Для этики главное в поступке — его моральная ценность. В теории морали издавна шел спор: чему следует отдавать предпочтение при оценке поступков— ценности мотивов или ценности результатов? Правильное решение этого вопроса имеет не только теоретическое, но и большое практическое значение как для установления благоприятного морального климата в коллективах, оптимизации системы общения, так и для нравственного совершенствования индивидов. Ничто так не выводит человека из душевного равновесия, как несправедливая оценка его поступков. Оценка поступка имеет особое значение в правосудии при определении виновности, степени вины и соответственно в выборе справедливой меры наказания.
Как правило, в домарксистской и современной буржуазной этике на этот вопрос даются неверные, метафизически-односторонние ответы. Так, приверженцы теории врожденных нравственных чувств отдают предпочтение моральной ценности субъективных мотивов. В качестве эмпирического основания такого мнения выдвигается тот очевидный факт, что при одинаковых последствиях поступки людей могут побуждаться мотивами далеко не одинаковой моральной ценности. Односторонне преувеличивая релятивно-субъективный момент, Кант считал, что «суть дела не в поступках, которые мы видим, а во внутренних принципах их, которые мы не видим», следовательно, ценность поведения зависит «не от действительности объекта поступка, а только от принципа золения, согласно которому поступок был совершен безотносительно ко всем объектам способности желания».
Напротив, представители эвдемонистской, утилитаристской и других разновидностей так называемой консеквенциальной этики, справедливо замечая, что часто благие намерения приводят к нежелательным последствиям, заключали, что поведение людей и его отдельные акты следует оценивать преимущественно по их результатам; субъективные побуждения имеют второстепенное значение. При всем том не только идеалисты, но и некоторые материалисты-просветители видели односторонность чисто консеквенциальной оценки, потому что от нравственной ценности мотивов может коренным образом меняться оценка поступка в целом. «Предположим, что два человека бросились в пропасть, как поступили Сафо и Курций: первая — чтобы избавиться от любовных страданий, второй — чтобы спасти Рим; Сафо называют безумной, а Курция — героем».
Односторонность подобных суждений видели многие выдающиеся умы прошлого. Еще Аристотель глубокомысленно замечал: «Существует сомнение, что для добродетели важнее — намерение или действие, так как она проявляется и в тех, и в других. Ясно, что совершенство заключалось бы в том и в другом». Гегель, указывая на объективную значимость результатов, подчеркивал, что «поступок есть изменение, долженствующее существовать в действительном мире». «Действуя,— писал он, — человек должен думать о внешних результатах. Старая пословица справедливо говорит: «камень, выброшенный из руки, принадлежит дьяволу»». В то же время в «Энциклопедии философских наук» он утверждал, что результаты поступков, характеризующие человека внешне, через его действия, характеризуют его и внутренне. В поступке внутреннее и внешнее совпадают в диалектическом единстве. «Каков человек внешне, т. е. в своих действиях (а не в своей внешней наружности, как это само собой разумеется), таков он и внутренне, и если он лишь внутренний, т. е. если он остается только в области намерений, умонастроений, если он «добродетелен», «морален» и т. д., а его внешнее не тождественно с его внутренним, то одно так же бессодержательно и пусто, как и другое». Потому неправильно судить о человеке, противопоставляя его хорошие внутренние побуждения плохим деяниям. Гегель с иронией отзывался о том человеке, «который в противовес мало-успешности своих дел и даже достойным порицания деяниям ссылается на внутреннюю сторону своего характера, которую следует-де отличать от внешних его проявлений, на свои якобы превосходные намерения и убеждения. В отдельных случаях может действительно оказаться, что благодаря неблагоприятным внешним обстоятельствам благие намерения и целесообразные планы терпят неудачу при попытке их осуществления. Но, вообще говоря, и здесь существенно имеет силу единство внутреннего и внешнего. Мы поэтому должны сказать: что человек делает, таков он и есть». Поэтому, когда люди «выставляют требование, чтобы их судили не по тому, что они дали, а по их намерениям, то такая претензия справедливо отклоняется как пустая и необоснованная.
