X

Толпа и ее психологические рычаги

В ряде случаев мнения и настроения людей не соответствуют отражаемым ими явлениям, но тем не менее продолжают оказывать сильное влияние на поведение масс. Таковы суеверия, иллюзии, предрассудки и др.

Суеверие упрочившееся ложное мнение, возникающее под влиянием страха, пережитого человеком. Говорят о суеверном страхе, причины которого не осознаются.

Многие суеверия связаны с верой в бога. Религия иногда держится на испытываемом людьми страхе перед непонятными им силами природы. Но суеверны порой и высокообразованные люди, использующие разного рода амулеты и верящие в приметы. Так, черную кошку, перебежавшую дорогу, определенная категория людей расценивает как предзнаменование беды.

Иллюзия — разновидность ложного знания, закрепившегося в общественном мнении. Термин этот чаще всего употребляется как синоним «обмана органов чувств». Так, если смотреть на уходящие вдоль рельсы железной дороги, то покажется, что рельсы где-то должны сходиться, Здесь же мы ведем речь об иллюзиях другого рода, относящихся к восприятию социальной действительности. Сущность социальных иллюзий раскрыл В. И. Ленин в ряде работ, в частности в статье «Крушение конституционных иллюзий», где он писал: «Желание отмахнуться от неприятной действительности (и от неприятной необходимости пути, не похожего на «конституционный»), — желание убаюкать себя и других «конституционными» словечками, вот в чем основа этих иллюзий» (Поли. собр. соч. Т. 22. С. 349). Или в другой работе: «Конституционными иллюзиями называется политическая ошибка, состоящая в том, что люди принимают за существующий нормальный, правовой, упорядоченный, подзаконный, короче: «конституционных!» порядок, хотя его в действительности не существует» (Полн. собр. соч. Т. 34. С. 33).

Эти ленинские положения позволяют определить основное отличие иллюзий от суеверий. Если суеверие — это в конечном счете следствие страха, то социальная иллюзия представляет собой своего рода эрзац-подобие реальной действительности, создаваемое в воображении человека взамен подлинного знания, которое он почему-то не приемлет.

Предрассудки ложное знание, превратившееся в убеждение, точнее, предубеждение. «…Предубеждение дальше от истины, чем незнание», — отмечал В. И. Ленин (Полн. собр. соч. Т. 10. С. 309). Если суеверие основано на страхе, иллюзии — на незнании, создающем моральный комфорт для заблуждающихся людей, то предрассудки активны, агрессивны, напористы, отчаянно сопротивляются подлинному знанию. Это сопротивление до такой степени слепо, что человек не приемлет никаких аргументов, противоречащих предрассудку. Типичный пример — националистические предрассудки.

Живучесть стереотипов общественного мнения зависит зачастую не столько от степени их соответствия реальной действительности, сколько от эмоционального насыщения. Память человека запечатлевает не просто мнение (знание), но и сопровождающее его чувство (эмоцию, отношение). Вследствие этого она оказывается весьма избирательной: факты и события, противоречащие определенному мнению, не всегда анализируются на уровне сознания, порой отбрасываются под влиянием эмоций. Когда распространенные стереотипы общественного мнения перенасыщаются эмоциями, возможно возникновение массового психоза, при котором люди совершают безрассудные поступки, перестают отдавать себе отчет в истинных последствиях своих действий. Социально-психологические явления, обусловливающие подобное поведение, безраздельно овладевают умами людей и настолько оказываются неотразимыми, что никакие аргументы, сколь бы сильными они ни были, не принимаются в расчет.

Классический пример подобного массового психоза, имевшего место в прошлом веке, описан в литературе (См.: Гуськов В. С., Мягков И. Ф. Влияние предрассудков на психику человека. М,: Медицина, 1968. С. 6—7).

