Загрузка...«Кто научил вас этому всему, доктор?»
Ответ последовал незамедлительно:
«Страдание».
Альбер Камю, «Чума»
Какая-то непонятная тупая боль в паху погнала меня к врачу. Вроде бы не было ничего необычного, пока он не взглянул на результаты анализа мочи. В ней были обнаружены следы крови.
— Я хочу, чтобы вы легли в больницу и прошли кое-какие исследования… деятельности почек, цитологию… — сказал он деловым тоном.
Я не знаю, что он говорил дальше. Мое сознание, казалось, застыло на слове «цитология». Рак.
У меня осталось смутное воспоминание о том, что он объяснял мне, где и когда я должен пройти диагностические тесты. Это были простейшие указания, но даже их мне пришлось просить его повторить три или четыре раза. Цитология — мой ум не желал расставаться с этим словом. Оно одно вызвало у меня такое чувство, будто меня сзади схватили за горло и грабят на пороге собственного дома.
Зачем же я так остро реагировал? Просто мой доктор был дотошен и компетентен и решил проверить все ветви на дереве диагностических заключений. Существовала минимальная вероятность того, что это рак. Но в тот момент такой рациональный анализ оказался не у дел. В стране больных безраздельно властвуют эмоции, страх подавляет разум. Хворая, мы бываем такими хрупкими в эмоциональном отношении, потому что наше ментальное благополучие отчасти основывается на иллюзии неуязвимости. Болезнь — особенно тяжелая — разрушает эту иллюзию, уничтожая изначальную уверенность, что наша личная жизнь надежно защищена и ей ничто не угрожает. Внезапно мы ощущаем себя слабыми, беспомощными и уязвимыми.
Проблема возникает тогда, когда медицинский персонал игнорирует эмоциональную реакцию пациентов, даже относясь со вниманием к их физическому состоянию. С этой невнимательностью к эмоциональной реальности болезни не может справиться даже постоянно растущее число фактов, свидетельствующих о том, что эмоциональное состояние людей играет порой важную роль в их уязвимости для болезни и в ходе выздоровления. Современному медицинскому обслуживанию слишком часто недостает эмоционального интеллекта.
Для пациента любая встреча с медсестрой или врачом может принести обнадеживающее известие, утешение и ободрение или, при неправильном понимании, подтолкнуть к отчаянию. Но достаточно часто медицинские работники перегружены работой или просто равнодушны к страданиям больных. Безусловно, есть среди них и сострадательные медсестры, и врачи, у которых всегда находится время, чтобы подбодрить и должным образом проинформировать пациентов, равно как и оказать квалифицированную медицинскую помощь. Однако сейчас в медицине ощущается явная тенденция к ограничению деятельности чисто профессиональными обязанностями, которые, возможно, заставят медиков или забыть о чувствительности пациентов, или почувствовать себя чересчур занятыми, чтобы возиться с ними слишком усердно. Принимая во внимание суровые реалии системы медицинского обслуживания, которые все в большей степени хронометрируются бухгалтерами, перемен к лучшему ожидать явно не приходится.
Помимо гуманистических соображений, что врачи наряду с лечением должны проявлять еще и заботу, существуют и другие неопровержимые доводы рассматривать психологическую и социальную реальность жизни пациентов скорее как часть сферы медицины, а не отдельно от нее. Сегодня при данном положении дел в науке можно сказать, что в медицине достигнут предел эффективности, как в смысле профилактики, так и лечения, и эту самую эффективность можно повысить, занимаясь эмоциональным состоянием людей, а не только состоянием их здоровья, что, конечно, не распространяется на все истории болезни. Множество случаев повышения эффективности лечения свидетельствует о необходимости предусмотреть статью эмоционального воздействия в медицинском обслуживании пациентов, страдающих серьезными недугами.
Исторически так сложилось, что медицина в современном обществе ограничила свою миссию лечением болезни — расстройства в медицинском смысле, не придавая значения нездоровью, то есть переживанию болезни пациентом. Соглашаясь с этой точкой зрения на их проблему, пациенты присоединяются к негласной договоренности не обращать внимания на эмоциональные реакции на проблемы со здоровьем или отмахиваться от этих реакций как от не имеющих отношения к течению самой болезни. Такая установка подкрепляется моделью медицины, которая полностью отвергает мысль о том, что психика влияет на тело каким бы то ни было последовательным путем.
И в другом направлении тоже господствует в равной степени непродуктивная идеология — убеждение, что люди могут сами излечить себя даже от самой тяжелой, характеризующейся злокачественным течением болезни, просто делая себя счастливыми или имея позитивные мысли, или что, так или иначе, в первую очередь они виноваты в том, что заболели. В результате этого разглагольствования о том, что «все вылечит установка», широко распространились путаница и неправильное понимание того, до какой степени психика может повлиять на заболевание, и, что, возможно, еще хуже, люди иногда стали чувствовать себя виноватыми в своей болезни, словно это признак какого-то нравственного падения или духовной неполноценности.
Истина же заключена где-то между этими крайностями. Цель моего разбирательства в научных данных заключается в разъяснении противоречий и помощи в переходе от абсурда к более ясному пониманию того, какую роль играют наши эмоции — и эмоциональный интеллект — в здравии и болезни.
Психическая деятельность организма: как эмоции влияют на здоровье
В 1974 году открытие, сделанное на факультете медицины и стоматологии Рочестерского университета, заставило переделать биологическую карту организма: психолог Роберт Адер обнаружил, что иммунная система, как и головной мозг, может учиться. Его вывод вызвал шок; до того в медицине господствовало убеждение, что только мозг и центральная нервная система способны реагировать на переживание изменением своих поведенческих реакций. Открытие Адера заставило заняться исследованием того, что оказалось бесчисленными способами коммуникации нервной и иммунной систем, — биологическими проводящими путями, которые не разделяют, а тесно связывают психику, эмоции и тело.
