Загрузка...
— один из основных способов формирования личности, осуществляемый через институт семьи. Формирует в человеке такие внутренние качества личности, как убеждение, моральные принципы, черты характера.
История, которую я сейчас расскажу, не придумана — ее принесла редакционная почта. На конверте обратный адрес, четко и разборчиво обозначена фамилия автора, его инициалы: Солдатов А. П.
Семнадцать лет назад,, отслужив положенный срок, возвращался в родные края демобилизованный солдат. В вагоне-ресторане познакомился с молоденькой официанткой. Полгода они переписывались, потом поженились, еще через год родился сын, потом второй. Галя ждала третьего, когда с мужем случилось несчастье: перелом позвоночника, одна операция за другой, и… паралич нижней половины тела.
«Представьте: трое крошечных ребятишек и я четвертый.. Можете вообразить состояние мужчины, который только что был кормильцем, хозяином и вдруг оказался в положении беспомощного младенца. Вел я себя не лучшим образом: капризничал, унывал, впадал в отчаяние — какие только мысли не приходили в голову. С тех пор прошло много лет, и, если сегодня я не просто существую, а живу, если я счастливый отец трех хороших сыновей и счастливый муж любящей жены, за все спасибо моей Гале».
Два человека встречались, гуляли под луной, говорили друг другу разные хорошие слова, сыграли свадьбу, а потом… ссоры. Из-за того, кому раньше вставать и чайник на плиту поставить, кому в садик за дочкой зайти, кому… «Такая жизнь немыслима, — жалуется автор, — я чувствую, что в атмосфере неприязни, а то и просто вражды гибнет наш ребенок».
Помню письмо пожилой учительницы, озабоченной тем, что ни дома, ни в школе девушек не готовят к будущей семейной жизни. Не в том смысле, что недостаточно учат щи варить, а более всего в плане психологическом — не готовят к моральной ответственности за дух и крепость семьи, за то, как она сложится. «Между тем я уверена, — писала учительница, — что от женщины зависит, будет ли семья именно семьей в высоком значении этого слова или случайным соединением ничем не связанных людей». Откликов было очень много. В основном женских. В подавляющем большинстве — несогласных. Почему это женщина в ответе за то, чтобы не затухал огонь в семейном очаге? Почему это от нее зависит престиж семьи, честь фамилии? А мужчины где же? Они что, не должны, не обязаны?
Тут-то, мне кажется, и начинается путаница понятий. «Обязан» и «должен» (как, впрочем, «обвязана» и «должна») просто не те нравственные категории, из которых создается счастье. Много других хороших вещей можно построить на этом фундаменте — только не счастье, основа которого проста/ донельзя: я делаю так, чтобы тебе было хорошо, не потому, что вижу в этом свой долг, а потому, что если тебе будет хорошо, значит, и мне тоже. Вот и вся формула, и никаких других секретов.
Существует шутливое утверждение: мол, главное — правильно воспитать женщину, а мужчина — это уже производное. Как во всякой шутке, доли истины в этом утверждении гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Говорили же в старину: без хозяйки дом как без крыши.
Так вот, думаю, правильно воспитать современную женщину — значит внушить ей правильное представление о механизме семейной жизни, который, как и всякий механизм, держится на взаимной зависимости. Стоп! Слово «зависимость» мы привыкли употреблять исключительно со знаком минус. С детства мы присоединяем сюда частицу «не» и несем уже это новое слово через жизнь. Независимость! Великое завоевание, сбывшаяся мечта многих поколений женщин. Она и в самом деле прекрасна, пока мы говорим о ней как о праве и возможности самостоятельно зарабатывать на жизнь и, значит, ни одного мгновения не руководствоваться меркантильными соображениями в выборе друга. Я независима, я в состоянии прокормить не только себя, но и своего ребенка, значит, ничто не заставит меня продолжать брачный союз, если иссякла любовь.