Часто бывает и наоборот, а именно что при суждении о других людях, давших нечто хорошее и значительное, пользуются ложным различением между внутренним и внешним для того, чтобы утверждать, что это — лишь их внешнее, внутренне же они стремятся к чему-то совершенно другому, к удовлетворению своего тщеславия или других таких же достойных порицания страстей… Мы должны против этого заметить, что, хотя человек может в том или другом отдельном случае притворяться и многое скрывать, он, однако, не может скрыть своей внутренней природы вообще, которая непременно проявляется в decursus vitae (жйзйейной линии поведения.— С. А.), так что также и в этом отношении можно сказать, что человек есть не что иное, как ряд его поступков». И совершенно справедливо Гегель заключал, что принцип, пренебрегающий последствиями, и принцип, призывающий оценивать поступки только по их последствиям, одинаково абстрактны и рассудочны.
Любопытно сравнить с этими высказываниями немецкого философа рассуждения М. Е. Салтыкова-Щедрина, который подчеркивал, что писатель, желая объяснить поведение своего героя, должен брать образ в его целостности, в единстве его действий, слов и тайных помыслов.
Писатель показывает не только что человек говорит или делает, но и что он думает и что он, несомненно, совершил бы, если бы мог и смел. «Развяжите человеку руки, дайте ему свободу высказать всю свою мысль — и перед вами уже встанет не совсем тот человек, которого вы знали в обыденной жизни, а несколько иной». Освобожденный от стесняющих условностей, он разоблачит свой действительный характер, а «без этого разоблачения невозможно воспроизведение всего человека, невозможен правдивый суд над ним». Надо иступить «в храмину той другой… скрытой действительности, которая одна и представляет верное мерило для всесторонней оценки человека». Итак, выступая за раскрепощение человеческой личности, писатель выдвигает важное положение о том, что для справедливой оценки поступков надо брать их в единстве интимно-личностных мотивов и внешних действий.
Действительно, всякий поступок представляет собой целостное явление, в котором в неразрывном единстве существуют субъективно-личностные (мотивы) и объективно-значимые (результаты) элементы. Поступок с равным основанием можно понять как субъективно мотивированный результат и как объективно реализованный мотив. Это — неколебимое положение марксистской этики. К. Маркс говорил, что заявление может быть выражением высокого или низкого образа мыслей, но только поступки доказывают, насколько серьезно было заявление. В. И. Ленин также подчёркивал, что о поведении отдельного лица следует судить «не по тому, что он о себе говорит или думает, а по делам его». Это вовсе не означает, что классики марксизма-ленинизма игнорировали субъективные мотивы, они их, несомненно, принимали во внимание. Но исходя прежде всего из общественной значимости поступков, Маркс, Энгельс и Ленин подчеркивали именно социальную значимость последствий, а также детерминирующих поведение социальных факторов. Мотивы лишь опосредуют связь между социальной действительностью и поступками людей. В статье «Слова и дела» В. И. Ленин предостерегал против ошибочной тенденции оценивать лозунги той или иной партии или группы по провозглашаемым мотивам. Дело не в намерениях и мотивах, а в той объективной обстановке, которая определяет значение лозунгов, тактики, направления действий данной партии или группы.
Стало быть, для адекватной оценки отдельного поступка или линии поведения важно не просто квалифицировать мотивы и результаты с точки зрения моральной ценности, вне связи их друг с другом, а выявить конкретное соотношение этих ценностей и проанализировать те внешние условия, при которых данные мотивы переходят в данные результаты. Только при учете целостной структуры поступка возможно построение более или менее четкой иерархии поступков, исходя из их социально-нравственной ценности — от безусловно ценных до столь же безусловно антиценных со всеми промежуточными ступенями.
Так, безусловно всегда, при любых обстоятельствах ценен (морален) поступок, стимулированный высоким мотивом и приведший к ценному результату, например высокая производительность труда работника, мотивированная патриотическим чувством. И напротив, безусловно антиценен (аморален, безнравствен) поступок, имеющий отрицательный результат по причине низменного мотива (скажем, преступный акт, совершенный из корысти). В этих крайних случаях отчетливо видно, как полезный или вредный результат совпадает с ценностью или антиценностью поступка в целом.
