КОЛЛЕКТИВИЗМ

— отношение между людьми, основанное на единстве их коренных интересов, и соответствующее этому единству общественное сознание, которое выражается в преданности людей общему делу, в чувстве высокой ответственности перед коллективом.

Коллективизм является одним из важнейших завоеваний социализма. Благодаря тому, что в нашей стране уничтожены эксплуататорские классы, исчез классовый антагонизм, стерлись во многом классовые грани, создалась благоприятная почва для единства общества, для того, чтобы восторжествовали основы коллективизма.

«Плохо человеку, когда он один, горе одному, один не воин. Каждый дюжий ему господин и даже слабые, если двое», — писал Маяковский. Однако силу коллектива, его качество создают именно единицы. От того, каким является большинство (класса, трудового коллектива, группы), зависит дееспособность, направленность, сила коллектива.

— Уф! Новость!!! Представляешь, на зимние каникулы всем классом едем в Ленинград!

— Да? Интересно… И что же вы там увидите, кроме своих физиономий, до боли знакомых?

— Как? А ты что, не поедешь?

— Нет, конечно. Есть такие места, куда я предпочитаю ходить один.

— Ну ты даешь! Чего ты откалываешься-то? Весь класс решил, большинство, что поедем. Всем классом. Значит, тут уж нельзя, чтобы кто в лес, кто по дрова. Что тогда от класса останется?

— А если я не хочу? Ну что, тебе обязательно надо, чтобы я там везде рядом с тобой ходил?

— Ас какой стати тебе не хотеть-то?! Ленинград — это такой город! Ты же там не был. Красивейший!

— Вот поэтому и не хочу. Хочу один на один с ним впервые пообщаться.

— Но нельзя же так: вот только то, что мне хочется, то я и буду делать. Ты же не один. Надо же и товарищей своих уважать.

— Почему нельзя-то? А кому будет лучше, если я с отвращением поеду, с тоскою буду там таскаться и думать, как жаль, что нельзя пойти направо, потому что все идут налево, как хорошо было бы в Эрмитаже одних испанцев посмотреть и нигде больше не бегать… Вот я и говорю: давайте друг друга уважать, а значит, прежде всего то, что каждый хочет. Ну почему, если мне будет хорошо, другим от этого будет плохо? Почему нельзя, чтобы каждый делал то, что ему хочется? Вот тогда и будет хорошо всем!

Эти двое людей никогда друг друга не поймут. Никогда ни до чего не договорятся. Потому что чем более рьяно защищает свой арифметический коллективизм один, тем упорнее обороняет свой закрытый индивидуализм другой, спасаясь от такого «коллективизма» все большим уходом в свою раковину. Они все больше расходятся и все дальше отгоняют друг друга от понимания истинного, живого общения, Людей Друг с другом, которое и не в том, чтобы всюду ходить взводом, и не в том, чтобы воспринимать общество других только как усложняющее твою жизнь обстоятельство.

— Ну все понятно, можете не продолжать, — слышу я тут голос многоопытного читателя. — Ясно, что одиночество полезно, но все время сидеть одному тоже скучно, надо чего-то поразнообразней, повеселей. И не только один, и не только в компании, да? Серединка на половинку.

Нет, и опять это не то. Это очень мало: «Есть настроение— балдеем вместе, нет — разбежались, приветик».

Люди все время общаются друг с другом. Они не могут иначе. Каждый хорошо знает, как страшно одиночество. И конечно, они, эти одинокие люди, встречаются. И вот тут каждый раз встает вопрос: что же будет — несколько одиноких людей, связанных только комнатой, сигаретным дымом, столом, телевизором, нежеланием сидеть в одиночестве, или люди, объединенные чем-то более глубоким в некое новое человеческое целое?

Казалось бы, что еще нужно: мы общаемся, я ценность, ты ценность, я что-то даю тебе, ты интересен мне, никто никому не в тягость, справедливый добровольный обмен, разве этого мало? Полная гармония!

И все-таки мало. И все-таки не полная. Потому что люди способны на большее. С этого-то как раз и может начаться самое главное, родиться особая ценность, на которую мы способны в коллективе.

Как «ухватить» ее, эту ценность, как рассмотреть?..

Когда образуется такой человеческий коллектив, как семья, и двое сходятся по-настоящему, то не потому, что у каждого имеется в наличии своя половина соображений вроде «ты мне нужен; мне с тобой хорошо; ты мне помогаешь» и т. п. Как бы много ни было всех этих «за» (потому-то и потому-то ты мне нужен), как бы ни была другая сторона уверена в том же, все-таки хорошая, добрая, дружная семья только на этом вряд ли получится. Будут ругань, обиды, размолвки, наконец, развод. И все почему? Есть семья, нет коллектива. Можно и так сказать.

Тут как раз виднее всего, что такое коллектив, истинный коллектив, а не просто люди вместе. Вроде всё есть: и живут двое под одной крышей, и картошку вместе варят₍ ив гости ходят, и неудачи преодолевают… Всё есть! А коллектива нет.

