Мне глубоко понятно и близко страстное желание многих решительно отмежеваться от культа личности, очистить нашу жизнь от сталинизма. Ведь сталинские извращения привели к утрате главного, что было в марксовой и ленинской концепции социализма: понимания человека как цели, а не как средства. Но очищение стиля и методов руководства от следов «сталинской мудрости» — процесс непростой. Для этого недостаточно выбросить из текста гимна страны слова о «великом вдохновителе всех наших побед». Мало помогает делу и переименование всего, где только упоминалось имя Сталина, хотя и это небесполезно.
Положа руку на сердце, надо признать: Сталин не сам единолично создавал себе культ непревзойденного мыслителя всех времен и народов. Ему усердно и охотно помогали (так же, как и Хрущеву, и Брежневу) работники аппарата, маститые ученые и публицисты. При его жизни все пишущие и выступающие устно с самых различных трибун, боясь отстать друг от друга, изобретали новейшие величальные эпитеты, создавали ему дутый авторитет.
В наши дни ажиотаж вокруг его имени возобновился с новой силой, хотя с прямо противоположным знаком. Массив публикаций о личности Сталина нарастает лавинообразно и грозит вытеснить с газетных и журнальных полос, со страниц книг все другие темы. Возродилось соревнование за то, чтобы обойти друг друга, но теперь ужо не в возвеличивании «гениального вождя», а в его изобличении. Только психологически неграмотный человек может полагать, будто подобное поношение личности Сталина по поводу и без повода содействует преодолению культа личности.
Дело в том, что перехлест подобен психологическому бумерангу: вместо того чтобы усилить возмущение беззакониями, которые творил Сталин, он порождает у людей внутренний протест против огульного охаивания всего и вся, что связано с его именем. Начинает действовать своеобразный психологический механизм, па котором давным-давно зародились и не потеряли своего нравственного заряда до наших дней выражения народной мудрости: «Лежачего не бьют», «О мертвых не говорят ничего или говорят хорошо».
Парадоксальное действие этого психологического механизма испытал на себе республиканский кандидат в вице-президенты США Куэйл. В ходе предвыборной кампании он неожиданно попал под жернова средств массовой информации, которые сообщили, что в период вьетнамской авантюры Куэйл будто бы прибегал к недозволенным приемам для уклонения от военной службы. Пресса включилась в кампанию так, что никто уже не сомневался: потонет Куэйл и потащит за собой Буша. Но случилось чудо: избиратели «пожалели бедного Куэйла», на которого набросилась пресса, прониклись к нему состраданием и сочувствием, перешли на его сторону и существенно усилили шансы республиканских кандидатов.
Я вовсе не призываю сворачивать критику Сталина. Историкам и публицистам надо устранять еще имеющиеся «белые пятна». Но нельзя забывать: есть непреходящие научные принципы оценки любой личности, будь то гений или злодей, вождь или преступник, принципы, которые не могут меняться вместе с изменением наших взглядов.
Можно ли высокомерно отмести весь послеленинский опыт социалистического строительства как нагромождение сплошных злоупотреблений и ошибок? Чтобы правильно ответить на этот вопрос, стоит обратиться к ленинским работам. Как-то А. М. Горький высказал мысль, с которой В. И. Ленин решительно не согласился. «Людей понимаю, а дела их не понимаю», — заметил пролетарский писатель. «Не понимая дел, — парировал В. И. Ленин, — нельзя понять и людей иначе, как … внешне» (Поли, собр. соч. Т 47. С. 221.).
Ленинский стиль хозяйствования стал складываться после окончания граждане кой войны и после смерти основателя советского государства некоторое время поддерживался его соратниками. Отход от ленинского стиля (первый передел) был начат в конце 20-х гг. С тех пор вплоть до марта 1953 г. Сталин шаг за шагом, не брезгуя никакими методами, со свойственными ему диктаторской решительностью и методичностью устранял неугодные хозяйственные кадры и взращивал свои, сталинские. И, надо заметить, небезуспешно.