В 1840 г. в США разразилась своеобразная эпидемия, в дальнейшем получившая название «миллеровской мании». Все началось с того, что некий У. Миллер, размышляя и читая книги, видя сны и фантазируя, «узнал», в какое время господь явится на небесах и наступит конец света. Скоро в штате Нью-Йорк У, Миллер нашел себе приверженцев, которые фанатично начали проповедовать его нелепые идеи. Проповедники странствовали по всей стране. Со временем волна религиозного возбуждения захватила широкие массы людей на Американском континенте. Верующие бросали свои занятия, оставляли семьи, проводя дни в молитвах. Религиозная настроенность масс особенно усилилась в дни, непосредственно предшествовавшие дате, объявленной У. Миллером. Те же, кто не принадлежал к христианской вере, но подпал под влияние всеобщего возбуждения, срочно крестились и начинали замаливать свои прегрешения в ожидании «кары господней».

Утром «великого дня» люди оделись в белое и в торжественном молчании вышли «встречать господа». Велико было разочарование: пропала личная собственность, разрушены семьи, целые месяцы жизни потеряны. Однако ошибка в вычислении срока появления господа скоро была найдена «У. Миллером. Он определил новый срок. Соответственно начался новый подъем фанатизма. Так велика была сила внушения среди религиозных людей, что даже явная глупость не могла быть оценена по достоинству. Президент Станфордского университета Иордан писал по этому поводу: «Виски, кокаин и алкоголь производят временное безумие; то же делают и религиозные возрождения, в которых люди теряют свой разум и самообладание. Это просто форма опьянения, на более достойная уважения, чем то опьянение, от которого лежат в канаве».

Не надо думать, что психозы на почве эмоционально окрашенного стереотипа общественного мнения возможны были лишь в прошлом и только на религиозной почве. Конечно, в социалистическом обществе подобный размах безумия немыслим. Однако своеобразные микропсихозы как на религиозной, так и на иной почве порой возникают. Известно немало случаев, когда молва разносила неправдоподобный слух о том, будто бы где-то кто-то наконец открыл тайну лечения от недуга, против которого бессильна наука. Многие люди, влекомые не столько рассудком, сколько эмоциями, срываются с насиженных мест и направляются к безвестному лекарю. Слухи продолжают распространяться, обрастают волнующими воображение деталями.

Психологический механизм, обусловливающий «безумство» людей в подобных случаях, хорошо раскрыл на своем собственном жизненном опыте видный советский психолог заслуженный деятель науки РСФСР К. К, Платонов. Предоставим ему слово.

«Начав писать эту книгу, я неожиданно и тяжело заболел. У меня были острые боли от камней в почках, а оперироваться было нельзя из-за гнойного нарыва на руке. Вместо терпеливого и последовательного лечения у одного какого-либо врача я начал метаться и жадно прислушиваться к слухам.

— А вот в Казахстане камни лечат оливковым маслом.

— Вот во Владивостоке есть врач, чудеса делающий с растворением камней в почках магнитной водой.

— В ФРГ появилось новое чудесное средство,

— Нет, еще более чудесное средство появилось в Чехословакии.

Народная мудрость давно отметила: утопающий хватается за соломинку. Мне хотелось верить, и я верил каждому из этих слухов, оправдывая свою веру тем, что урология чуть ли не самая отсталая отрасль медицины. Но главное — я хотел избавиться от болезни. Поиски мне давали надежду на это, а надежда — она ведь умеряет душевную боль как пантопон умеряет боль телесную.

Организм мой ослаб — ослабла и воля.

И вот однажды, во время приступа болей, я поймал себя на мысли, что, если бы ко мне пришел человек и сказал, что он лечит камни, прикладывая к животу крест, я согласился бы и на эту «процедуру» и оправдывал бы себя доводом:

— А может быть, у него крест радиоактивный..,» (Платонов К. К. Психология религии. М., 1967. С. 175—176).

Примером микропсихоза может служить также поведение некоторых людей, бросающихся сломя голову в магазин под влиянием слухов о якобы предполагаемом повышении цен на те или иные товары.

Есть основания предполагать, что новые обычаи и традиции зарождаются именно в такие периоды общественного возбуждения на основе наиболее распространенных я впечатляющих мнений и настроений. Перерастание мнений и настроений в обычай или традицию происходит как стихийно, так и под влиянием сознательных усилий людей. В первом случае утверждающаяся норма поведения может сначала иметь характер моды — динамического социально-психологического явления, несущего в зародыше некоторые признаки обычая.

Интересен следующий эпизод из жизни немногочисленного (всего 250 человек) племени мули, населяющего одноименный тихоокеанский атолл.