Между этими полюсами ценного и антиценного (морального и аморального) в поведении располагается подавляющее большинство поступков, которые можно квалифицировать как относительно ценные или относительно неценные. Таков, например, поступок хотя и побужденный хорошим мотивом, но приведший к плохому результату по причине, допустим, глупости, нерешительности, неумения преодолеть препятствия. Конечно, сами по себе глупость или неумение не являются нравственными качествами, но они во всяком случае и не украшают человека, а, выступая причиной действий, несовместимых с нормами морали, приводят тем самым К «порче» поступков в целом, как это замечательно изображается в известной сказке о дураке, который всякий раз ошибался в последствиях и попадал впросак, хотя и действовал из благих намерений. В известном рассказе Л. Андреева «Правила добра» в столь же незавидном положении оказался черт, загоревшийся желанием творить добро по правилам, преподанным ему снятым отшельником.
Все это равным образом относится к такому поступку, который хотя и имеет благополучные последствия, по субъективно мотивирован отрицательными, эгоистичными побуждениями. Поведение работника, который выполняет план только ради заработка, премии и т. п., не может быть признано высокоморальным, хотя его нельзя назвать и безусловно безнравственным.
По этим причинам некоторые авторы предлагают различать в структуре поступка не один, а два его результата: предметный (собственно, результат в его материальном выражении) и результат моральный, т. е. моральную ценность поступка в целом. В этом предложении есть резон, поскольку указанные результаты могут не совпадать. Действительно, полезный результат, как отмечалось, может быть следствием поступка, не безусловно ценного с моральной точки зрения; или один и тот же результат (предметный, материальный) может произойти из поступков неодинаковой степени ценности по шкале морального критерия.
Отмечая качественно новые и повышенные требования к дисциплине труда в связи с современным техническим прогрессом, следует подчеркнуть, что, например, одно дело — простой работника, работающего с лопатой или тачкой, а другое дело — управляющего шагающим экскаватором. Хотя формально, казалось бы, каждый из двоих допустил одинаковое нарушение трудовой дисциплины, на самом деле, если принять во внимание масштаб материальных последствий, их проступки приобретают разное значение.
Это касается не только сферы производства, но и сферы потребления, поведения в быту. И здесь пользование предметами, предоставляемыми в распоряжение потребителя прогрессом науки и техники, заставляет повышать моральные требования к поведению индивидов. Одно дело — громкий звук включенного на полную мощность проигрывателя за стенкой соседа, мешающий отдыхать, и другое дело — круглосуточно звучащий на всю округу голос диспетчера сортировочной станции, стократно усиленный динамиком и лишающий покоя и отдыха население целого микрорайона.
Как видно из приведенных примеров, моральное качество поступков в единстве их мотивов и результатов не отвечает принципу строгой альтернативности, оно образует своеобразную иерархию поступков, постепенно нисходящую от полной ценности к столь же полной антиценности. Полная противоположность проявляется только при сравнении крайних степеней.
Итак, если рассматривать поступок с точки зрения соотношения ценности его мотива и результата, то их нужно брать в единстве. В ином случае оценка поступка неизбежно окажется односторонней и ошибочной, как это имеет место в некоторых направлениях современной буржуазной этики. Например, известный американский этик У. К. Франкена утверждает, что моральная ценность поступка зависит только от ценности мотива, ибо при всяком ином подходе мы имеем дело уже не с поступком, а с операцией. О поступках, разъясняет он, гудят, например, по их результатам, сравниваемым с правилом или образцом, или по их мотивам, намерениям, чертам характера действующего субъекта. В первом случае поступок может быть оценен как правильный или ошибочный, эффективный или неэффективный, полезный или бесполезный в соответствии с телеологическим принципом оценки, которая, однако, не является характеристикой морального качества поступка. «Но о поступке можно также судить, что он хорош или дурен, достоин похвалы или порицания, благороден или достоин презрения, и тогда моральное качество, приписываемое ему, будет зависеть от мотива агента действия, намерения или характера, с которым оно выполняется». В этих рассуждениях верно все то, что касается зависимости ценности поступка от морального качества мотива и личных качеств субъекта. Но вызывает возражение то, что отрицается значение ценности результатов для определения именно моральной (а не только операционно-целевой) ценности поступка, что общественно значимые последствия действия выносятся за скобки, т. е. за границы структуры собственно поступка как акта морально оцениваемой деятельности.