И все же, осуждая Сталина, нельзя рисовать исключительно черным цветом всю деятельность «сталинских наркомов» в промышленности и их сподвижников — сотрудников аппарата управления, директоров предприятий, ведущих инженеров, специалистов. Это именно они в чудовищно трудных условиях обеспечивали управление экономикой страны. Стиль хозяйствования, созданный ими в период культа личности, разумеется, не был тождествен ленинскому, но, бесспорно, сохранил в себе многое из практики управления досталинского периода. Он может сегодня нам нравиться или не нравиться, но этот, если можно так сказать, присталинский стиль управления в экономике свою историческую миссию выполнил. И не вина хозяйственников того времени, а их беда, что далеко не все средства, применявшиеся в то время в управлении ведомствами и предприятиями, могут быть оправданы с позиций сегодняшнего дня.
О том, каких результатов удалось добиться, свидетельствует множество фактов, особенно показательных для экстремальных условий войны. Вот лишь некоторые из них. Продолжительность строительства крупных народнохозяйственных объектов в годы войны сократилась в 2—3 раза. Технико-экономическим и организаторским чудом явилось строительство нового завода авиапоковок в Чебаркуле: семь производственных и одиннадцать вспомогательных цехов предприятия были возведены за 2,5 месяца! Сроки освоения новой техники сократились многократно. Так, если до войны новые образцы артиллерийского оружия осваивались в течение одного-двух лет, го в годы войны — за один — три месяца. Конечно, это достигалось величайшим напряжением и перенапряжением сил трудящихся.
Не все из того опыта ныне приемлемо, но судьба теперешних долгостроев, коим иногда десятки лет, наталкивает на мысль, что, справедливо осудив одни методы работы, мы не задействовали других. И в весьма невыгодном свете по сравнению с тогдашними организаторами производства предстают некоторые современные руководители. Так что пока не будем поносить абсолютно все, что делалось в годы культа личности. Не надо выплескивать ребенка вместе с водой.
Если осуществленный в период культа личности «первый передел» ленинского стиля хозяйствования был направлен на его отрицание и замену адмннистративно-нажимными, принудительными методами управления, то второй передел, начатый Н, С. Хрущевым, сначала носил прогрессивный характер. Тогда в стиле хозяйствования происходили противоречивые изменения. С одной стороны, расшатывались устои сталинизма, предпринимались широкомасштабные попытки перейти к экономическим методам управления, хотя до конца довести эту линию не удалось. С другой стороны, именно в те годы зародились опасные тенденции в хозяйственной практике, закрепившиеся в последующие два десятилетия. В общем же основная масса хозяйственников, освобожденных Н. С. Хрущевым от страха за свою жизнь, не смогла преодолеть в себе сталинский стиль управления экономикой.
Не хотелось бы признавать, но факт остается фактом: в третий передел ленинского стиля управления, развернутый в годы застоя, большинство наших хозяйственников вступило сталинистами (если не в политическом, то в управленческом смысле). В период застоя вовсю расцвели наметившиеся при Хрущеве тенденции. Особенно пагубными они оказались в области деловых взаимоотношений, Обман и приписки, кумовство и взяточничество, безответственность и подобные им гримасы хозяйственной деятельности встречались и раньше, но в годы застоя они вошли органической составной частью в стиль хозяйствования. Многие хозяйственники превратились в безмятежных, покладистых и благожелательных расточителей народного добра.
Но нельзя забывать, что в годы застоя работало немало достойных командиров производства, наследников ленинского стиля хозяйствования. Одни из них не дожили до апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС, погибли трагически, как это случилось с зачинателем эксперимента в Акчи И. Н. Худенко, другие были выброшены из номенклатуры за непослушание и обречены на медленное угасание хозяйственного таланта. К счастью, есть и выжившие в буквальном и переносном смысле. Именно они сохранили ленинское начало в стиле хозяйствования, восстановление которого началось весной 1985 г.