Общественные дела там обсуждаются раз в неделю (если не мешает погода) на общем собрании всего племени. Метод общения оратора с аудиторией мули весьма точно называют «словом». Они нашли способ придавать устному слову все его достоинство, благородство и силу воздействия. Оратор разговаривает с аудиторией, которая сидит, повернувшись к нему спиной.

Почему мули навязывали своим трибунам правило, которое наши цицероны сочли бы худшим для себя оскорблением?

В давние времена, как рассказали старики, некий ничтожный вождишко, великий ловкач и мелкий ум, произносил речи перед толпой, смущал души неустойчивых и гипнотизировал, завораживал слушателей своей бурной жестикуляцией, пугающей мимикой и вращением глаз. Мудрецы племени, наблюдая, как он неистовствует, задавались вопросом: какой же толк от таких выступлений? И они стали раздумывать над тем, как впредь не допустить, чтобы подобные ораторы сбивали народ с толку и доводили его до истерики. Они обнаружили, что этого можно добиться, если оратора будут только слушать. С тех пор на собраниях на оратора не смотрят, а внимают только его словам. И если доводы его слабя! или нелепы, то повлиять на людей он не может. Так родилось «слово» (См.: За рубежом. 1968. № 35. С. 26).

В приведенном примере обычай вырос преимущественно из группового мнения старейшин племени.

Если отвлечься от конкретных фактов, зарождение и становление статических социально-психологических явлений схематически выглядит следующим образом. Чаще всего отражение факта, события в духовной атмосфере общности сначала осуществляется в виде мнения и настроения. «…Настроение, возбуждение, убеждение масс должны проявляться и проявляются в действии», — писал В. И. Ленин (Полн. собр. соч. Т. 11. С. 58). Повторяющиеся действия людей образуют социальные привычки — наиболее широко распространенные статические социально-психологические образования. Они представляют собой способ реагирования людей на требования общества (класса, нации), способ отношения к социальным нормам поведения. Когда люди, составляющие ту или иную общественную группу и находящиеся в одинаковых условиях, начинают реагировать на требования общества сходным образом, то это означает, что в их поведении сложилась привычка (См.: Уледов А. Структура общественного сознания. М.: Мысль, 1968. С. 175). К этому следует добавить, что требования, в ответ на которые формируются социальные привычки, могут исходить не только от макрогрупп людей (общество, класс, нация и др.), но и от микрогрупп типа трудового коллектива, семьи, приятельской группы и т. д.

В повседневной жизни людей во все времена функционировало множество сменяющих друг друга социальных привычек, составляющих основу типичного для данной общности образа жизни. Те из них, которые в силу тех или иных причин закрепляются, превращаются в обычай. «Обычай — это установившиеся вследствие неоднократного неуклонного применения в течение длительного времени правило; регулирует поведение людей в определенной области общественной жизни» (Малая Советская Энциклопедия. М., 1960. Т. 6. С. 808). Обычаям, отвечающим интересам господствующего класса, государство придает силу закона, другие обычаи существуют стихийно, поддерживаются лишь неформальными санкциями.

Наиболее жизнеспособные обычаи, соответствующие коренным интересам людей и надежно регулирующие поведение в особо важных сферах социальной практики, называются традициями. Некоторые традиции и обычаи народов приходят в противоречие с реалиями сегодняшней жизни, с нравственными принципами и правилами общежития в советском обществе (например, обычай продавать невест). Но при соприкосновении органов власти с обычаями и традициями надо помнить, что нет и не может быть рецептов, которые годились бы на все случаи жизни и успешно решали все проблемы. Если ставится задача изучения того или иного отрицательного социально-психологического феномена, то нельзя ограничиваться фиксацией его внешних проявлений и их оценкой. Борьба с отрицательными обычаями или традициями не может вестись с помощью запретов и принуждения. Направленное на разрушение обычая (традиции) воздействие вызывает к жизни многократно усиленное противодействие. Подобное же противодействие встречает и попытка насаждения новых обычаев силой принуждения, если они почему-либо внутренне не принимаются людьми.