В его эксперименте белым крысам давали препарат, искусственно подавляющий количество борющихся с инфекцией Т-лимфоцитов, циркулирующих в крови. Каждый раз они получали этот препарат с подслащенной сахарином водой. Но Адер обнаружил, что если крысам давать одну воду с сахарином без супрессивного препарата, это все равно приводит к снижению числа Т-лимфоцитов до уровня, при котором некоторые крысы заболевали и умирали. Их иммунная система научилась подавлять Т-лимфоциты в ответ на поступление в организм подслащенной воды. Такого просто не могло быть, согласно научному пониманию того времени.
Иммунная система является «мозгом тела», как выразился невролог Франсиско Варела из Парижской политехнической школы, характеризуя ощущение телом самого себя — того, что принадлежит ему и что не принадлежит. Иммуно-компетентные клетки движутся в кровотоке по всему телу, контактируя практически со всеми остальными клетками. Те клетки, которые они распознают, они не трогают; а те клетки, которые им не удается распознать, они атакуют. Атака либо защищает нас от вирусов, бактерий и рака, либо — если им-мунокомпетентные клетки неправильно идентифицируют некоторые собственные клетки тела — вызывает аутоиммунную болезнь, например, аллергию или волчанку. До того дня, когда Адеру выпал счастливый случай сделать столь потрясающее открытие, все анатомы, врачи и биологи были убеждены, что головной мозг (вместе с отделами организма, с которыми он общается посредством центральной нервной системы) и иммунная система представляют два отдельных существа, каждое из которых не способно влиять на работу другого. По их мнению, не было проводящих путей, соединяющих мозговые центры, контролирующие, что ест крыса, с участками костного мозга, вырабатывающими Т-лимфоциты. И так думали на протяжении целого века.
Скромное открытие Адера произвело переворот в науке и заставило по-новому взглянуть на связи между иммунной системой и центральной нервной системой. Изучением этих связей занимается психонейроиммунология — наука, которая сегодня находится на переднем рубеже медицины. Самое ее название признает наличие таких связей: «психо», то есть «психика»; «нейро», означающее нейроэндокринную систему (которая включает нервную и гормональную системы), и «иммунология» — наука о защитных свойствах организма, о его иммунной системе.
В ходе исследований было установлено, что наиболее массированное действие в головном мозгу и иммунной системе оказывают те мессенджеры (так в биологии называются химические переносчики генетической информации), у которых наблюдается наибольшая плотность скопления в невральных зонах, управляющих эмоциями. Одно из самых убедительных доказательств наличия в организме прямого проводящего пути, посредством которого эмоции воздействуют на иммунную систему, представил коллега Адера, Дэвид Фелтен. Отправным пунктом его исследования стал момент, когда он заметил, что эмоции оказывают чрезвычайно сильное влияние на вегетативную нервную систему, которая управляет буквально всем: от количества секретируемого инсулина до уровней кровяного давления. Фелтен, проводивший исследования вместе сженой, Сюзанной, и несколькими сотрудниками, обнаружил некую «точку встречи», где вегетативная нервная система непосредственно общается с лимфоцитами и макрофагами, клетками иммунной системы.
С помощью электронного микроскопа исследователи установили наличие контактов наподобие синапса (Синапс — область контакта нервных клеток между собой или с иннервируемыми ими тканями.), где нервные окончания вегетативной системы непосредственно соприкасаются с указанными клетками иммунной системы. Такая точка физического контакта позволяет нервным клеткам ввести в действие нейротрансмиттеры (Нейротрансмиттеры — передатчики нервного импульса в синапсах.) для управления иммунными клетками, ведь они посылают импульсы во всех направлениях. Это открытие стало поистине революционным. Никто даже и не подозревал, что иммунные клетки были приемниками информации, целенаправленно передаваемой им нервными клетками.
Чтобы проверить, насколько важную роль играли эти нервные окончания в работе иммунной системы, Фелтен продолжил исследования. В экспериментах с животными он удалил отдельные нервы из лимфатических узлов и селезенки, где хранятся или вырабатываются иммунные клетки, а затем ввел в организм животного вирус, чтобы проверить работу его иммунной системы. Результатом стало резкое уменьшение интенсивности иммунной реакции на вирус. На основании полученных данных Фелтен заключил, что без этих нервных окончаний иммунная система просто не способна должным образом реагировать на вторжение вируса или бактерии, следовательно, нервная система не только соединена с иммунной системой, но и необходима для ее нормальной работы по защите организма.
Еще один главный проводящий путь, связывающий эмоции с иммунной системой, реализуется через посредство влияния гормонов, выделяемых в условиях стресса. Катехоламины, кортизол и пролактин (или лактогенный гормон) и натуральные опиаты — бетаэндорфин и энкефалин — все они выделяются во время возбуждения вследствие стресса. Каждый из них оказывает сильное воздействие на иммунокомпетентные клетки. Хотя взаимосвязи сложны, основное влияние сводится к тому, что, пока эти гормоны волной прокатываются по организму, функция иммунокомпетентных клеток понижена: стресс подавляет иммунитет, по крайней мере временно, вероятно, для сохранения энергии, придавая таким образом первостепенное значение более близкой чрезвычайной ситуации, требующей срочного реагирования с точки зрения выживания. Но если стресс действует постоянно и интенсивно, такое подавление может стать долгосрочным.
Микробиологи и другие ученые обнаруживают все больше и больше таких связей между головным мозгом и сердечно-сосудистой и иммунной системами после того, как им пришлось для начала принять некогда радикальную идею о том, что они вообще существуют.