Может, люди слишком разные? Нет у них родства душ, близости в понимании смысла, жизни, главных ее целей?

Может, и так. Но бывает, что и при таких блестящих предпосылках к сближению люди лишь прохладно констатируют похожесть взглядов…

Может, любви не хватает? Может, о любви, мы все время толкуем, а не о коллективизме?

Любовь нужна, конечно. Первым делом! С нес в любом случае все начинается с любви, с терла. Но не только. Любовь, как известно, иногда не выдерживает, что-то ей мешает свободно дышать. Что?

Коллективизма не хватает. Таланта коллективизма. Или хотя бы такой способности.

Коллективизм — это пластичность во взаимоотношениях.

Но не такая пластичность, при которой я готов из хорошего отношения к тебе просто терпеть твои слабости (зная, что и тебе придется терпеть мои). В том-то и дело, что при чувстве коллективизма только терпеть не приходится. Тут появляется ощущение, что эти самые небольшие желания, слабости другого — не такие уж чужие.

Коллективизм, — это готовность какие-то твои желания считать нашими, принимать их тоже.

Причем происходит это взаимно. В каждую минуту нашего общения мы оба готовы принять духовный опыт другого до мелочей.

Вот почему коллективизм — это не только гладкие отношения между людьми, но и обогащение, появление новых чувств, нового опыта, которого не было у каждого в отдельности.

И ты и я — оба мы живем в нашем коллективе открыто, так, что граница между нашими интересами размыта, ее нет. Потому что между нашими сугубо личными интересами, каждому из нас известными и важными, есть и наши совместные, тоже каждому ясные и близкие.

Не все у нас делится на «твое» и «мое», что-то разделить невозможно.

И вот это «что-то» — чрезвычайно важное, нужное и тебе и мне, а не только самому принципу коллективизма. Самому этому принципу ничего не нужно. У принципов нет потребностей, они не едят, не пьют и не радуются! Потребности есть только у людей. И если мы говорим о драгоценностях коллективизма, то только потому, что они нужны каждому из нас.

У туристов есть такое понятие: «общий котел».

Все шли, каждый нес свою ношу не один километр, а потом привал, и каждый расстается с тем своим, что он нес на своем горбу. Расстается, но зато получает свою часть из прекрасного общего котла.

В коллективе ты что-то свое, безусловно, отдаешь. Но отдаешь легко, потому что знаешь, что сваренная в общем котле каша будет вкуснее и тебе. Твое вернется к тебе, но таким, какого ни одному из вас в одиночку не сварить — и вкуснее и радостнее.

Может, потому это и происходит легко, даже радостно — из-за взаимности, из-за большего, чем просто отсутствие конфликтов, п одиночества, результата. Коллективизм — это особое счастливое чувство, которого не испытаешь ни один, ни в «компании обмена достоинствами».

Как бы получше описать это чувство?..

Я не просто тебя понимаю, что-то думаю при этом свое, делаю выводы, мотаю на ус, могу и тебе сообщить какую-то информацию… Нет! Мы раскрыты друг для друга, рады свое самое главное друг другу подарить. Более того, из взаимодействия твоих и моих мыслей, чувств рождаются новые, каких не было ни у тебя, ни у меня. И не просто новые, а и другие, потому что по сути своей они уже не личные, а такие, которые возникают в общности людей, и мы, как бы нас ни было мало, в минуту их рождения стали истинной частичкой человечества, приобщились к общечеловеческому.

Не переубедить во что бы то ни стало другого, не заставить встать на твою точку зрения, не развлечь его, не удостоверить в твоей индивидуальности. Попытаться понять. Постараться, чтобы и тебя поняли. И когда это происходит, бывает особое чувство радости. И эту радость тоже понимают! Меня понимают — и я радуюсь, я радуюсь — и меня понимают… Мое настроение не просто существует, но его видит, чувствует другое такое же настроение, знает его до основ (основы-то сходны), настроение видит настроение, а не голые стены, дышит таким же человеческим настроением — и получается словно раскаленный воздух радости, от которого чуть не задыхается счастливое сердце!.. Это коллективизм.

Нет, в коллективе мы не сливаемся в одного человека, не становимся одинаковыми. Коллективизм — это чувство локтя, чувство особенностей другого человека. Постоянное понимание такой, казалось бы, ерундовой истины, что всякий другой человек, в том числе и тот, который рядом с тобой, состоит из многого, как и ты. Он так же, как и ты, раздумывает, обижается, злится, сомневается, радуется за себя… Ему тоже что-то непонятно, а чего-то страшно хочется. Другого, чем тебе, но хочется так же. Простая мысль! Но как нам трудно, порой невозможно представить себе не то, что другой человек делает нам, а то, что происходит внутри у него, как если бы это было внутри у нас. Как нам трудно бывает вот так все перевернуть и услышать свои слова не такими, какими мы их ощущаем, а такими, какими они звучат уже в воздухе, в ушах других людей. А за словами другого видеть желания, обиды такие же, какие нам знакомы по себе.