Однако разве сама-то любовь не включает в себя именно зависимость? Я стремлюсь соответствовать вкусам своего избранника; одеваясь, причесываясь, припоминаю, что ему нравится; стараюсь проникнуться его интересами, читать те же книги, что и он. Что это? Я усваиваю его привычки, я ловлю себя на том, что пользуюсь его словечками… Разве нет тут зависимости? И кто сказал, что эта зависимость в тягость мне, оскорбительна для меня? У него сегодня защита проекта, рассматривается его рацпредложение, у него ответственные соревнования, он выступает на собрании… Разве ж не озабочена и я всем этим? А коли так, разве не вступаю я в отношения сложнейшей духовной зависимости от него?
Наш современник, писатель Михаил Пришвин, писал любимой: «Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя».
Сколько недоразумений, а то и трагедий происходит там, где семейная жизнь начинается с попыток отстоять свою независимость, понимаемую как право жить, не считаясь с настроениями, привычками, всем предшествующим опытом того, кого мы сами, никем не принуждаемые, выбираем себе в мужья, а своим детям — в отцы. «Мало ли, что ты не одобряешь слишком коротких платьев, или крашеных волос, или курения, или развязного поведения в мужском обществе — хочу и буду!» Не правда ли, печально знакомый текст? «На каком основании ты меня допрашиваешь? Да, была с подругой в кафе. Тебе не хотелось бы? Скажите пожалуйста! А мне хотелось бы! Мы же с тобой договорились, что будем жить, не стесняя свободы друг друга». Свободы? Свобода — вещь прекрасная, да только с правилами нормальной семейной жизни практически далеко не во всем совместимая, потому что главное в этих правилах — радостное подчинение желаниям другого.
А если этой радости человек не испытывает, если упорно стремится к добрачной свободе распоряжаться собой и своим временем как заблагорассудится — ничего не выйдет. Ничего, кроме бесплодной борьбы самолюбий, столкновения характеров, войны миров, в которой не бывает победителей — все побежденные.
Способность уступить — вот что лежит в основе семейного благополучия (и я не знаю исключений из этого правила). Уступить не с видом оскорбленной жертвы, а радостно, потому что так тебе будет лучше, спокойнее, удобнее. И если в самом деле все счастливые семьи похожи одна на другую, то только потому, что это правило выполняется неукоснительно.
Только не надо думать, что оно действует само по себе. Ничто в мире не дается без труда. Даже любовь. Может быть, тем более любовь. В особенности та, что связывает мужа и жену.
Плохую услугу делает дочери мать, которая поучает: «Главное — с самого начала правильно себя поставь. Вот твой отец всегда делал так, как я хотела». Куда мудрее и дальновиднее та, что советует: «Помни, в семейной жизни все рубежи надо завоевывать заново. Муж достал билеты на хоккейный матч и хочет, чтобы ты пошла с ним. Иди обязательно, даже если ты не большая любительница хоккея. Иначе возникает привычка проводить свободное время врозь. Сначала часы, потом дни, потом все чаще — и отпускные месяцы… Ничто не разъедает семейные устои так, как эта привычка, и ничто не сближает так, как единый ритм».
Не на всякую женскую долю выпадают испытания, какие пришлось перенести Галине Терентьевне Солдатовой, не всякая любовь проходит проверку такой немыслимой бедой. Но самая счастливая, самая благополучная семья все-таки миновала свои рифы, пережила свои бури, и если семейная ладья выходила из этих передряг уцелевшей, то чаще всего благодаря именно женщине. Той женщине, что раз и навсегда усвоила истину: человек огромен, и возможности быть новыми друг для друга практически неисчерпаемы. Женщине, сознающей, что, сохраняя семью, дом, она делает это не для себя одной, а в сущности выполняет великую историческую миссию: растит сыновей и дочерей, будущих мужей и жен.
Говорят: милые бранятся — только тешатся. Нет, неправда, всякая ссора необратима. След, оставленный ею, в сущности, не зарастает никогда. Не о споре, конечно, речь, который может даже сближать людей, умеющих высказать свои мысли не агрессивно, спокойно, а главное, столь же спокойно и с достоинством выслушать другую сторону, вникнуть в ее доводы.