Назвать всех нынешних руководителей перестроечными кадрами было бы, думается, преждевременно. Новый стиль хозяйствования не формируется ни за три, ни за пять, а может быть, и даже за десять лет (вспомним хрущевское десятилетие в экономике). Но процесс становления соответствующих методов управления уже идет. Какие же подводные камни могут встретиться руководителю на этом пути, какой груз из практики хозяйствования периода культа личности и застойного двадцатилетия нельзя брать с собой?
Ныне на должности руководителей выдвигаются молодые (сравнительно, конечно) люди, которые формировались как хозяйственники в период застоя, их учителями были в основном «сталинисты-брежневисты». Чему их учили, что они восприняли из опыта своих предшественников? Не следует забывать, что даже бог создавал человека по образу и подобию своему и ничего лучше придумать не мог.
Перестройка в экономике не означает, говоря словами В. И. Ленина, голое, зряшное отрицание. По моим наблюдениям, в послеленинский период кадры многое приобрели в практике хозяйствования, но немало и потеряли. О чем идет речь?
«Сталинских наркомов» и их сподвижников работников аппарата, директоров предприятий можно упрекать в чем угодно, но язык не повернется ставить им в вину недостаточное чувство ответственности за порученное дело. Конечно, опиралось оно не на лучшие методы работы с людьми. Готовность разбиться, но сделать дело, сохранялась и при Хрущеве, по крайней мере па первых порах. Этого уже нельзя сказать о застойном времени: чувство ответственности постепенно притуплялось и в конечном счете почти полностью утратилось. Как все это отразилось на питомцах «сталинистов-брежневистов»? Возможно, что, возмущенные всеобщей безответственностью, они выработали для себя иной подход к делу. Но части молодых кадров безответственность передана по наследству. Не потому ли некоторые молодые руководители ныне уходят в отставку вместо того, чтобы продолжать борьбу за идеалы перестройки? Тут есть над чем поразмыслить.
По наследству сегодняшним руководителям может перейти мифотворческое мышление, которое приводит к неадекватному пониманию действительности, отрыву от нее. Желание поскорее решить задачу построения светлого будущего побуждало руководителей прошлого все подчинять достижению этой цели, что превращало бытие людей в сплошной эксперимент. Мыслилось так: вот построим коммунизм и заживем, а пока надо терпеть. По своему психологическому смыслу такая установка мало отличается от религиозной морали, проповедующей самоистязание при жизни во имя счастливого будущего на том свете. И, как следствие, — односторонние хозяйственные решения, отставание социальной сферы: построим, дескать, завод, а потом жилье для рабочих, школы и детские сады для детей. Словом, пренебрежение каждодневными нуждами людей в период после В. И. Ленина оправдывалось великими целями и теоретическими построениями, в корне противоречащими самой сути социализма.
Много коллизий возникало в народном хозяйстве из-за преувеличения роли и значения так называемых научно обоснованных планов. Элементарное знание гносеологии подсказывает, что предвидеть будущее в точности совершенно невозможно. Но если это так, то фетишизировать план, объявлять его законом — значит пытаться втискивать живую жизнь в прокрустово ложе кабинетных схем. Мало того, предприятиям спускались (это и сейчас не изжито) так называемые мобилизующие планы. Уже в кабинете вышестоящего руководителя было совершенно очевидно, что они невыполнимы из-за несбалансированности с наличием материальных ресурсов и производственной базы. Но все же планы доводились предприятиям в надежде на то, что хозяйственные руководители как-нибудь выкрутятся, достанут, выбьют. Подобная практика дезорганизовывала народное хозяйство, толкала руководителей на противозаконные действия.
Взять хотя бы печально известное узбекское хлопковое дело. О нем сказано все и более того. Но заметил ли кто-либо, что в условиях неотвратимого давления нереального плана взятка могла показаться той единственной соломинкой, за которую хватался утопающий. План-то можно (и нужно) выполнять любой ценой, даже если он невыполним, и цена получалась иной раз пострашнее стихийного бедствия. Нельзя сказать, что прорабы перестройки полностью свободны уже от мертвой хватки принципа «план — любой ценой!».
