Война — это эпидемия жестокости, убийств, безумного, всепоглощающего страха, массового сумасшествия, тяжелых утрат, боли от ранений и травм, крушения ценностей, нечеловеческой усталости и всеобщего хаоса. Война создает множество сложнейших комбинаций, когда возможности человека оказываются на пределе. Но, пожалуй, самым худшим исходом войны для отдельного ее участника, а иногда тысяч и миллионов воинов, является плен.
Признание того, что солдаты любой, в том числе и своей, армии могут быть пленены, требует не просто трезвого взгляда на войну, но и определенного мужества. В нашей армии, к сожалению, на протяжении многих лет такая объективная реальность войны, как плен, просто игнорировалась, и практически всех военнослужащих, попавших в плен, относили к предателям. Такой подход, в конце концов, унижал нашего воина и само государство, где «предательство» приобретало гигантские масштабы. Между тем процент перебежчиков за годы войны не превысил 15 человек на 1 000 военнопленных. А это значит, что «быть пленным», «попасть в плен» и «сдаться в плен» — явления совершенно разные с нравственной, поведенческой, психологической и юридической точек зрения, так же как и «предатель», «изменник», «пленный» — характеристики совершенно разных личностей. Мы не поощряем сдачу в плен, но допускаем боевые ситуации, в которых этого нельзя избежать.
Исследование показывает, что в некоторых вооруженных конфликтах плен как результат боевых действий иногда превосходит все другие результаты. В Русско-японскую войну было пленено около 70 ООО наших солдат, в Первую, мировую войну — свыше 3,4 млн чел., в Великую Отечественную войну — свыше 4,5 млн [214, с. 371]. Между тем за все годы войны, по официальным докладам «наверх», попало в плен 36 тыс. наших воинов, а миллионы числились пропавшими без вести. До сегодняшнего дня, по словам генерала армии М. Шкадова, пропавшими без вести числится около 3 млн человек [74» с. 5, 27, 530, 534].
Игнорирование реальности плена ведет к тому, что не учитывается один из важнейших факторов боеспособности войск.
Военные психологи, исследуя феномен пленения, работают в двух направлениях: 1) пытаются выявить основные причины пленения военнослужащих, раскрыть факторы и специфику психических состояний, сущность личностных трансформаций, имеющих место у военнопленного, показать психологическую специфику условий его жизнедеятельности, выработать рекомендации по предупреждению попадания в плен и 2) исследуют эффективные методы допроса вражеских пленных, их использования в психологическом воздействии на противника.
Вместо указания одной причины — предательство, психологи выделяют как минимум пять групп причин: военные, психофизиологические, психологические, медицинские, идеолого-политические.
Среди факторов, определяющих поведение военнопленного, выделяются мужество, патриотизм, вера, страх смерти, пыток, неизвестность, лишение сна, «сшибка» биоритмов, тоска и скука, сенсорная депривация, унижения, голод, лишения, постепенное угасание надежды, усталость, взаимное недоверие пленных, одиночество и др.
Военная психология исследует психологические последствия нахождения в плену. В последнее время говорится о таком феномене, как «психоз колючей проволоки» («невроз возвратившихся из плена», «синдром концлагеря»), при котором, по описанию В.Франкла, проявляются беспокойство, чувство усталости, ухудшение концентрации внимания, возбудимость, непоседливость, ослабление памяти, раздражительность, вегетативные симптомы, депрессии и головные боли, 78 % людей жаловались на ночные кошмары — им снился концлагерь. В целом ряде случаев до проявления подобных многочисленных симптомов проходило шесть и более месяцев, затем нередко наблюдалось замедленное протекание, в некоторых случаях без тенденции к выздоровлению. Так, многие еще через четыре года после возвращения домой страдали от последствий пребывания в концлагере, а у 44 % вернувшихся это приняло хронические формы [258, с. 147, 150].
