(Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 13-06-00651 «Психология российского менталитета: традиционные и современные характеристики».)
Б. Н. Тугайбаева (Москва)
Психология женщин — малоизученное направление в истории отечественной психологии. Сегодня проблематика специфики психологических проявлений женщин, своеобразия их поведения в различных сферах социальной жизни, женской ментальности получают развитие в феминологических и гендерных исследованиях. В 1990-е годы в отечественной научной литературе стали появляться теоретические труды, освещающие опыт западных женских (women’s studies) и гендерных (gender studies) исследований. В ряде работ отражаются представления о женщинах, распространенные в нашей литературе, публицистике, в обыденном сознании, а также мировосприятие самих российских женщин (С. Айвазова, 1992; М.Ю. Арутюнян, 1992; Е.А. Здравомыслова, А. А. Темкина, 1999; М.М. Малышева, 1996; Л. В. Попова, 1996; Н.Л. Пушкарева, 1989; 1997; и др.). Обращаясь к истории возникновения и разработки психологии женщин, мы остановились на периоде 1970-начала 1990-х годов, чтобы рассмотреть некоторые взаимосвязи и пересечения теоретических исканий в современной гуманитарной науке, заявившей о необходимости нового понимания, и междисциплинарного изучения человека и общества.
Проблематика менталитета «стягивает» в единое исследовательское поле такие дисциплины, как история, культурология, этнология, социальная антропология, лингвистика, психология. Несмотря на уже достаточно долгую историю изучения данной проблемы, разработку ее методологических основ, уточнение используемой в этой области терминологии, в отечественных исследованиях все еще сохранятся тенденция игнорирования гендерной составляющей рассматриваемого феномена. Любая общность людей — будь то нация, этнос, поколение определенной историко-политической эпохи и т.п.- состоит из гендерных групп: мужчин и женщин. Поэтому для всестороннего исследования менталитета рассматриваемой общности, психологических особенностей наций, народов, социальных институтов, проблем жизнедеятельности этносов в контексте истории необходимо вводить, как мы считаем, гендерный ракурс анализа, исследование менталитета представителей гендерных групп.
Вынесенные в заглавие нашей работы научные области — «история ментальностей», «феминистская антропология» и «психология женщин» — направления, возникшие в западной науке примерно в одно время. Их появление в 1960-1970-е годы было связано с пересмотром основ научного знания, разочарованием в структуралистских и модернистских концепциях, переходом к новым постмодернистским идеям. Как отмечал К. Герген, постмодернизм ассоциируется, прежде всего, с критическими тенденциями в оценке научного знания, акцентированием его социально-исторической и политической природы, с подрывом основ позитивистской науки, оспариванием самого понятия действительности (цит. по: Емельянова, 2006, с. 40). Эти направления имеют общие теоретико-методологические основания; они сложились как «новые» школы в истории, этнографии, психологии, пересматривающие предмет, объект, методы и задачи своих научных областей. В русле этих направлений происходило оформление междисциплинарного поля изучения ментальности.
Истоки направления истории ментальностей восходят к школе «Анналов» (М. Блок, Л. Февр и др.). В качестве самостоятельного направления оно сформировалось вначале во французской «новой социальной истории», а затем и во всем европейском гуманитарном знании в рамках «историко-антропологического поворота» -акцентированного интереса к человеку, его представлениям и образу жизни (см.: Кольцова, 2004а, 20046, 2008). В центр научного рассмотрения были поставлены воззрения народа, эмоции и мысли простых» людей, анализ движущих механизмов их социального поведения (Э. Леруа Лядюри — во Франции, X. Медик, А. Людтке -в Германии). Происходила переориентация с «большой» социальной истории формаций, классов в лице героев, политиков, полководцев, мыслителей прошлого на историю рядовых людей, их практик жизнедеятельности и мировосприятия. Один из представителей школы «Анналов» Л. Февр полагал, что историк призван не только реконструировать объективный мир прошлого, но и воссоздать миропредставления и умонастроения (ментальности) людей изучаемой им эпохи, их субъективные оценки мира со всеми важными для них реальностями, включая богов, демонов и пр. Он отмечал социальную природу коллективных ментальностей, видя в них процессы «вторичной перекодировки» картины мира с помощью знаковых систем. М. Блок указывал на возможность расшифровки этих семиотических воплощений: «Историк должен стремиться к тому, чтобы обнаружить те мыслительные процедуры, способы мировосприятия, привычки сознания, которые были присущи людям данной эпохи и о которых эти люди могли и не отдавать себе ясного отчета, применяя их как бы „автоматически“, не рассуждая о них, а потому и не подвергая их критике» (Блок, 1986, с. 25).