Весьма поучительна в этом отношении история «освоения» картофеля, завезенного в Европу из Америки. Церковь назвала его «чертовым яблоком», врачи считали его вредным для здоровья, агрономы утверждали, будто он истощает поля. Дело доходило даже до картофельных бунтов среди населения. Успеха удалось добиться только с помощью обходного маневра, опирающегося на знание психологии людей. Вот как это было, например, во Франции.

Знаменитый французский агроном Антуан Пармантье, будучи в плену в Германии, питался картофелем. Вернувшись на родину, он задался целью внедрить его на французских полях. Однако долго не мог никого переубедить — соотечественники не признавали картофеля. Тогда Пармантье пошел на хитрость. В 1787 г. он добился от короля разрешения посадить картофель на земле, известной своим плохим плодородием. По его просьбе поле охранял вооруженный отряд королевских солдат в полной парадной форме. Но только днем, а на ночь охрана снималась. И тогда народ, привлеченный запретным плодом, начал по ночам выкапывать картофель и сажать его у себя на огородах. А этого и добивался хитроумный агроном.

Бесплодность лобовой атаки на обычаи и традиции вынуждает, как видим, искать обходные пути. Чаще всего прибегают к изменению идеологического содержания старых обычаев и традиций, то есть стараются наполнить старьте формы новым содержанием (например, гражданская панихида).

Неумелое вмешательство в обычаи и традиции, даже в предрассудки » суеверия может породить стихийное брожение толпы. Термин толпа вошел в социальную психологию в период мощного революционного подъема масс в конце прошлого — начале нынешнего веков. Под ней буржуазные психологи подразумевали главным образом слабо организованные выступления трудящихся против гнета эксплуататоров. Тем самым предпринималась попытка затушевать политическое содержание стихийного народного возмущения и перевести предмет исследования в область чисто психологических закономерностей.

Марксистская социальная психология следующим образом классифицирует все многообразие разновидностей толпы. По характеру осуществляемого поведения различают четыре основных типа толпы: случайную, которую составляют зеваки; экспрессивную, выражающую радость или горе, гнев или протест; конвенциальную — типа толпы болельщиков на спортивных состязаниях, которые только в этой ситуации позволяют себе определенные формы поведения; действующую, то есть осуществляющую активные действия против какого-либо объекта. По характеру идеологического фона выделяют еще повстанческую толпу, представляющую собой атрибут всех революционных потрясений (может быть преобразована в организованную общность, ведущую сознательную политическую борьбу).

По характеру поведения действующая толпа может быть агрессивной, спасающейся, стяжательной, экстатической, возникающей, например, в связи с религиозным фанатизмом или безумством поклонников кумира толпы (скажем, популярного джаза). Как отмечает автор приведенной выше классификации — советский психолог 10. А. Шерковин, — деление это условно. Один тип толпы может обнаруживать одновременно черты другого и переходить в новую разновидность (См.: Социальная психология. Краткий очерк/Под общ. ред. Г. П. Предвечного и Ю. А. Шерковина. М.: Политиздат, 1975. С. 289—290).

На основе анализа работ советских социальных психологов (Б. Ф. Поршнев, Б. Д. Парыгин, Ю. А, Шерковин, Н. Ф. Феденко и др.) и материалов о групповых эксцессах, имевших место в прошлом, можно указать на ряд психологических особенностей толпы.

Важнейшая отличительная черта толпы — случайный характер состава образующих ее людей. Это, конечно, не значит, что возникновение толпы выходит за пределы причинно-следственных связей социальных явлений, Первоначальное ядро толпы может сложиться под влиянием рационалистических соображений и ставить перед собой вполне определенные цели. Но дальнейшее обрастание ядра происходит лавинообразно, стихийно. Толпа растет, вбирая в себя людей, которые, казалось бы, ничего общего друг с другом до этого не имели.

Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать состав толпы, учиняющей массовые беспорядки. В ней обычно выделяются зачинщики, развертывающие активную деятельность по созданию толпы и исподволь направляющие ее поведение. Чаще это — политически незрелые люди, внутренне не признающие норм поведения, установленных в нашем обществе, использующие каждый повод для выражения недовольства, или экстремистски настроенные личности. От них отличаются участники толпы, примкнувшие к ней потому, что они идентифицируют свои ценностные ориентации с направлением действии толпы. Так, иногда в групповой эксцесс втягиваются лица, вынашивающие обиду на объект агрессивных действий толпы. Они не являются зачинщиками, но, оказавшись в сфере ее влияния, активно участвуют в ее действиях. Особую опасность представляют агрессивные личности, которые примыкают к толпе исключительно из-за появившейся возможности разрядить свой буйный нрав, своеобразно развлечься, дать выход своим садистским склонностям. Наиболее тяжкие нарушения порядка обычно совершаются ими.