А ссора, она ссора и есть. Чаще всего бессмысленная. Еще чаще замешена на сущих пустяках. Я знаю молодую пару, которая никак не могла решить вопрос, как варить сосиски: его родители снимали полиэтиленовую оболочку до варки, а ее приучали проделывать это после. Ну чем не остроконечники и тупоконечники, правда, не придуманные гениальным сатириком, а, видимо, прочно засевшие в каждом из нас? И уж если дать им волю…
Попробуйте однажды, не щадя себя, дойти до истока семейного конфликта, ставшего причиной слез, огорчений, надолго отравившего воздух семьи. Убеждена, достигнув этого истока, вы обнаружите постыднейшую чепуху — нечто такое, что и пересказать нельзя.
Передо мной лежит отчаянное письмо женщины. Она написала после того, как муж, отец трехлетнего сына, сообщил, ей, что уходит. Не к другой. В никуда. И теперь она оглядывается назад, пытаясь разобраться, что же, собственно, подточило устои их дома.
«Мы ссорились каждый день, хотя серьезных причин не было. Иногда я мучительно старалась вспомнить, с чего началась очередная ссора. И не могла. Или если вспоминала, то стыдно становилось. То ему показалось, суп недосолен. Он сказал — я обиделась. То я его спросила, почему с работы пришел позднее обычного, — он рассердился. А выйти из ссоры ни он, ни я не умеем. Так и молчим неделями или подковыриваем друг друга, никак не можем войти в нормальный тон».
Письмо это, щемящее в своей искренности, в честном стремлении понять, кто виноват, или,, как дети говорят, кто первый начал, очень точно отражает состояние затяжной ссоры, из какого иные семьи не выходят месяцами. Люди будто забывают напрочь о том, что их когда-то соединило, отвыкают не только от ласкового, любовного обращения — происходящее между ними вообще не имеет ни малейшего отношения к тому, что именуется человеческим общением. Даже на миру, при посторонних, когда любая обида кажется еще обиднее, а боль еще больнее, они не могут сдержаться, и остается лишь удивляться тому, что они еще вместе, что какие-то обстоятельства удерживают их рядом, не позволяя разбежаться в разные стороны.
Ну, ладно, думаешь, пусть люди обманулись когда-то, сочтя нечто случайное и необязательное тем единственным и вечным, что только и может быть подлинной основой брака, но, коли уж по каким-то причинам (а причины могут быть очень серьезными) они решили остаться вместе и соблюдать хотя бы видимость семейного уклада, зачем же превращать это совместное существование в ад?
Проверьте себя, скажем, на умении сдерживаться. В действительности им обладает каждый — иначе невозможны были бы служебные отношения даже с теми, кто равен вам по положению, не говоря уж о тех, кто стоит над вами. О, вы отлично умеете сдержать себя и ответить, как и что надо, когда говорите с начальством. А с женой, с мужем?
Откуда берется это странное представление, будто бы, едва поставлен штамп в паспорте, все сойдет с рук: и нечесаные волосы по воскресеньям, и халат, или там майка не первой свежести, и оскорбительный тон, немыслимый, недопустимый! Опять же — поймайте себя за рукав! Вы на взводе, взвинчены, вроде не слышите себя. Но раздался телефонный звонок. На том конце провода подруга, приятель, просто знакомый. И… откуда что берется!
Оказывается, можно взять себя в руки… коли нужно? Но почему же, почему ощущения, что это нужно, не возникает, когда речь идет о сбережении самого дорогого или, скажем, самого важного в жизни — того, о чем, наверное, и сложена пословица: что имеем — не храним, потерявши — плачем? Может быть, лучше все-таки научиться хранить?
И пусть поначалу этим искусством овладеет хотя бы один из двух. Потому что ни в какой способ не верю так, как в безусловную силу примера. Раз, другой, третий, десятый вы находите достойный выход из столкновения, не позволяя себе неосторожного слова, даже выражения лица — ничего, что могло бы разрастись, превратиться в ссору. Разве не урок тому, кто живет рядом?
Между прочим, только так и происходит воспитание, по крайней мере, применительно к людям взрослым, сложившимся. Разве унизительно попросить прощения у того, перед кем провинился, пусть вина и невелика? И разве это не лучший способ выйти из ссоры, если уж она случилась? Разве великодушие, готовность простить не стоят самой дорогой цены?