В психике пленных происходят заметные сдвиги в сторону инфантильности. В отношениях друг с другом они могут вести себя по-детски, ссориться из-за пустяков, плакать, если сосед забирает у них какую-нибудь ничтожную тряпку или щепку; испытывать бессилие, вялость, пытаться бить друг друга, не причиняя один другому ни малейшего вреда. Так же по-детски, беззлобно и естественно, мириться, не помня недавней ссоры [80, с. 197].
В целом можно сказать, что язык психологии и психиатрии слишком беден, чтобы выразить в понятиях все то, что наблюдает эксперт при обследовании этих людей.
Военная психология вырабатывает рекомендации по психологической подготовке военнослужащих к выживанию в плену. В этих целях эффективными мерами психологической подготовки считаются информирование о сущности физических, нравственных и психологических последствий плена и тренинг способов выживания в смоделированных условиях плена.
Специальный тренинг проходит летный состав армии США, спецназовцы многих стран мира. В соответствии с этой программой военнослужащие по 20 — 30 человек помещаются в условиях лагеря в грязный бункер, находящийся наполовину под землей. Некоторых из них помещают в клетки, пол которых залит зловонными помоями. С обучающимися по данной программе отрабатываются темы: «Техника увиливания во время допросов», «Борьба с усталостью», «Здоровая фантастика в условиях полной изоляции», «Натравливание людей друг на друга», «Питание во время бегства», «Оказание первой помощи и самопомощи», «Контакты с охранниками» и т.д. Обучаемых «допрашивают», подвергают различным мерам физического и морального воздействия, приучают к питанию неудобоваримыми продуктами, например бабочками, кузнечиками и др. [252, с. 187—188].
Кроме этого практически отрабатываются темы: «Термальная закалка», «Немедикаментозное обезболивание», «Тренинг одиночества», «Тренинг допроса (что можно рассказать, как рассказывать)», «Тренинг побега и выживания».
Не менее важной задачей военной психологии является разработка методов оказания психологической помощи лицам, бежавшим (освобожденным) из плена. Согласно В. Франклу, «освобожденный заключенный еще нуждается в психологической помощи. Само освобождение, внезапное снятие душевного гнета опасно в психологическом отношении. Эта опасность с характерологической точки зрения представляет собой не что иное, как психологический эквивалент кессонной болезни» [258, с. 147].
Военная психология разрабатывает также приемы эффективной работы с военнопленными противника. Американские и английские военные психологи анализируют эффективность таких, используемых на практике, способов допроса военнопленных, как убеждение, внушение, устрашение, психологическое изнурение (нарушение сна, «сшибка» биоритмов, ограничения в отдыхе, раздражающие ольфакторные, световые и звуковые эффекты, сенсорная депривация, социальная изоляция, помещение в «клаустрофобогенное» пространство, монотония, скука, нарушение отправления естественных надобностей и др.), переформирование поведения (зомбирование), гипносуггестивный допрос, медикаментозное воздействие, моделирование социальных ситуаций (игры в «плохого» и «хорошего» следователя, использование «подсадных уток», манипулирование гордостью и личным достоинством и др.) [123; 147; 153; 252].
Классифицируя методы воздействия на человека, Р. Ронин пишет, что они могут быть щадящими (внушение) и агрессивными (шантаж), простыми (запугивание) и изощренными (зомбирова-ние), трудноуловимыми (нейролингвистическое программирование) и дополняющими (фармакоуправление). Одни из них требуют лишь специфической подготовленности специалиста (убеждение, внушение, подкуп), а другие — еще и специальной аппаратуры (электрошок, подпороговая стимуляция и др.) [206], аппарат «электросон» и др.
Американские специалисты выделяют «советскую», китайскую и американскую системы допроса. Если первые два подхода опираются, по их мнению, преимущественно на убеждение, внушение, психологическое изнурение, то американская система — на широкое применение наркопрепаратов, гипноза, абсолютную сенсорную депривацию и социальную изоляцию, зомбирование, «выращивание из человека растения», применение электрошокеров, аппарата электросна, полиграфа и т.п. [153].
