Загрузка...
— моральное чувство, в котором выражается уважение человека к себе как личности, основанное на признании своего достоинства.
Дверь класса хлопнула, как будто выстрелили из стартового пистолета. То ли Люда, выбегая, толкнула ее с такой силой, то ли сквозняк помог, но звук получился громкий и резкий. На несколько секунд возникла тишина, какой не было весь урок, трудный последний урок…
Потом тишина дрогнула и задребезжала — звонок. И это тоже был старт. Восьмиклассники заторопились. Большинство, сгребая с парт тетради, учебники и ручки, рвалось на улицу. Меньшинство все еще размышляло над случившимся и никуда не спешило. И среди них (кроме учительницы литературы Анны Ивановны) были Лена и Борис.
— Вы что, оглохли! — закричал им Санька, перворазрядник по прыжкам в высоту. Он первым утрамбовал в свой аккуратный спортивный чемоданчик нехитрый ученический скарб и теперь слегка подрагивал, как заведенный мотоцикл. — Звонок же!
— Звонок, — повторила побледневшая Анна Ивановна. — Идите гулять.
Сама учительница не двинулась с места.
— Гулять! — Санька с ревом и грохотом, как мотоцикл по вертикальной стене, пронесся между парт, мимо доски и бездымно исчез за дверью. Оставшиеся застыли в предстартовых позах, нетерпеливо поглядывая то на Бориса, то на Лену.
— Кому неинтересно, пусть уходит, — негромко сказала Лена. — А по-моему, надо разобраться, почему так получилось.
— Ой, у меня музыка! — вспомнила одна девочка и, не оглядываясь, вышла.
— И так меня мама каждый день ругает, что задерживаюсь, — пробормотала другая, аккуратно прикрывая за собой дверь.
За ними последовало еще несколько человек: дескать, тренировка, репетиция, сбор у подшефных… Анна Ивановна тоже поднялась, но, подумав, молча прошла в конец комнаты и села за последнюю парту…
Что же случилось в классе несколько минут назад? Люда через голову соседки протянула Борису записку. Девочка повернулась спиной к доске и не заметила, как Анна Ивановна оказалась рядом.
— Можно, я буду почтальоном? — усмехнулась учительница, протягивая ладонь. — Простое, заказное, авиа?
Люда отдернула руку, спрятала записку за спину, поднялась из-за парты. По лицу ее словно пробежали волны: розовая, белая, опять розовая, снова белая… Бесшабашный перворазрядник Санька все это видел сбоку и громко шептал-советовал:
— Съешь! Жевать разучилась? Ам — и готово!
— Ну дай же, — настойчиво повторила Анна Ивановна.
Розовая волна задержалась на лице Люды, на глазах темнея и густо алея. Девочка судорожно глотнула воздух и вдруг, ни слова не говоря, кинулась к двери. Та хлопнула, как будто выстрелили из стартового пистолета…
Анна Ивановна молча сидела за последней партой и глядела в окно.
— По-моему, Люда виновата в том… — начала Лена, но Борис ее перебил:
— «По-моему»… «Виновата»… Дай сначала людям высказаться. Ты комсорг, ты успеешь.
— Высказывайтесь, люди.
Стали спорить.
— Конечно, записки на уроках — это не очень, ко и отбирать записки тоже очень не…
— Ты не темни! Права Людка или нет?
— А что тут неясного? Я бы ни за что личную записку не отдала. Хоть директору. Хоть самому завгороно. Вот и у Людки гордость взыграла…
Ребята старались не смотреть на Анну Ивановну. Но она по-прежнему сидела в углу и молчала.
— Людка молодец. У нее чувство собственного достоинства будь здоров!
— Чего ж она убежала? Вот так достоинство…
— Тебе бы так наступили на самолюбие.
— А я бы как Санька: ам — и нет!
— Вот вы говорите: «гордость», «достоинство», «самолюбие»… — в раздумье произнесла Лена. — А это хорошо или плохо?
— Еще как хорошо!
— Хуже не бывает!
Вот теперь, когда спор у ребят разгорелся по-настоящему (а так всегда бывает, если сталкиваются противоположные мнения), мы на время оставим класс и попробуем порассуждать сами. Как говорится, пораскинем своим умом.
Итак, хорошо это или плохо — быть самолюбивым человеком?