В среду участников группового эксцесса попадают и добросовестно заблуждающиеся. Они присоединяются к толпе из-за ошибочного восприятия обстановки, движимые ложно понятым принципом справедливости. Известен случай, когда начавшийся среди таксистов групповой эксцесс поддержал и возглавил директор автопарка, не разобравшийся до конца в ситуации. При оценке поведения такого человека необходимо различать объективную и субъективную стороны поведения. Объективно директор оказался участником беспорядков, субъективно же он, надо полагать, не считал себя антиобщественным элементом.

К толпе примыкают также обыватели. Они не проявляют большой активности, их привлекает эксцесс в качестве волнующего зрелища, которое разнообразит их однообразное и бессмысленное существование. В групповых эксцессах участвуют также повышенно внушаемые люди, которых заражает общее настроение, и они без сопротивления отдают себя во власть стихийных явлений. Наконец, в толпу входят просто любопытные, наблюдающие со стороны, не вмешивающиеся в ход событий. Но их присутствие увеличивает массовость, усиливает влияние стихии толпы на поведение людей.

Как видим, случайный состав толпы, как отмечалось выше, является одной из ее отличительных психологических особенностей. И это нельзя не учитывать при принятии мер по борьбе с массовыми беспорядками.

Следующая особенность толпы проявляется в специфике социально-психологических явлений, определяющих единообразие поведения людей. В коллективе, как известно, единообразное поведение обеспечивается общностью сознательно поставленных целей и общепризнанных ценностных ориентаций, имеющих положительное социальное значение. Толпа же создается главным образом на базе противопоставления данной общности людей объекту недовольства. Как отмечал советский психолог В. Ф. Поршнев (ныне покойный), толпу подчас делает общностью то, что она «против», против «них».

Противопоставление «мы» и «они» относится к числу древнейших социально-психологических механизмов, регулирующих поведение людей, и в «чистом» виде обнаруживается у первобытных племен. Наши предки почти не знали сначала понятия «мы», а держались в одной общности исключительно под влиянием страха перед «они», к которым относили все другие племена. Только ощущение, что есть «они», рождало желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться в качестве «мы». Каждое племя только себя относило к людям, а все остальные рассматривались как «нелюди», от которых нужно ожидать чего угодно и по отношению к которым хороши любые средства. Все несчастья, которыми изобиловала жизнь первобытного племени, приписывались «им». Отсюда проистекала еще недостаточно человеческая, но уже и не звериная ненависть ко всем «нелюдям». Например, австралийские племена всякую смерть от своего соплеменника приписывали «им», их колдовству. После погребения умершего группа людей, жаждущих крови, отправлялась на поиски «нелюдей» на расстояния до сотен миль (См.: Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история». М., Наука, 1966).

Подлинно слепая ненависть ко всему, с чем люди себя пе идентифицируют, в ходе исторического развития, конечно, претерпела качественные изменения. Она обрела осознаваемое социальное содержание и стала управляемой, подчиняющейся общепринятым нормам и поставленным целям. Однако в толпе противопоставление «мы» и «они» как бы утрачивает многовековые культурные напластования, воскрешает древнейшие нравы полудиких племен почти в первозданном виде. И обезумевшие от ненависти к объекту нападок люди безрассудно хватаются за камни, варварски громят и сокрушают все на своем пути.

Следующая особенность толпы — функционирование в ней специфического социально-психологического явления, которое условно можно обозначить как эмоциональный резонанс. Люди, участвующие в групповом эксцессе, не просто соседствуют друг с другом, они заражают окружающих и сами заражаются от них. Заряд возбуждения, полученный Ивановым, став объектом восприятия Петрова, еще более усиливает возбуждение последнего п т. д. Термин «резонанс» к такому явлению применяется потому, что участники толпы в процессе обмена эмоциональными зарядами постепенно накаляют общее настроение до такой степени, когда происходит эмоциональный взрыв, с трудом контролируемый сознанием.