Задача моральной квалификации поступка в его целостности еще более усложняется, как только принимаются во внимание внешние обстоятельства, в которых он совершается, а также характер человека как целостной личности. В некоторых случаях условия настолько властно вторгаются в процесс осуществления поступка, что могут существенно изменить его общую ценность.
Рассмотрим отдельные типы взаимосвязи в поступках теперь уже трех компонентов: мотивов, результатов и внешних условий перехода мотива в результат.
С полным основанием можно назвать высокоценным, героическим деяние, хороший результат которого обусловлен высоким мотивом вопреки неблагоприятным внешним условиям. Как правило, такой поступок бывает сопряжен с преодолением серьезных препятствий, требует самоотверженности, чаще всего в экстраординарной ситуации (при стихийном бедствии, на войне и т. п.). И напротив, безусловно безнравствен, а в крайних формах преступен поступок, который привел к наихудшим последствиям исключительно из-за низменных побуждений совершившего его человека при наличии всех необходимых условий для получения ценного результата. Это — поведение человека, способного испортить дело, когда для его благополучного исхода имеются вполне благоприятные условия.
Очевидно, и тут можно выделить последовательно поступки промежуточной ценности. Таков поступок, стимулированный положительным мотивом, но приведший к отрицательному результату по причине неблагоприятного стечения обстоятельств. Хотя личной вины человека тут нет (по крайней мере нравственной вины), так как он не сумел преодолеть трудности, тем не менее такой поступок нельзя признать безусловно ценным, тем более героическим. Еще ниже ценность поступка хотя и с благоприятным результатом, но полученным лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств и вопреки низменным мотивам действовавшего субъекта. Так, некоторые работники благополучно «выполняют» план, но лишь потому, что предварительно ухитрились занизить задания или создать себе привилегированные условия, отличные от обычных на данном предприятии или в отрасли. Вообще поступки, совершаемые лишь из эгоистических соображений, даже если они имеют весьма положительные результаты, не могут оцениваться по высшей мерке шкалы моральных ценностей. Интересной в связи с этим представляется мысль юного Маркса, который считал, что, «если человек трудится только для себя, он может, пожалуй, стать знаменитым ученым, великим мудрецом, превосходным поэтом, но никогда не сможет стать истинно совершенным и великим человеком».
Вероятно, можно выделить и другие поступки относительной моральной ценности в других сочетаниях положительных (или отрицательных) мотивов, результатов и условий. Но уже приведенных типов поступков достаточно для безошибочной оценки любого поступка: нужно оценивать его в единстве составляющих компонентов, как субъективно-личностных (мотивы), так и объективно-общественных (последствия и внешние условия совершения поступка). Если же оценивать человеческие действия только по ценности одного какого-либо их структурного элемента, то оценка лишь случайно может оказаться справедливой, т. е. адекватной действительной ценности поступка как целостного явления.
Между тем подобные ошибки не такая уж редкость. Например, распространенным заблуждением обыденного сознания является мнение, когда, рассуждая о степени вины и возмездия за нее, люди бессознательно руководствуются древним правилом талиона: то же самое за то же самое — смерть за смерть, увечье за увечье и т. д. Люди, не искушенные в судопроизводстве, часто удивляются и возмущаются тем, что, например, человек, причинивший смерть, приговаривается только к нескольким годам заключения или вовсе оправдывается на суде. Они убеждены в том (или хотят быть убеждены под воздействием чувства мстительности), что степень и форма возмездия должны в точности соответствовать совершенному деянию. Это как раз тот случай, когда принимают во внимание только результат и не принимают во внимание другие компоненты поступка. А между тем трагический исход, может быть, был предопределен необходимостью вынужденной самообороны (крайне неблагоприятные внешние условия, когда фактически отсутствовала возможность выбора формы действия) или необходимостью оказания экстренной помощи жертве зверского насилия (оправдывающий мотив).