— Смотря как понимать самолюбие, — заметит, наверное, осторожный читатель.
— Самолюбие, — отвечаю я, — это чувство собственного достоинства…
— Так это же хорошо! — восклицает нетерпеливый читатель.
— Прости, ты перебил. Я продолжу: достоинства, соединенного с ревнивым отношением к мнению о себе окружающих. Вот что значит самолюбие.
— А-а, — неопределенно тянет нетерпеливый читатель. Осторожный молчит. Оба, надеюсь, думают. И есть над чем поразмыслить. Самолюбие — сложное качество человеческого характера. Оно может быть добрым и злым — смотря насколько выражено, смотря в какую сторону направлено. Если оно захватывает человека целиком, то уводит его от людей в гордыню и одиночество. Говорят: «Самолюбие заедает…» Если покидает человека насовсем, он становится бесхарактерным, вялым, равнодушным. Про такого скажут: «Ему бы капельку самолюбия…»
— Вот-вот! — вдруг воспламеняется нетерпеливый читатель. — Мне бабушка каждый день твердит: «Никакого у тебя, внучек, самолюбия. Ведь не круглый же ты… этот… Чего ж у тебя одни тройки в дневнике?» — «Так то ж в дневнике, — говорю. — А в душе я, может быть, отличник». А она опять: «О чем и разговор. Ума тебе хватает, а самолюбия ни на грош. В троечниках ходишь…»
— Ходи себе в троечниках, — не без ехидства замечает осторожный читатель нетерпеливому, — только правильно выбирай направление. Куда ты забрел? При чем тут бабушка?
— Минуточку, ребята! Вот и у нас спор чуть не доходит до ссоры… Не пора ли нам вернуться в класс и послушать, чем там закончилось?
А там все продолжалось!
— На одном самолюбии не проживешь. Надо еще выдержку воспитывать.
— Да что вы заладили: «самолюбие, самолюбие». Сам себя любит человек, сам себя замечает в мире, а больше никого и ничего…
— Ты путаешь. Это уже самолюбование. Или себялюбие. Это совсем другое.
— А я так вообще не пойму, почему Людка из класса выскочила как ошпаренная?
— Ты же ее записку не читала. Может, там такое было!
— Не думаю, — резко отозвался Борис, до сих пор молчавший. — Но вам не кажется, что это мы уже не чье-то самолюбие, а честь задеваем. Честь девчонки. Рыцарские времена прошли, а порядочность еще никто не отменял…
Помолчали.
— Татьяна, между прочим, тоже Онегину писала, — вдруг блеснул познаниями кто-то из мальчишек.
— Ой, не могу: Борька — Онегин…
— Нет, вы послушайте! Значит, у Татьяны Лариной не было этого… самолюбия? Так?
— Какое самолюбие, если любовь…
Анна Ивановна поднялась и в полной тишине прошла к учительскому столу.
— Раз уж заговорили о литературе, то, наверное, и мне дадут слово. Можно, Лена? Ну вот. Хоть вы и щадили мое самолюбие, не называли моего имени, но я понимаю, на кого тут собак понавешали. Ах, как плохо — вводить человека в краску, отбирать чужие записки, не так ли? Согласна и я: хорошего мало. Но позвольте мне ответить на ваши обвинения. Мы не первый год знакомы, и вы знаете, что я никогда не читаю чужих записок — у меня ведь тоже есть свое человеческое, женское, учительское самолюбие. И о том, что
Люда болезненно самолюбива, мне известно, хотя я не предполагала… Ну да ладно. Должна вам признаться, что люблю самолюбивых и мне не нравятся те, о ком так резко и справедливо говорит русская пословица: «Плюнь в глаза — скажет, божья роса». Но самолюбие тоже надо воспитывать, чтобы для каждого из нас оно стало поддержкой в трудную минуту, а не наказанием, нашей силой, а не слабостью. Согласны? Я рада, что вы над этим задумались. А сейчас пойду с Людой объясняться. Думаю, она уже остыла… До свиданья.
Ребята встали. Но тут распахнулась дверь, и на пороге появился… Санька. Он был похож на мотоцикл с отключенным двигателем, который тяжело движется и как бы не подозревает, на какие скорости способен.
— Самолюбие пригнало, — признался Санька. — Все спорят, а я что, рыжий? — И добавил: — Там Людка… плачет…