Устойчивое представление личности о собственной физической, психической, социальной или моральной ущербности оказывает на нее серьезное влияние, способствуя формированию своеобразных черт. Причем не обязательно человек все время думает о своем дефекте; он может и отвлечься. Но представление о малоценности — истинной или мнимой — не исчезает. Будучи оттеснено в подсознание, оно продолжает сказываться в поведении. Результаты этого влияния называют комплексом неполноценности.
Проявления его многообразны, но всех людей, отягощенных этим комплексом, характеризует подсознательное стремление к компенсации.
Их поведение подчинено невысказанной цели: доказать окружающим и самому себе, что «я не хуже других». Они постоянно и больше других стремятся к самоутверждению.
Комплекс неполноценности появляется в детском возрасте; само положение ребенка порождает его. К. И. Чуковский в книге «От двух до пяти» настойчиво подчеркивал склонность Детей самоутверждаться: «Ребенку важнее всего быть о себе высокого мнения. Недаром он с утра до вечера жаждет похвал, одобрений и так любит тщеславиться своими превосходными качествами. Для него невыносимо сознание, что он не способен к тем действиям, которые у него на глазах совершают другие».
А. И. Герцен в «Былом и думах» обратил внимание на то, что в стародворянских домах часто возникали дружеские отношения между детьми и крепостными слугами из-за сходного положения — приниженного и неполноправного. Люди с одинаковыми или близкими комплексами склонны к установлению контактов, к общению между собой — «взаимная любовь слабых и простых», как выразился Герцен. Не исключено, что это одна из причин обособления групп и в коллективах, в том числе школьных.
Комплекс неполноценности может возникнуть у школьника, которому учение дается труднее, чем сверстникам, и он при большой затрате сил и времени все-таки отстает от товарищей Если такие дети хорошо развиты физически, то на уроках физкультуры смеются громче всех над чужой слабостью и неповоротливостью; иной раз они не прочь поколотить способного ученика. Иногда самоутверждение проявляется в браваде «не хочу учиться», в попытках выделиться отчаянно-дерзкими поступками, в демонстрации бесстрашия. Эту браваду нельзя считать напускной, ибо она выражает глубинные психические процессы.
В разном возрасте комплекс неполноценности у детей выглядит по-разному. У двух- и трехлетнего ребенка жажда самоутверждения проявляет себя стремлением к самостоятельности. Ребенок то и дело кричит: «Я сам!» Однако, убедившись в своей «некомпетентности», вынужден с душевной болью обращаться к взрослым.
Если семилетний ребенок в учебе и играх оказался слабее приятелей, он может впасть в самоуничижение, у него появляется ощущение: я ни на что не способен, я никому не нужен, я хуже всех. Понимание своей физической слабости, особенно при общении с более старшими ребятами, тягостно для ребенка и сильно удручает его.
В несколько старшем возрасте комплекс неполноценности проявляет себя склонностью к преувеличениям. Восьмилетнему не нравится его «социальная незначительность», и он любит присочинять с целью оказаться в центре внимания взрослых людей. Вот как вспоминает об этом Ч. Дарвин в «Автобиографии»: «…в детстве я нередко сочинял заведомый вздор и притом только для того, чтобы вызвать удивление окружающих».
Приступая к новому делу, для которого у него еще не выработаны навыки, младший школьник чувствует неуверенность и внутреннее беспокойство. Однако ему стыдно признаться в этом, и он проявляет — внешне — огромную самоуверенность: подумаешь, чепуха какая!
Особенно возрастает страсть к самоутверждению в 11—12 лет. Ребенок осознает себя как личность и самоутверждается в столкновениях и противоборстве. Уже через год, в 13 лет, комплекс неполноценности проявляется по-другому. Тринадцатилетний становится озабочен своей внешностью. Он может страдать из-за слишком высокого или слишком маленького роста, из-за чрезмерной худобы или полноты, из-за слабо развитых бицепсов. Тринадцатилетние много времени проводят перед зеркалом, которое причиняет огорчения, если то, что они видят в нем, не отвечает ожиданиям.