Очевидно, к внешним условиям совершения конкретного поступка, имеющим значение для его моральной квалификации, следует отнести также характер объекта действия, субъекта действия и общую «линию поведения» человека за длительный период времени. Действительно, мы оцениваем по-разному один и тот же дурной поступок (степень его аморальности), когда он совершен по отношению к беззащитному ребенку, женщине, старому человеку или когда он совершен по отношению к человеку, способному постоять за себя.
Мы также по-разному оцениваем дурной поступок (как и хороший) человека, вполне осведомленного или, напротив, мало осведомленного о существе дела, его возможных последствиях и т. д. Знание усиливает безнравственность дурного поступка. Как справедливо замечал Ф. М. Достоевский, злоба «холодная, спокойная и, если можно так выразиться,— разумная, стало быть, самая отвратительная и самая страшная, какая может быть». Согласно не только морали, но и праву, продуманное, преднамеренное злодеяние квалифицируется как более тяжкое преступление, чем деяние с таким же результатом, но совершенное случайно, непреднамеренно, например в состоянии сильного аффекта или по недомыслию, неосторожности.
В то же время, как ни парадоксально, но иногда мы тем выше оцениваем доброе деяние, чем труднее было совершить его человеку из-за присущих ему физических, волевых, моральных недостатков или по внешним обстоятельствам. Зависимость ценности поступка от личностных свойств человека, и прежде всего от его ожидаемых пли действительных моральных качеств, отмечается многими писателями — тонкими психологами. «Когда люди определенного типа,— писал Марк Твен,— совершают доброе деяние, мы оцениваем его в тысячу раз выше, чем то же деяние, но совершенное хорошим человеком,— принимая во внимание огромные усилия, которых оно стоило». Возможно смещение оценивающего акцента в противоположную сторону, обусловленное, например, авторитетом великой личности, гипнозом ее имени. Очень точно подметил подобную аберрацию оценочного мышления Л. Н. Толстой. Он писал: «Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого — нет дурного». Это ходячее представление историков, как считал писатель-гуманист, бессмысленно и аморально: нельзя никого выводить из-мод оценки, мера оценки поведения и великого и простого человека должна быть едина. Более того, полагал писатель, от великого требуется и большее величие в нравственном смысле. «Нет великого там, где нет простоты, добра и правды».
Известна старая латинская поговорка: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку». Она неплохо иллюстрирует зависимость характера и меры свободы, а вместе с тем и ответственности от природы субъекта деятельности. Когда, например, хороший поступок совершает заведомо хороший человек, то это мало кого удивляет, считается нормальным, само собой разумеющимся. Но если то же самое действие совершает человек, о котором известно, что ему было трудно так поступить вследствие давления на него прежних жизненных установок, что данный поступок потребовал больших душевных усилий, ломки характера, привычек, то мы склонны оценивать такой поступок более высоко. Трудовой подвиг человека, известного прежде в качестве заведомого лодыря, подчас привлекает больше внимания и даже радует товарищей по работе сильнее, чем постоянный добросовестный труд другого работника.
Все это подводит нас к комплексу проблем, связанных с моральной квалификацией теперь уже не отдельных поступков, а линии поведения человека на протяжении более или менее длительного периода времени или всей его жизни.
Несомненно, представляет теоретический и практический интерес соотношение ценности отдельного поступка с оценкой поведения в целом и с общей оценкой человека как нравственной личности. Такое соотнесение совершенно необходимо во избежание ошибки в деятельности народных и товарищеских судов, при разборе так называемых персональных дел в комиссиях и на собраниях и во всех прочих процедурах, когда человек и его поведение становятся объектом специальной общественной оценки. Оно необходимо также для оптимального строя межличностного общения, для установления благоприятной морально-психологической атмосферы в производственном, управленческом, научном, учебном, художественном, спортивном и других коллективах.