Таким образом, французские историки, заложившие основы изучения «истории ментальностей» как самостоятельного направления, поместили «ментальное» между осознанным, отрефлексированным (т. е. формами общественного сознания — религией, идеологией, моралью, эстетикой и т.д.) и неосознаваемым (бессознательным) в коллективной, а отчасти и в индивидуальной, психике людей. Вслед за Л. Февром и М. Блоком их продолжатели, сгруппировавшиеся вокруг журнала «Анналы» (Ж. Ле Гофф, Ф. Арьес, Ж. Дюби), переместили цент тяжести исследований с рассмотрения «истории высказываний» философов и политиков, правителей и военачальников на изучение «истории потаенных мыслительных структур», присущих всем или большинству членов общества, идей, не контролируемых их носителями и возникающих помимо их воли и намерений.
Среди российских историков, сторонников новой исторической науки, следует назвать А. Я. Гуревича, который в своем научном творчестве прошел путь от изучения аграрной и социальной истории к истории ментальностей и культуры. К разработке историко-антропологического подхода (не используя самого этого термина) А. Я. Гуревич приступил еще во второй половине 1960-х годов. Одним из первых в отечественной науке еще в советское время он реализовал стратегию «антропологического поворота», во многом изменившую представления о проблематике, задачах и подходах к истории. Тогда для обозначения предмета своих занятий он использовал понятие «социальная (или социально-историческая) психология», который получил широкое распространение благодаря книге Б. Ф. Поршнева и руководимому им на рубеже 1960-970-х годов семинару по исторической психологии. От этого понятия Гуревич не отказывался и впоследствии (вплоть до 1990-х годов). Однако, начиная с книги «Категории средневековой культуры» (1972), он все чаще для обозначения мировосприятия людей прошлого прибегает к словосочетанию «картина мира». Наконец, в 1980-е годы разнообразие терминов в работах Гуревича стало еще большим благодаря активному использованию им понятия «ментальность», заимствованному у французских коллег. Все перечисленные понятия (к ним можно добавить еще «стиль мышления», «мировидение» и т. д.) использовались А. Я. Гуревичем взаимозаменяемо: он искал подходящее слово для обозначения представлений, свойственных данному обществу, взгляда «изнутри». Именно это стремление понять людей прошлого, взглянуть на мир их глазами составляло и составляет суть исторической антропологии. Гуревич, отмечая близость исследовательских задач истории ментальностей, исторической антропологии и этнологии, писал: «Одна из главных задач исторической антропологии и состоит в воссоздании картин мира, присущих разным эпохам и культурным традициям…» (Гуревич, 1988, с. 57).
Новая социальная история поставила во главу угла человека как субъекта истории; изучались все аспекты повседневной жизни людей прошлого, не сводимые к экономике, политике, военной истории. Именно изучение «простых» людей включило в поле исследования представителей разных социальных групп — рабочих, жителей деревни, инвалидов, стариков и т.п.: появились «истории повседневностей» этих людей. Целью исследования историков повседневности становится и изучение субъективного мира (мира чувств, переживаний, образов) субъектов истории, ранее не включавшихся в анализ — «не героев» (в противопоставлении с традиционной историей героев), а простых людей. В русло данного направления влилась и «история женщин», которая начиналась с возрождения биографий великих женщин, но все более обращалась к жизненным историям обычных, незнатных и неизвестных женщин. Таким образом, изучение повседневности в направлении «новой социальной истории» — истории ментальностей — и развитие феминистских исследований в истории выдвинуло на передний план проблему гендерного фактора, необходимость учета особенностей социального статуса мужчин и женщин в исследуемом обществе, специфики их мировосприятия, памяти, представлений.
Антропологический поворот в социальной истории оказал огромное влияние на развитие исторической феминологии и феминистской антропологии (в которых женщины становятся объектами исторического, культурологического, антропологического исследования). Женщины наряду с мужчинами всегда вносили свой вклад в историю человечества; они сохраняли культурную память, традиции, связь поколений любого этноса, народности. Однако опыт женщин не записывался, не выделялся в письменной «большой» истории, которая была представлена важными для мужчин событиями — войнами, сменой политической власти, но не историей частной жизни. Интерес к рядовым событиям исторического прошлого привел к сопоставлению и обнаружению различий в духовном мире и ценностях мужчин и женщин. Феминистские теоретики 1970-х годов акцентировали внимание на специфичности женского жизненного опыта, на практиках повседневности, оформляющих женскую психологию. На этом основании они призывали изучать все сферы жизнедеятельности женщин, какими бы они ни казались малозначимыми исследователям-мужчинам.
«Новые антропологи» — исследовательницы 1970-х годов — изучали, в первую очередь, женщин; важнейшей задачей для них становилось создание банка данных обычаев, обрядов, реалий повседневной жизни женщин разных регионов мира. Ставилась задача показать, что значит «становиться женщиной» в условиях разных культур. В феминистской антропологии и этнологии 1970-1980-х годов были сформулированы важные позиции исследования — понимать женщин, принимая их точку зрения и жизненную перспективу. Новым шагом феминистского направления в зарубежной этнологии стала попытка преодоления высокомерия исследователя (евроцентризм, америкоцентризм, в целом, этноцентризм исследователя), изучающего жизнь «непросвещенного» и «недостаточно цивилизованного» народа: речь идет о выдвижении женщинами-антропологами в качестве ведущего исследовательского принципа задачи «помещения себя вовнутрь» анализируемого этноса (Пушкарева, 2007, с. 347). Только длительное проживание в исследуемом обществе, неформальные, повседневные отношения могут способствовать установлению доверия, что важно для успешного «включенного наблюдения» и проведения глубинного интервью. При различии полов исследователя и информанта этого достичь не всегда возможно, поэтому важно участие женщин-исследовательниц, способных «вживаться» в мир женщин-информантов. Женщины признаются «ключевыми» фигурами при анализе быта и повседневности любого этноса.