В США изучение методов получения информации, в том числе у военнопленных, ведется непрерывно и интенсивно. Особенно активно разрабатываются направления исследований, связанные с использованием полиграфа («детектора лжи») и фармакологических препаратов («сывороток правды») [153]. С 50-х годов XX в. здесь реализуется ряд специальных исследовательских программ (BLUEBIRD, ARTICHOKE, CHARTER, MKULTRA). В интересах допроса испытываются комбинации депрессантов и стимуляторов, различные газы в герметических камерах, аппарат «электросон», различные электрошокеры. Был создан «суперполиграф», встроенный в кресло, и др. Исследовалось влияние на способность допрашиваемого сопротивляться психологическому давлению при воздействии на него ультразвуком, вибрацией, тряской, высоким и низким давлением, кофеином, утомлением, облучением, изменением температуры воздуха и освещения [153, с. 59].
Военные психологи изучают типологические особенности нервной системы, темперамента, характера, ценностных ориентации допрашиваемых, их способность противостоять психологическому давлению, уязвимость перед различными видами воздействия.
Ясно, что работа с военнопленными связана с тонкими нравственными явлениями, с международными правилами ведения войны. Если психолог привлекается к работе в этой сфере, то он должен сверять свою деятельность с этическим кодексом психолога.
В исследованиях психологических аспектов допроса так или иначе принимали участие великие представители психологической науки и практики. В частности, А. Р.Лурия разработал способ исследования аффективных реакций человека, позволяющий фиксировать отражение изменения вегетативных функций (артериального давления, пульса, дыхания и т.д.) в речевых и двигательных процессах.
В ходе исследования испытуемому предъявляется ряд словесных стимулов, на которые он должен ответить свободной ассоциацией и одновременно нажать кнопку пальцами правой и левой рук. Изменение длительности и форм речевых и деформации двигательных ответов указывают на вызванное словом-стимулом эмоциональное состояние. По существу, эта тестовая система представляет собой своеобразный детектор лжи.
По некоторым данным косвенно вопросами психологии влияния на людей в интересах ЦРУ занимались Г.Айзенк, Дж.Гиттиннгер, Т.Лири, Г.Мюррей, М.Мид, Ч.Осгуд, К.Роджерс, Б.Скиннер и др. [153, с. 208 — 211]. Некоторые из них получали деньги в виде грантов лишь за то, чтобы придать легитимность и невольно замаскировать сущность деятельности созданного ЦРУ Общества экологии человека.
Отечественная военная психология разрабатывает конкретные психологические рекомендации военнослужащим о правилах эффективного поведения в плену и на допросе. Это в первую очередь касается военнослужащих с повышенным риском попадания в плен (летчики, десантники, разведчики, диверсанты и т.д.).
Еще в начале XX в. Н. Краинский писал, что одним из приемов деморализации неприятельской армии является воздействие на нее через пленных. Когда «распространяется слух о мягком обращении с пленными, целые толпы охотно сдаются в плен. Миллионы пленных — тому доказательство… Командующему остается лишь поощрять сдачу неприятеля. …Широко практикуется распропагандирована пленных в лагерях, инсценируются побеги уже развращенных пленных, направляемых в свою армию для разложения» [130, с. 179-180].
В годы Первой и Второй мировых войн, войн в Корее и во Вьетнаме методы переформирования поведения (переубеждения) военнопленных были детально проработаны и сегодня достигли высоких технологических форм. Достаточно сказать о том, что к концу корейской войны (1950—1953 гг.) 70% американских военнопленных, число которых в Китае достигало 7 190 человек, либо признались в совершении преступления, либо поставили свои подписи под призывами прекратить войну в Азии. Более того, многие из них не отказались от своих признаний и после возвращения в США [153, с. 172].