Сегодня всем стало ясно, что дисциплина в народном хозяйстве заметно упала. В сталинский период она поддерживалась методами, от которых, к счастью, мы сегодня избавлены. Но какие методы применяются взамен? Как нужно характеризовать хозяйственную дисциплину в стране, если, по сообщениям в печати, даже правительственные постановления не все выполняются?
Четких ответов на это пока никто не дает. Очевидно, дело в том, что в условиях демократизации старые методы укрепления дисциплины уже не работают, а новые руководителями еще не освоены. В работе с людьми каждый пока обходится лишь своим опытом.
Особо стоит остановиться вот на чем. Еще в 1941 г. академик В. И. Вернадский записал в своем дневнике, что коммунисты оказались по интеллектуальному уровню и нравственному развитию ниже уровня среднего представителя остальной части трудящихся. Страшное обвинение, но оно имеет под собой основание. Почти все тридцать лет своего правления, а не только в 1937—1939 гг., Сталин истреблял в первую очередь интеллектуальный потенциал страны. Именно тогда зародилась антиинтеллектуальная традиция, именно в те годы жестокие и невежественные подхалимы и угодники начали хвалиться: «Мы академиев не кончали». Да и ни к чему были академии. Ведь сказал же поэт: «Спасибо Вам, что в дни великих бедствий за всех за нас Вы думали в Кремле». Зачем было кому-то еще ломать голову?
Не смог преодолеть тенденцию преследования интеллектуалов и Н. С, Хрущев. Более того, он придал новый импульс этой средневековой традиции. В годы застоя преобладало откровенное пренебрежение наукой. Крупнейшие хозяйственные решения на всех этажах управления принимались без учета мнений научной общественности.
А как сегодня обстоит дело в этом отношении? Сдвиги имеются. Но надо смотреть правде в глаза: несмотря на решения высших партийных органов о необходимости повышения роли науки в углублении и ускорении радикальной экономической реформы, коренных изменений пока нет. В ряде случаев ученых приглашают при подготовке проектов хозяйственных решений, но только па начальном этапе. Затем подготовленный вариант в недрах аппарата управления претерпевает изменения, сводящие на нет предложения ученых. При переходе на полный хозрасчет некоторые трудовые коллективы стремятся сокращать в первую очередь представителей науки. Все еще не находят признания талантливые изобретатели, идеи которых почему-то оказываются ненужными производству. Словом, антиинтеллектуальная традиция в народном хозяйстве страны с началом перестройки хотя и зашаталась, но все еще держится прочно. И это очень опасно для экономики, да и не только для нее.
Здесь нет нужды пытаться перечислять все пережитки сталинского стиля хозяйствования, от которых наше общество не освободилось. И как это ни прискорбно признавать, все мы, если не дети, то внуки того противоречивого времени. От этого никуда не деться. Надо без эмоций, естественно возникающих при упоминании имени Сталина, спокойно разобраться в том, в какой мере стиль хозяйствования и сегодня все еще носит на себе следы культа личности. Не лишне выяснить, какое наследство оставило во взглядах на способы управления «великое десятилетие» Хрущева, как связаны с последующим двадцатилетием брежневского «благожелательного отношения к кадрам» трудности радикальной экономической реформы.
Пора сосредоточить внимание на анализе собственных заблуждений, предрассудков и стереотипов мышления, откуда бы они ни брали начало. Именно такой тон был задан XIX Всесоюзной партийной конференцией и съездами народных депутатов СССР., Без этого трудно рассчитывать па успешную психологическую перестройку руководителей министерств, ведомств, предприятии, всего аппарата управления народным хозяйством, на их динамичную переориентацию в новых условиях хозяйствования на углубление радикальной экономической реформы.
Критический анализ призван подвести нас к пониманию новых требований к современному руководителю.