Работы этнологов-феминисток 1970-1980-х годов опровергали представления антропологов традиционных школ о том, что женщины менее значимые информанты. Они выявили также одну существенную проблему научного исследования этноса — тенденцию исследователей-мужчин «универсализировать» выводы своих наблюдений. Мужчины-этнографы, интервьюировавшие по большей части мужчин, полагали, что их выводы непременно касаются всего общества в целом (и мужчин, и женщин). В отличие от них исследовательницы, опирающиеся на феминистские методы анализа, видели специфичность «женского мира». Феминистские антропологи подчеркивали неоднородность обществ, качественное своеобразие оценок, описаний, практик жизнедеятельности и в целом мировосприятия (ментальности) представителей мужской и женской части этноса, общества. К концу XX столетия феминистская этнология и антропология, став развитой академической дисциплиной, переросла в гендерное направление, усилив свою критическую направленность.
Особое место в изучении истории ментальностей занимают специалисты в области гендерных исследований, в частности, феминистские психологии, социологи, историки, настаивающие на различиях мужского и женского менталитета, мужской и женской системы ценностей, способов восприятия мира, фиксации запечатлевшегося в памяти. В работах 1970-х годов, сначала в психоаналитических, стал употребляться термин «гендер» как обозначение пола в социальном контексте для изучения самосознания. В «женских исследованиях» произошло дальнейшее теоретическое развитие концепции гендера (Ш. Ортнер, М. Розальдо, А. Ричч, Г. Р. Рубин, Т. де Лауретис, Дж. Лорбер и др.). В этот период также были переосмыслен ряд положений теории научения Т. Парсонса и Р. Бейлза, предлагавших проанализировать, как индивид усваивает социально-половые роли, присваивает культурные нормы и ценности, в том числе и то, что называется мускулинным и феминным. Значительный вклад в понимание женского и мужского мировосприятия внесли работы по проблемам гендерной социализации, гендерных норм, ролей, стереотипов, распространенных в той или иной этнической общности, культуре. Люди становятся мужчинами и женщинами, проявляя в своем поведении, самопредставлении и самодеятельности свойственные данной культуре различия между «мужским» и «женским». Исследовательницы женского опыта подчеркивали деятельностный характер любого усвоения опыта, предполагающего не слепое копирование и подражание, а возможность критического переосмысления, внесения иного понимания и воплощения.
В ранних работах феминисток термин «гендер» употреблялся тогда, когда акцент делался на выделении «всего того, что формирует черты, нормы, стереотипы, роли, типичные и желаемые для тех, кого общество определяет как женщин» (Пушкарева, 1999, с. 16), когда речь заходила о социальных, культурных, психологических аспектах женского в сравнении с мужским.
Дальнейшее развитие гендерного подхода и теорий гендера на рубеже XX-XXI вв. привело исследователей к пониманию того, что гендер — это важный инструмент анализа общества, культуры и личности, а также борьбы с дискриминацией людей по признаку пола. Сегодня при изучении проблематики ментальности невозможно не учитывать достижения гендерного подхода и результаты, полученные в области междисциплинарных гендерных исследований.
Литература
- Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986.
- Гуревич А. Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии. 1988. № 1. С. 57.
- ЗдравомысловаЕ.А., Темкина А. А. Исследования женщин и гендерные исследования на Западе и в России // Общественные науки и современность. 1999. №6. С. 177-185.
- Емельянова Т. П. Конструирование социальных представлений в условиях трансформации российского общества. Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М., 2006.
- Кольцова В. А. Метод психолого-исторической реконструкции прошлого // Историческая психология: предмет, структура и методы / Под ред. А. А. Королёва. М., 2004а.
- Кольцова В. А. Особенности предметной области исторической психологии // Историческая психология: предмет, структура и методы / Под ред. А. А. Королёва. М., 20046.
- Кольцова В. А. История психологии: проблемы методологии. М., 2008.
- Кольцова В. А. Дефицит духовности и нравственности в современном российском обществе // Психологический журнал. 2009. №4. С. 92-94.
- Пушкарева Н. Л. Гендерные исследования: рождение, становление, методы и преспективы в системе исторических наук // Женщина. Гендер. Культура / Под ред. Н. Пушкаревой, Е. Трофимовой, 3. Хотки-ной. М., 1999. С. 15-35.
- Пушкарева Н.Л. Гендер в исторической науке. М., 2007.