В межличностных отношениях, в отношениях между коллективом и индивидом нередко делаются поспешные заключения и высказываются суждения о моральном облике того или иного человека и его поведении на основании одного-двух его поступков. Однако, если речь идет не о серьезном, общественно опасном деянии, а только об отдельном промахе или проступке, крайне несправедливо и неправильно делать вывод об общей моральной неполноценности человека, игнорируя его прошлые заслуги и его возможные полезные действия в будущем. Еще Т. Гоббс мудро замечал, что «честный человек …не теряет своего доброго имени из-за одного или нескольких несправедливых поступков, обусловленных внезапной страстью или непониманием вещей…».
Гуманная мораль общества развитого социализма не позволяет ставить крест на человеке, который однажды оступился, напротив, она предписывает приложить усилия к тому, чтобы помочь ему исправиться. Неправильно поступают те коллективы и их руководители, которые при первом же проступке человека, в общем не типичном для него и случайном, лишают его своего доверия, не дав себе труда спокойно разобраться в случившемся, торопятся исключить этого человека из своего коллектива. Такое поспешное «отлучение» не согласуется с общим гуманным характером коммунистической нравственности, с интересами общества и, как правило, свидетельствует об определенной моральной незрелости данного коллектива. Лишь опираясь на лучшие черты характера человека, укрепляя эти черты в нем, товарищи по коллективу могут удержать его в дальнейшем от дурных поступков.
Если коллектив отстраняется от воспитания своего товарища, исключая его из своей среды, то спрашивается: кто и где будет его исправлять? Когда же человек ощущает искреннюю озабоченность близких, товарищей по поводу своей судьбы, он может собрать силы, чтобы избавиться от недостатков своего характера и плохих привычек. С этой точки зрения представляются своевременными и справедливыми постановления ЦК КПСС и Советского правительства, принимаемые с целью усиления борьбы против нарушений социалистической дисциплины, предусматривающие меры по социальной профилактике антиобщественного поведения, согласно которым проводится более тонкая дифференциация преступлений и проступков, некоторые не опасные для общества проступки наказываются в административном порядке.
Противоположной крайностью при оценке поведения является стремление прикрыть прошлыми заслугами и в общем благополучной ранее линией поведения совершенные недавно неприглядные поступки, желание выдвинуть известные заслуги человека в качестве своеобразной индульгенции на будущее, а также намерение оправдать аморальную линию поведения в другой сфере. Поскольку личность в своей жизнедеятельности выступает в единстве многих выполняемых ею социальных ролей, она как морально ответственный субъект деятельности должна оцениваться в ее целостности, отвечать за свое поведение во всех без исключения сферах жизни. Это требует от советских людей быть не только внимательными, чуткими и благожелательными друг к другу, но также требовательными и взыскательными.
Общая линия поведения в конце концов складывается из длинного ряда конкретных поступков, поэтому каждый член нашего общества должен нести ответственность и за каждый отдельный поступок, тем более что бывают такие поступки, которые вынуждают по-иному взглянуть на моральный облик человека, так как раскрывают его характер с неожиданной стороны — хорошей или плохой. Случается, что в неординарной обстановке человек неожиданно для окружающих (да и для самого себя) проявляет черты героического характера. И наоборот, случается, что человек, почитавшийся прежде вполне «благополучным» в нравственном отношении, совершает поступок, заставляющий усомниться в правильности прежних его положительных характеристик. Именно этот случай имеют в виду, когда говорят: «Проглядели человека». Вовремя заметить зародыши аномального поведения, которые на первых порах обнаруживают себя как будто в случайных поступках,— обязанность и гуманный долг всех близких, товарищей по коллективу. Точно так же как и способность своевременно заметить, по достоинству оценить и поддержать ростки стремления исправить линию поведения, перейти к положительному, нравственному образу жизни. Все это имеет большое значение, в частности для правильной расстановки и воспитания кадров.