Ф. М. Достоевский подметил и изобразил эти черты тринадцатилетнего в образе Коли Красоткина («Братья Карамазовы»): «Скверно однако же, что я маленького роста… Лицо у меня умное; я не хорош, я знаю, что я мерзок лицом, но лицо умное». И далее Достоевский, уточняет: «Главное, его мучил маленький рост его, не столько «мерзкое» лицо, сколько рост. У него дома в углу на стене… была сделана черточка, которою он отметил свой рост, п с тех пор он каждые два месяца с вол-пением подходил опять мериться: на сколько успел вырасти? Но увы! Вырастал он ужасно мало, и это приводило его порой просто в отчаяние…»
«Совсем курносый, совсем курносый»,— бормотал про себя Коля, когда смотрелся в зеркало…»
Ф. М. Достоевский обратил внимание и на другую характерную черту — желание быть взрослым. Алеша Карамазов чрезвычайно понравился Коле: «Его поразило то, что с ним он в высшей степени на ровной ноге, что тот говорит с ним, как с «самым большим». Именно это нежелание быть ребенком обусловливает ранимость и обидчивость подростков. С еще большей силой эта жажда быть взрослым проявляется у пятнадцатилетних.
По мере созревания личности все эти детские комплексы постепенно изживаются. Человек вспоминает о своих тревогах и душевных муках этого возраста с улыбкой. Однако улыбка нередко мешает ему понять чувства собственных детей.
Комплекс неполноценности у взрослых людей часто связан с представлением о недостаточности своего образования. Казалось бы, этот недостаток преодолим, ведь учиться никогда не поздно. На самом же деле не все упущенное можно наверстать. Поэтому иногда этот комплекс изживается по-другому. У человека вырабатывается пренебрежение к грамотности. Он усваивает манеру свысока относиться к образованности: «Я и без диплома зарабатываю не хуже». Причем это не лицемерие, а психологическая защита от представления о неполноценности. Эти же люди не жалеют усилий, чтобы дать своим детям то самое образование, о котором высокомерно отзываются сами. Если же дети оказываются малоспособными или по другой причине плохо учатся, комплекс неполноценности у родителей углубляется.
Возникает обида на преподавателей «за несправедливое отношение к ребенку», может даже возникнуть злорадство по поводу неудач чужих детей.
Комплекс неполноценности может быть связан с низким социальным престижем профессии — в тех странах, где есть такая градация престижей. Вызывающая грубость поведения имеет порой именно эту подоплеку. Понятие «престиж профессии» не абсолютно. Много значат традиции, а также средства массовой коммуникации — печать, радио и телевидение. В ряде стран очень низок престиж профессий, связанных с обслуживанием. И у представителей этих профессий бывают вспышки ненависти и постоянное раздражение против тех, кого они обслуживают.
Комплекс неполноценности может быть результатом принадлежности к отвергаемой касте или угнетенной национальности — в расистских государствах. Представители непопулярных национальных меньшинств особенно бурно радуются успехам единоплеменников в любой области, будь то бокс, джазовая музыка или наука.
Зарубежные психоаналитики считают самым распространенным комплекс кастрации, или скрытую неуверенность большинства мужчин в собственной половой потенции. По сути, именно эта неуверенность порождает безудержную похвальбу альковными подвигами.
Любопытно, что Карел Чапек в рассказе «Исповедь дон Хуана» выдвинул версию, будто дон Хуан вовсе не грешил против седьмой заповеди. Патер Ильдефонсо так объяснил его метания от одной женщины к другой: «Природа обделила вас тем, что даровано каждому живому существу… Вот почему, дон Хуан, вы играли роль мужчины с юношества, вы были безумно храбры, авантюристичны, горды и любили выставлять себя напоказ — и все лишь для того, чтобы подавить в себе унизительное сознание, что другие — лучше вас, что они — больше мужчины, чем вы.
Вы никогда не знали любви, вы только лихорадочно стремились при каждой встрече с пленительной и благородной женщиной околдовать ее своей страстью, которую вы сами себе внушали. Но вот наступал момент, когда у женщины подкашиваются ноги; в тот момент вы испытывали приступ вашей злосчастной гордыни и одновременно самое страшное свое унижение. И вам приходилось вырываться из объятий и бежать, бежать от покоренной вами женщины».
Комплексом кастрации пытались когда-то объяснить требование физиологической невинности невесты: боязнью сравнения, опасением, что потенция предшественника была выше. Более того, этим комплексом объясняли и требование супружеской верности. Быть может, в отдельных случаях эти соображения отчасти справедливы (повышенная ревнивость у мужчин иногда сопровождает ослабление половой функции). Однако на первое место в происхождении моногамной семьи надо все же ставить социальные причины.
