 3-й позиции вы можете увидеть и себя, и другого человека одновременно. Роберт видел бы себя стоящим «там» и разговаривающим с Патрисией. И, глядя на них, Роберт скажет: «Я вижу Роберта и Патрисию, говорящих друг с другом».
Д. С 3-й позиции я не использовал бы слова «я» и «вы» в описании своего взаимодействия с моей матерью. Я говорил бы о взаимодействии, используя слова «его», «ее» и «их».