В последовательном ряду поступков, из которых слагается единая линия поведения человека, всегда имеется внутренняя логика, свой (осознаваемый или не осознаваемый личностью) «план». Какой-нибудь поступок может показаться (и действительно оказывается) случайным. Но эта случайность снимается, когда в линии поведения прослеживается определенная однотипность форм поведения в сходных жизненных ситуациях, т. е. проступает некая статистическая закономерность, в которой проявляется личный характер. Понятна ирония бравого солдата Швейка по поводу «случайности» поведения одного его знакомого: «Если что и произошло, так это лишь чистая случайность и «промысел божий», как сказал старик Ваничек из Пельгржимова, когда его в тридцать шестой раз сажали в тюрьму».
Поступки, совершаемые людьми в разных сферах жизни и в различных жизненных ситуациях, могут быть разными по своему масштабу и качеству, по своей значимости для определения существа доминирующей линии, господствующей тенденции в поведении индивида. Наиболее важными для формирования линии поведения, для выработки жизненной позиции личности являются поступки, которые можно назвать узловыми, поворотными. Как правило, в этих поступках происходит не просто выбор очередной формы поведения, приуроченной к данной конкретной ситуации, а выбор системы ценностей, переход от одной системы моральных ценностей к другой. Такой переход может быть морально регрессивным (тогда говорят о «нравственном падении» или «моральной деградации» личности), но он может оказаться и «прорывом» личности на более высокий моральный уровень жизни и деятельности, вхождением человека в систему новой, прогрессивной морали. Именно такой переход совершали, например, те революционеры, которые, принадлежа по своему рождению или социальному положению к эксплуататорскому классу, решительно порывали со своим классом и его моралью, сознательно переходили на позиции революционной, пролетарской нравственности.
Вообще можно было бы привести огромное количество примеров, когда человеку приходится в решающий момент жизни совершать такой поступок, который в положительном смысле определяет всю его дальнейшую судьбу. Так, несомненно следует считать морально ценным сознательный разрыв с неприглядным прошлым и его моралью лиц с отклоняющимся от нормы поведением, их искреннее намерение приобщиться к системе моральных требований и ценностей, утверждаемых коммунистической нравственностью. Поддержать человека в такой ответственный момент — долг всех окружающих. И оценивать единую жизненную линию поведения человека следует именно по этим узловым поступкам, определяющим его жизненную позицию на долгий срок или па всю последующую жизнь.
Поведение подавляющего большинства советских людей соответствует нормам господствующей в нашем обществе социалистической морали, а в некоторых ситуациях оно возвышается до норм высшей, коммунистической нравственности, складывающейся уже сегодня. При всем многообразии субъективных мотивов, обусловленном особенностями индивидуальной жизни, основная тенденция, генеральная линия поведения советских людей определяется идеалами коммунистической морали, которые в своем наиболее обобщенном содержании находят выражение в преданности делу строительства коммунизма.
Эта общность коренных мотивов деятельности проявляется в многообразии форм конкретного поведения, в наиболее распространенных и типичных нравах, не свойственных никакому другому обществу, кроме общества развитого социализма. В нашей стране никого особенно не удивляет готовность комсомольцев ехать на работу туда, где труднее, где требуется высшее напряжение физических и духовных сил; бескорыстная помощь «со-пернику» в социалистическом соревнований; добровольный переход в отстающую бригаду, чтобы наладить в ней работу, хотя это может быть сопряжено с временной потерей в заработной плате, и т. д. и т. п. Но именно широкая распространенность — до степени обыденности— таких форм нравственного сознания и поведения делает мораль социалистического общества явлением, невиданным в прошлой истории человечества и вызывающим чувство удивления у многих людей в капиталистических странах, привыкших следовать в своем практическом поведении нормам индивидуалистической буржуазной морали.
Итак, моральная характеристика отдельных поступков определяется ценностью их мотивов и достигаемых результатов. Моральное качество линии поведения в значительной мере определяется ценностью его целей и избираемых для их достижения средств, а точнее, характером их взаимосвязи в процессе деятельности. Последняя проблема заслуживает специального обсуждения.