ИБС (только не повторяйте, опасно!)

Арест или задержание по подозрению в совершении преступления — для некоторых трагедия и даже повод к самоубийству. Люди привычные реагируют на это спокойно. Авантюристы рассматривают как очередное приключение. Себя я отношу к привычным авантюристам. Плюс оптимистично смотрю на жизнь. Естественно, как человек, пишущий про криминал, если попадаю в милицию, делаю наблюдения для очередной статьи. Не стану гнать жути, давайте лучше поговорим о забавном. Ведь в ментуре приколов хватает, хотя и с оттенком черного юмора. Здесь можно и самому глумиться над сотрудниками, главное — не перебарщивать.

Представьте изолятор временного содержания: темная камера без окна, восемь квадратных метров. На две трети площади — деревянный настил. В углу — выносная бадья, «параша». Самое главное в местах лишения свободы — хорошие соседи, но, к сожалению, не мы их выбираем.

Кидают ко мне двух алкашей. С бодуна их колбасит. С классовой ненавистью оглядывают мой дорогой прикид и забиваются в угол. Беседуют о насущном — о спиртном. Через какое-то время в хату заводят знакомого лидера организованной преступной группировки. Он какого-то лоха грифом от штанги побил. Теперь и мне есть с кем поговорить. Мы больше про развлечения вспоминаем. Выясняется, например, что в разное время мы с бандюком отдыхали на одном курорте. Начинаем делиться впечатлениями про ресторан на воде. Он стоит метрах в ста от берега. Работает только летом. Моста к нему нет. Если доберешься вплавь, обслужат в трусах в баре на первом этаже. Причалишь в лодке и в одежде — будьте любезны в кабак на втором.

Алкаши на минутку замолкают, слушают. После негодующе обсуждают сказанное нами: «Вот, блин, придумали! Тут на суше-то, если в пивной ступеньки, когда выходишь, обязательно разобьешься, а здесь — сто метров вплавь. Точно утонешь!» Да, для кого-то главное — нажраться.

Дальше меня дернули на допрос. В оперативном отделе дверь в коридоре на замке, из него не выйти. Меня оставляют одного. Так как в камере нет места, а организм требует движения, хожу из конца в конец, метров тридцать. Из кабинетов слышен шум. Иду туда, из-за двери доносятся звуки ударов и крик: «А-а-а, хоть убейте, суки, ничего не скажу!..» Дохожу до окна, возвращаюсь обратно, секунд через двадцать тот же голос верещит: «У-у-у, все скажу, только не бейте!» Из-за другой двери слышно, как опера «колют» бабку. Ладно, когда мужикам обещают «порвать зад на британский флаг». Но, оказывается, у отдельных ментов настолько убогая фантазия, что они пугают этим же и старух.

Слышу: «Говори, идиотка, куда твой сожитель краденые кресла дел?! Иначе посадим тебя в камеру к таким девочкам, что они твои костыли тебе в прямую кишку засунут». Фу, какое неуважение к старшим!..

Молодой, неопытный опер приглашает меня в кабинет. В числе прочих обвинений мое положение усугубляет тот факт, что при задержании у меня изъяли одиннадцать тысяч фальшивых долларов. Ментенок очень хочет казаться солидным: «Что же вы, задержанный, врете, что не знали, будто баксы поддельные?» Отвечаю вопросом: «А вы всегда, молодой человек, говорите правду?» Видно, задел за живое или мент припадочный, но он визжит: «Ты меня что, на лжи поймал, за фуфло спросить хочешь?» С невинным видом объясняю: «С ментов и пидоров не спрашивают». Этот дурак доволен. Опытный сотрудник порван бы за подобное сравнение…

Туг пришел следователь. Спрашивает под протоколом: «Где вы взяли фальшивки?» Отвечаю: «Нашел на помойке, но что они фальшивые, не знал. Иначе бы сразу отнес в милицию». Следак оглядывает мой костюм «от кутюр» и интересуется: «Вы всегда по помойкам лазаете?» Клятвенно заверяю: «Этим и живу». Терпение у него есть, кривится, но задает вопрос: «Готовы ли вы на уличном эксперименте показать, где нашли доллары?» Честно смотрю в глаза и выдаю: «Раз я специалист по помойкам, эту найду даже в темноте, по запаху».

