Глава 3. К вопросу о духовно ориентированной психологической помощи в процессе ресоциализации личности

Стандартный
0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5)
Для того чтобы оценить запись, вы должны быть зарегистрированным пользователем сайта.
Загрузка...


 В настоящее время учеными психологами все более осознается необходимость рассмотрения человека в его целостности, т.е. не только как телесного и душевного, но и как духовного существа.

Если в зарубежных классических теориях личности духовная сфера замыкалась в различные специальные подструктуры (У.Джеймс — «чистое Я», 3.Фрейд — «сверх-Я», К.Роджерс — «самоактуализиру-ящаяся личность» и т.д.), то в недавнем прошлом в советской психологии идеологическая надстройка личности рассматривалась как самостоятельная сфера духовного бытия человека, сфера его доминирующих отношений (В.Мясищев), идеалов и интересов, его мировоззрения. Такое понимание не так далеко отстояло от представлений русской православной философии и психологии (П.Флоренский, Л.Карсавин, В.Соловьев и мн.др.) и позволяло избежать крайнего западного психологизма в рассмотрении духовности человека, вредного не только узостью философского мышления, но практикой психологического понимания. Так и современная западная система психологического консультирования (гештальт-психология, нейролингвистическое программирование, различные ответвления классического психоанализа, гуманистическая психология) и тестологического обследования личности (бихевиоризм) наглухо замкнулась в структурном понимании духовности, сузив его до отдельного, хотя и сложного свойства отдельного индивидуума. Наоборот, в отечественной психологии отход от искаженного коммунистической идеологией (попросту перевернутого) понимания духовности идет не в сторону замыкания высших форм бытия личности в тесных рамках психологизма, а в их естественном представлении как поиск образа божьего в человеке, его надмирного, идейно-идеологического существования. С духовной точки зрения это позволяет психологу избежать идолизации личности человека (см. «Талант общения. Дейл Карнеги или Авва Дорофей» протоиерея Михаила Дронова. М. 1998), а с точки зрения психолога практика расширить сферу консультирования до естественного синтеза элементарной психокоррекции, глубокой психотерапии и анализа проявлений духовного бытия человека в его личностном самоопределении. Последнее открывает путь и для дальнейшего духовного роста человека, как бы естественно передавая его из рук психолога практика в руки духовного наставника (священника, духовного отца). Нетрудно заметить, что духовное окормление церкви в настоящее время существенно востребовано именно в тех УЖД, которые наиболее приближены к экстремальным. Это воинские части и подразделения, принимавшие непосредственное участие в боевых действиях, пограничные войска. Наконец, это исправительные учреждения, где строительство православных храмов приняло массовый характер. Естественно возникает вопрос, как быть с людьми неверующими. Но это лишь мнимое препятствие на пути духовно ориентированного консультирования. Так же, как мольеровский герой, который только в зрелом возрасте узнал, что всю жизнь говорил прозой, так и любой человек, знает он об этом или нет, является духовным существом. Из нашей практики можно привести пример, когда на консультацию пришел отбывающий наказание преступник убийца с вопросом, что он уже пять лет сидит, а до сих пор не испытал никакого раскаяния, «ведь это, наверное, ненормально». Это и есть запрос неверующего человека к психологу с просьбой помочь обнаружить и понять собственную духовность. Вопрос этот для человека мучителен. Но величайшей пошлостью (с духовной точки зрения преступлением) было бы просто избавить его от этих мучений, погрузив в легкий транс и воздействуя, например, средствами аутотренинга или нейролингвистического программирования, что довольно не сложно. Однако и навязывать какое-то вероисповедание психолог не имеет права, тем более категорически не должен пытаться подменять собой священника. При этом, на наш взгляд, психолог обязан зафиксировать в сознании обращающегося существование отдельной духовной сферы, которая и мучает человека, показать ее отличия от душевной и телесной, разъяснить, что раскаяние имеет не только психологический смысл (катарсис), но и духовный — покаяние, исповедь, и что чисто психологическое раскаяние не избавит от нравственных мучений без духовного покаяния, т.е. изменения личности. Кстати, исповедь в прямом переводе с греческого означает «изменение ума». В частности, православный психолог может использовать (вместо детских сказок по методу сказкотерапии) рассказы из книги «Благочестие» о жизни святых, ранее бывших грешниками. Тем более никто не может запретить психологу рекомендовать для чтения книги о построении исповеди, например, книгу псковского старца Иоанна Крестьянкина «Опыт построения исповеди», давно уже превратившуюся в общее философское достояние православной мысли, или книгу стихов и поучений старца Николая (Гурьянова) с острова Залита, известного своей прозорливостью на всю Россию. В данном случае психолог не занимается проповедью веры, но лишь показывает на примерах, как решались духовные вопросы людьми, которых можно с уверенностью назвать величайшими специалистами в своей области. Перейдем, однако, к чисто теоретическим последствиям, которые влечет принятие духовного рассмотрения человека в практике психологического консультирования. Мы кратко остановимся на двух основных составляющих этого процесса. Тестирование в процессе обследования личности и нахождение общего языка обсуждения личностной проблемы и предложение рекомендаций. Выше уже было сказано об опасности идолизации «научной» психологии. Рассмотрим теперь этот вопрос конкретно в практике психологического тестирования и консультирования.

Кавычки в слове «научный» не являются протестом против собственно научности современной психологии. Стремление к научности является совершенно естественным и оправданным с любой точки зрения для любой области знания. Собственно критерии научности знания, к которым следует прежде всего отнести наблюдаемость научного факта и его воспроизводимость в (экспериментальном) опыте, не противоречат истинной вере. Напротив, св. отцы православной церкви всегда призывали к трезвому восприятию действительности как видимого, так и невидимого мира ясным сознанием, с открытыми глазами. Экзальтированная мистика измененного сознания впавшего в прелесть монаха — это скорее приобретение западной церкви. Восточной церковью никогда не отрицались научные исследования в области человекознания, включая даже такие проблемные в средние века области, как анатомия, основанная на препарировании трупов. Подтверждение находим, например, в известном труде св. Григория Нисского «Об устроении человека». Жесткий протест церкви всегда вызывала лишь подмена веры идолом «научности», претензии науки на некий собственный безбожный (в прямом смысле этого слова) путь развития. Следует подчеркнуть, что опасность такого уклонения в ученую гордыню, выражающуюся, прежде всего, в ни чем не обоснованном отказе от простых объяснений устройства мира в той или иной его части, в категорическом неприятии откровенных истин Священного писания, угрожает не церкви (собранию верующих), а собственно научному знанию, впадающему в заблуждения. И все бы ничего, если бы трезвость научного мышления не утрачивалась на этом этапе, не закрывались бы глаза на очевидные противоречия фактов «научным» концепциям.





Комментарий к статье