Но если уметь это делать, тогда все преобразится!

Все станет и добрее и проще. И станет возможным чудо коллективизма.

За всякими поступками друга ты увидишь его самого, а не твои объяснения и оценки его поступков. Увидишь логику его личности. И его действия с этой его логикой тогда вполне согласуются и не будут выглядеть, например, такими уж нелепыми. Согласуются с логикой его личности, а не твоей, как это тебе — присмотрись! — очень хочется всегда делать. Да-да, вот такая нелепость: когда споришь, когда кого-то оцениваешь, ты чаще всего хочешь, чтобы его поступки исходили из твоего характера! Пришей кобыле хвост!..

Коллектив — это единство личностей, каждая из которых не похожа на другую, а не кучка сбившихся в стаю, в гурьбу, в компанию похожих друг на друга людишек, у которых так мало своего, что и спаяться-то по-настоящему нечем. Не хватает такого «олова».

Если нет ничего за душой, то такой «коллектив» страшен. Чуть только тебе сказали что-то другие, более голосистые, и ты уже готов идти за ними куда угодно, не очень-то оглядываясь по сторонам.

Ты не задумываешься, он не задумывается, целая группа не задумывается, но устремляется куда-то всей гурьбой и что-то делает — это очень страшно. Это, наверное, самое страшное, что может быть с людьми. Потому что у такой группы сила есть, а совесть молчит. Страшные вещи может она сделать: тупые, бессмысленные, бесчеловечные. Потом, в одиночку подумавши, ужаснешься, а сейчас, вместе со всеми, легко и просто: раз — пошли, и все!

Духовно слабому человеку трудно противостоять заражающей силе объединенной группы. Да и не совсем уж слабому…

Социальные психологи — люди, которые занимаются тем, что происходит в психологии человека, когда он не один, провели такой опыт. Поставили на стол четыре пирамиды: три черные и одну белую. Пригласили нескольких человек, имевших специальное задание, и одного испытуемого, ни о чем не подозревавшего. И стали всех по очереди спрашивать, какого цвета пирамиды. Испытуемый, разумеется, сразу сказал, как есть: три черные, одна белая. Остальные же (для испытуемого точно такие люди, как и он) стали отвечать на этот вопрос иначе (в этом и было специальное задание, данное им руководителем эксперимента). Они стали говорить, что все пирамиды черные. Да-да, именно черные, мы же видим.

И тут произошло удивительное явление природы.

Испытуемый, совершенно обычный разумный человек, с хорошим зрением — короче, такой, как любой из нас, — стал сначала сомневаться в правильности своего «поспешного» заключения, а потом и вовсе твёрдо согласился с «мнением» большинства: совершенно точно, теперь, мол, и сам вижу — все пирамиды черные!

Что, удивительно? А вы попробуйте-ка непреклонно стоять на своем, если кругом вас все, как один, твердят, что все обстоит наоборот! Поневоле начнешь глаза протирать: уж не случилось ли с ними чего? Разве не бывало так? Не с пирамидами, где все так явно выражено: черное, белое, — а в менее определенных вопросах, на которые и общепринятого однозначного ответа-то нет… Тут великое мужество необходимо, большее, чем для того, чтобы по кладбищу ночью в одиночку прогуляться. Не ослиное упрямство, а мужество стоящего за свою истину, совесть свою человека.

Такая свойственная людям легкость в следовании авторитету большинства, что бы это большинство ни. говорило, называется конформизмом.

Всякий коллектив — сила. Но куда эта сила обернётся — зависит от каждого,

В настоящем коллективе мы, его члены, вовсе . не мыслим хором. И не требуем друг от. друга, всегда, говорить только нашими словами и в нашу пользу, обвиняя того, кто этого не хочет, в измене коллективу, принципу коллективизма.

Есть такое понятие: коллективный эгоизм. Только наши, мол, хорошие. Даже если они в чем-то и не очень хорошие. Или совсем нехорошие. Но ведь наши! Что бы наши ни сделали, все равно надо будет своих Защищать. Даже если для этого душой придется кривить, чепуху плести, даже если прав будет «чужой». Мало ли что! (А там, глядишь, я чего-нибудь отчубучу — меня «свои» в обиду не дадут, так же горой встанут, вот нам всем и спокойнее.)

Казалось бы, «железное» правило. Только на обмане далеко не уедешь. Если мы с тобой «чужих» обманывать привыкли, то мы рано или поздно и друг до друга доберемся.

Коллектив — это единство людей принципиальных. Они не поступают, разумеется, не по-товарищески. Тем не менее их принципы, их совесть важнее всего и в коллективе. Где страдает чья-то совесть, даже если внешне все в порядке, там уже нет коллектива.

Сильнее честного коллектива ничего нет.