Следователь приковывает меня наручниками к оперенку. Спускается к машине — в ней шофер. Выезжаем в город. С понтом показываю, куда ехать. Покатался, у первой же помойки говорю: «Здесь». Выходим. Стоим с опером, скованные одной цепью. Причем, на зэка больше похож он — небритый, мятый, сутулый. Следак ловит понятых. Сначала приводит бомжа. Тот достает из кармана грязный стакан и бормочет, что шел пить. Видно, бродяжка судим, так что сочувственно интересуется у оперенка, приняв его за арестованного: «Я тебе не наврежу». Пока мент переваривает услышанное, рявкаю: «Не разговаривать с маньяком!» Тем временем следователь притащил плешивого интеллигента лет сорока. Объясняет ему про уличный эксперимент. Он в полуобморочном состоянии от страха при виде нашей компании. Особенно боится ментенка и бомжа. Плешивый доходяга озирается и спрашивает: «А мне ничего не будет?» Видно, детективы на ночь читает. Его успокаивают, что это, мол, пустая формальность. Уточняют у понятых их адреса для протокола. Бомж врет. Мужчинка диктует свой с паспорта. Тут же жутким голосом пугаю: «Я запомню: у мафии руки длинные». Он опять начинает причитать. Его успокаивают и поясняют, что сейчас этот человек (то есть я) будет говорить, все запишут, вы заверите правильность, это сфотографируют, и все. Начинаю прикалываться, делаю зверскую рожу скотофила и замогильным голосом вещаю: «Ну, в общем, двоих мы застрелили вот здесь, а третьему вспороли живот. Он полз к помойке и там сдох. Собаке — собачья смерть, так будет с каждым. Вот и следы крови остались». Показываю на помоечный сок — от свеклы, что ли. Плешивый интеллигент начинает голосить: «Ой-ой». В толпе зевак переполох. Следак стонет: «Ну не пугай ты людей — будь серьезен!» Ладно, спектакль мне и самому надоел, да и публики уже многовато вокруг. Нормально рассказываю, как шел, увидел у помойки пакет, развернул, а там одиннадцать тысяч долларов. Понятые расписались. Мы сели в машину. Несколько человек и бомж начали обыскивать бачок. Видно, надеялись еще баксы найти.

Приехали в отделение. Достала меня эта бодяга. Сказал следователю, что без своего адвоката больше не произнесу ни слова.

Опять «наша» камера. Лидер ОПГ все парится. Одного алкаша убрали. Другого «посетил белый конь». Посталкогольный синдром — поганая штука, но пока имеет безобидные формы, все развлечение. Валяемся с бандюком на наре, а пьяницу глючит. Ему кажется, что он на улице, пришел к знакомой, а парадная — на кодовом замке. Он ломится в дверь: «Открой, это я, выпить принес. Какой здесь код?» — «Пять-два-восемь»,— отвечаем. Чудик начинает тыкать в стену, искать восьмерку. На шум приходит дежурный, открывает дверь. Белогорячечный принимает его за любовницу, ругает: «Что же ты, нидораска, не открывала? Я вот водки принес!» Нас, конечно, веселит, когда к менту обращаются как к падшей женщине, любящей извращения, но забава надоела. Говорим охраннику: «Командир, вызови „скорую», не косит он».

Через полчаса сумасшедшего забирают в дурдом. Тут и меня выдергивают. Правда, на допрос. В кабинете два опера: молодой и постарше — наглый, как пидор колымский. Помимо «левых» баксов мне инкриминируют то, что я устроил пожар на водочной базе, положил охрану в лужу и стрелял у них над головой из обреза.

«Где мой адвокат?» — спрашиваю. Старый опер пробует наезжать: «Не будет тебе адвоката. Колись, падла, а то я тебя…» Перебиваю: «Ты у меня только минет можешь! И вообще — заткнись». Опер орет: «Ты мне не тычь!» — «Я тебя еще не тыкал»,— отвечаю. Дело близко к потасовке. Тут в кабинет заходит какой-то полковник и прокурор: «Ну, что тут у вас?!»

Сажусь на пол, начинаю плакать и торопливо жаловаться: «Эти двое меня бьют. Вызвали без адвоката и следователя». Поднимаю брючину и демонстрирую ссадину и синяк на голени (Вчера на футболе с другим игроком столкнулся.) Вот этот старший с геморройной рожей прямо пыром пинал»,— причитаю.

Полковник обещает стереть беспредельщиков в порошок. Прокурор негодует. Мне дают позвонить адвокату и запрещают ментам до его прихода дергать меня из камеры. Через час приходят защитник и следователь. Последний заявляет, что сейчас проведут мое опознание потерпевшими. Приводят двух понятых и двух подсадных. Последние, по закону, должны быть схожи со мной. Мы, конечно, похожи, как член с трамвайной ручкой, но я не возражаю. Мне предлагают занять любое место среди подсадных. Встаю в середину. Заходит один потерпевший охранник. С ним и его напарником мои парни уже провели работу. Потерпевшему задают вопрос: «Не узнаете ли кого из бтоящих?» Тот ломает комедию, просит нас повернуться боком и показывает на подсадного слева. Судя по брюкам, мента. Следак в замешательстве. Он бормочет: «Может, я запишу, что вы никого не узнали?» Возмущенно настаиваю, чтобы в протокол занесли все, как есть. Перед тем как вызвать другого терпилу, мне предлагают опять встать, где хочу. Остаюсь там же. Следующий охранник-пострадавший пребывает на той же волне, но опознает в нападавшем подсадного справа. Тоже мента, судя по усатой «заточке» (лицу). Все заносится в протокол.

Следователь бежит совещаться с начальством, адвокат — жаловаться прокурору. Через сорок минут меня освобождают, но я еще требую, чтобы опера извинились за мое «избиение». Тогда обещаю не писать жалобу. Полковник приказал, и старый да малый просили прощения. Надо было видеть их рожи!..