Наступлению эмоционального взрыва способствуют некоторые психологические условия поведения личности в толпе. Оказавшийся в ней человек становится безымянным, анонимным. Это создает ложное ощущение независимости от организационных взаимосвязей, которыми человек, где бы он ни находился, включен в трудовой коллектив, в семью и другие социальные общности. Иллюзорная освобожденность от социального контроля резко снижает чувство ответственности за собственные действия. К тому же люди в толпе обретают столь же иллюзорное по своему объективному значению чувство неотделимой причастности к толпе, мнимое ощущение необычайной силы и вседозволенности.

От первых признаков формирования толпы до массовых беспорядков данная общность людей проходит несколько этапов.

Началом групповых эксцессов следует считать возникновение повода. Им может быть любое событие или факт, привлекший внимание людей и зачастую неправильно ими истолкованный.

Второй этап вызревания группового эксцесса связан с появлением первых тревожных слухов. Деятельность по предупреждению процесса образования толпы теперь уже значительно осложняется, Люди успели усвоить определенную точку зрения на событие и воспринимают любую информацию сквозь призму своих заблуждений. Основной смысл борьбы с дальнейшим ухудшением обстановки — переубеждение, аргументированное доказательство ложности слухов. На этом этапе наибольший эффект дают индивидуальные беседы с людьми, интересы которых наиболее затронуты событием или фактом. Публичные опровержения могут усугубить положение, спровоцировать дальнейшее распространение слухов.

Третий этап может быть обозначен условно как «брожение умов». Слухи, которые не удалось опровергнуть сразу, распространяются, претерпевают сильную трансформацию и вызывают глухое пока возбуждение определенной части населения. Как этот, так и два предыдущих этапа предшествуют скоплению людей — собственно толпе, подготавливают ее психологически.

Четвертый этап связан с формированием толпы. Сначала среди собравшихся людей развертывается так называемая циркулярная реакция, то есть интенсивный обмен мнениями и эмоциями, создающий психологическую основу для будущего единообразного поведения. Затем начинается кружение: обостряется эмоциональное возбуждение, люди приходят в движение, вследствие чего оказываются готовыми к немедленным действиям. В процессе кружения происходит конкретизация объекта недовольства, формируется «образ врага». Наконец, наступает момент активизации людей, в ходе которого дополнительные импульсы, идущие от лидеров толпы, возбуждают ее и направляют против сформировавшегося в процессе кружения образа (См.: Социальная психология. Краткий очерк. С. 291).

По зарубежным данным, в период циркулярной реакции ввод в действие средств для разгона толпы психологически нецелесообразен. Американцы, например, ограничиваются на этом этапе наблюдением с вертолетов. Но как только начинается процесс кружения, толпа немедленно рассекается, ее участники изолируются друг от друга, чем достигается погашение эффекта массовости, охлаждение разогревающихся эмоций и предупреждение нарастания дальнейшего возбуждения людей.

Пятый этап — развертывание антиобщественного поведения толпы, то есть собственно массовые беспорядки. Начинают наиболее агрессивные личности, подстрекаемые зачинщиками. Затем на основе подражания толпа подхватывает дурной пример, начинается массовое бесчинство.

Для предупреждения и пресечения антиобщественных действий используются различные методы. Общим для них является необходимость глубокого знания и точного учета психологических закономерностей ее поведения. Например, может быть использован тот факт, что чувство анонимности толкает участников толпы на безрассудные действия. Когда толпа достаточно большая и люди не знают друг друга, уместно по громкоговорителю наугад назвать несколько распространенных в городе фамилий. Если среди участников толпы и не окажутся люди с такими фамилиями, это насторожит всех, подтолкнет наиболее здравомыслящих индивидов к осознанию своих действий, поможет им вернуть утраченное чувство самоконтроля и ответственности за свое поведение. Иногда полезно, чтобы толпе стало известно, что она скрытно фиксируется на кинопленку. В каждом конкретном случае, конечно, используемые психологические приемы будут специфическими. Во всяком случае бескровное рассеивание толпы больше отвечает интересам и ее участников, и блюстителей общественного порядка.

admin:
Еще статьи