Значительно чаще встречается другой комплекс, связанный с половым инстинктом,— сомнение в своей красоте и привлекательности. В тяжелых случаях оно превращается в гнетущую уверенность в собственном безобразии — «комплекс гадкого утенка», как у Николеньки Иртеньева из повести Л. Толстого «Отрочество». Такие дети избегают школьных вечеров, предпочитают одиночество, плохо чувствуют себя «на людях».
Родители часто сами повинны в этом. Встревожившись, что их дитя слишком много времени проводит перед зеркалом, они допускают грубую ошибку, внушая ребенку, что он нехорош собой. При этом поведение ребенка меняется надолго, последствия иногда остаются на всю жизнь: «…я убежден, что ничто не имеет такого разительного влияния на направление человека, как наружность его, и не столько самая наружность, сколько убеждение в привлекательности или непривлекательности ее»,— писал Л. Н. Толстой.
Нередко потребность в самоутверждении служит причиной жестокости к животным. Сошлемся на автобиографические записки Ч. Дарвина: «Я был гуманным мальчиком, но этим я целиком обязан наставлению и примеру моих сестер, ибо я сомневаюсь в том, является ли гуманность природным, врожденным качеством… Однажды, когда я был очень маленьким… я совершил жестокий поступок, побив щенка, думаю, только из удовольствия, которое доставляло мне чувство собственной власти».
Бывает, что комплекс неполноценности вызван недостаточным социальным престижем профессии родителей или отсутствием одного из родителей. Учителям не мешало бы помнить об этом, и всякого рода анкетные опросы проводить наедине с учеником, а не перед всем классом. Преодолевая ущербность, дети в таких случаях нередко фантазируют, сочиняют, выдумывают, вроде Черемыша из повести Л. Кассиля, придумавшего себе брата-героя.
Один из вариантов комплекса неполноценности — так называемый комплекс неудачника. Он формируется у людей, смолоду подававших надежды, но не реализовавших свои таланты из-за слабых волевых качеств или неблагоприятных условий. Впрочем, иногда не выдающиеся способности, а неумеренное захваливание в детстве, если ребенок опережал в развитии сверстников, вселило в него веру в высокое предназначение. Тогда утешение черпают в злословии, в язвительном высмеивании более удачливых коллег, их истинной или мнимой тупости и невежества.
Нередко комплекс неполноценности мобилизует волю, делает человека упорным и целенаправленным. Известны случаи, когда хилые подростки, тщедушные и узкогрудые, тренировались столь самозабвенно, что завоевывали чемпионские титулы в спорте и медали на конкурсах красоты, как штангист Т. Коно или основатель знаменитой в 20-е годы системы физического воспитания Мюллер. Эта «гиперкомпенсация» проявляется в той сфере деятельности, на которую, казалось бы, сама природа наложила вето: заикающийся Демосфен стремится стать именно оратором. Хромота Байрона заставляет его усиленно тренироваться, стать замечательным пловцом (переплыл Дарданеллы) и достигнуть искусства во многих упражнениях, требующих ловкости и силы.
Ущербность, связанную с отсутствием таланта, компенсировать труднее. Часто недостаток дарования в науке, искусстве да и в других областях люди возмещают повышенным энтузиазмом при устройстве своих дел. Перенося унижения, они карабкаются вверх, преодолевают препятствия, которые и талантливому человеку не всегда под силу. Блистательные карьеры делают отнюдь не самые способные студенты, хотя, конечно, не всегда комплекс неполноценности служит двигателем «жизненного успеха». Но если все-таки побудительной силой является данный комплекс, то и, добившись желаемого, эти «большие боссы» не изживают ущербности и не становятся добряками. «Эти… из кожи лезут вон, чтобы проползти любым способом, ухватиться за штурвал, подняться на капитанский мостик, чтобы повыше быть, позаметнее, с одной целью — отомстить всему миру за свою ничтожность» (Можаев Б. Мужики и бабы. М., 1979). Общаясь с людьми одаренными, испытывая зависимость от них, потому что добиваются успехов чужими руками, такие люди постоянно находятся во власти зависти и злобы. В них часто сильна потребность «давить» и унижать тех, чье превосходство в глубине души приходится признать.
Они настороженно относятся ко всякой шутке и не понимают юмора. Для них характерен страх перед психологическими тестами, особенно тестами на сообразительность. Они под любым предлогом уклоняются от решения логических задач и головоломок, называя их ерундой и пустой тратой времени. Их отличает пристрастие к внешним атрибутам власти, погоня за чинами и званиями, нетерпимость к возражениям, чрезвычайная требовательность к обслуживающему персоналу, чувствительность к лести, любовь к мундиру и регалиям: «Многие люди в сюртуке с золотым шитьем значат больше, чем без него»,— писал К. Маркс.
Отношение к творческим работникам у этих администраторов подвержено колебаниям: для получения ощутимых результатов они вынуждены подчас оказывать подчиненным знаки почтения и даже заискивать перед ними. Однако периоды «смирения» сменяются вспышками злобного третирования, желания «показать этим умникам», «поставить их на место».
Людям, отягощенным комплексом неполноценности, вообще присуща нерегулярность поведения, волнообразные взлеты и падения. Одним из его проявлений служит застенчивость. Но именно застенчивые люди эпизодически проявляют свободу поведения, доходящую до наглости и прямой агрессивности. Нередко развязное поведение подростков в публичных местах, например, в театре — оборотная сторона неуверенности в себе, попытка самоутвердиться. Они рисуются друг перед другом, и если бы посетили театр «в индивидуальном порядке» (а не в группе), то вели бы себя тихо и пристойно.
Для века автоматизации характерен «комплекс маленького человека» (образ этот был подмечен и воплощен на экране Ч. Чаплином). Утративший трудовую универсальность и мастерство, превращенный в деталь конвейера или канцелярии, человек чувствует себя маленьким, затерянным и беспомощным перед лицом враждебного ему бюрократизированного государства. Компенсация этого комплекса зависит от конкретных условий жизни, от воспитания, от ранее определившихся черт характера, от традиций. Иногда это жестокое и властное самодурство в семье, старание внушить близким преувеличенное представление о своей якобы выдающейся роли на работе; грубость по отношению к зависимым людям, потребность покуражиться над теми, кто, по их мнению, еще ниже на ступеньках социальной лестницы (Ф. М. Достоевский назвал такую потребность «административным восторгом»), Л. Фейхтвангер заметил, что «даже лишенный собственных мыслей и собственной индивидуальности человек в ту самую минуту, когда его наделяют властью, приобретает сущность и содержание». Эти слова были сказаны о руководителях «национал-социализма», но они вполне относятся не только к главарям, но и к рядовым участникам фашистских движений, которые жаждут насладиться властью над «интеллектуалами».
Преодоление комплекса социальной неполноценности выражается и в стремлении свить мирное домашнее гнездо, отгородиться от треволнений и житейских бурь хотя бы на несколько часов в день, обрести душевную устойчивость и вновь почувствовать себя личностью; в фантазировании, создании воображаемых миров, бегстве в религию, в объятия церкви и разных сект; этих людей привлекают различные «хобби» и связанный с этим круг знакомств, где человек чувствует себя уважаемым и равноправным, массовые спортивные зрелища, сопряженные с опасностью для спортсменов, с бурной разрядкой впечатлений и чувств (например, автогонки в США).
Не исключено, что многие из перечисленных вариантов комплекса неполноценности могут быть истолкованы по-иному и описаны в других терминах. Но при сопоставлении вырисовывается общий для всех вариантов шаблон поведения, психологическая структура которого одна и та же. Современная физиология высшей нервной деятельности не позволяет пока построить теорию данного явления. Приходится вступать в область догадок и фантазирования, как это сделали психоаналитики, либо ограничиться описанием наиболее типичных случаев и их систематизацией.
Нужно критически относиться к утверждениям последователей А. Адлера, что у каждого человека есть свой «комплекс малоценности» (венский невропатолог А. Адлер в начале века ввел этот термин). Но и другая крайность— огульное отрицание комплексов — не принесет пользы. Это реальность, которую надо учитывать при попытках вникнуть в душевное состояние другого человека, понять, какие чувства он будет испытывать в тех или иных обстоятельствах. Например, люди часто проявляют поразительную слепоту к восприятию юмора, ассоциативно связанного с их «областью повышенной ранимости». Комплекс неполноценности и стремление к самоутверждению позволяют понять происхождение таких черт характера, как чрезмерная язвительность и саркастичность, даже желчность.
Желчность не следует смешивать с ироническим складом ума. Ироничность, как правило, присуща людям душевно ранимым, тонко и обостренно чувствующим, стыдливым, страдающим от недостаточной приспособленности к жизни и от чувства одиночества. Было бы неверно считать, что все эти особенности и черты скрываются под маской ироничности. Ироничность — не маска; ведь маску можно снять и обнажить то, что под нею. Иконичность же сбросить нельзя, это не только привычная, но ставшая органичной манера отношения к жизни и стиль мышления, форма психологической защиты человеческого Я.