Военная психология как отрасль науки и социальной практики

Военная психология только тогда явится наукой, необходимой для полководца, когда она откроет ему секрет боевой силы или работоспособности бойца во всех фазах боевой обстановки.

Г. Е. Шумков

Военно-психологические идеи полководцев прошлого

• Развитие отечественной военно-психологической науки и практики
• Определение военной психологии
• Предметное поле военной психологии и ее место в системе наук
• Принципы и методы военной психологии
• Общие и специфические задачи военной психологии
• Психологические факторы боя
• Социально-психологические явления войны и боя
• Психологическое обеспечение боевых действий
• Военная зоопсихология
• Информационно-психологическое противоборство
• Понятие о психологическом оружии
• Социально-психологическая реадаптация участников боевых действий

2.1. Периоды и этапы развития военной психологии

2.1.1. Предыстория военной психологии. Военно-психологические идеи в военном искусстве полководцев прошлого

Всякая область научного знания, претендующая на звание самостоятельной науки, должна пройти своеобразный «тест», заключающийся в том, чтобы проверить себя на соответствие ряду требований. К числу важнейших требований относятся: наличие собственного объекта, предмета, категориального аппарата, выявленных закономерностей. В какой мере военная психология отвечает этим требованиям? Что она изучает, посредством каких методов? Каково место военной психологии в системе современного научного знания? Для того чтобы получить ответы на эти вопросы, следует вкратце остановиться на анализе пути, пройденном отечественной военной психологией в своем становлении и развитии.

Военная психология — это наука, имеющая огромное прошлое и короткую историю. Она прошла сложный, противоречивый, полный драматизма и коллизий путь становления.

В процессе развития военно-психологического знания можно выделить два периода:

1. период вызревания военно-психологических идей в военном искусстве полководцев,
2. период развития военной психологии в ранге науки. 

Мы рассмотрим их в данном и следующем подразделе этой главы. Начнем с первого периода.

Сегодня уже непросто поверить в то, что современная психология с ее гуманистическими принципами, ориентацией на раскрытие и реализацию глубинных возможностей человеческой личности и общества, с ее самоотверженным поиском наиболее эффективных средств вспомоществования человеку в сохранении его психического и телесного здоровья, появилась и сформировалась во многом благодаря запросам боевой практики войск, потребностям войны.

Неосознаваемые попытки использовать «психологический фактор» в противоборстве с противником, по всей видимости, имели место еще в доисторические времена, когда первобытное общество стало распадаться на племена и появилась необходимость силовыми методами делить с неприятелем территорию, добычу, женщин и др. Основными психологическими средствами воздействия доисторического человека на врага были инстинктивные реакции угрожающего поведения, доставшиеся ему от животных предков: устрашающая мимика, угрожающие крики, жестикуляция, движения и др.

В более поздние времена в ряде племен психологическое давление на противника усиливается за счет нанесения боевой раскраски на лица и тела воинов, использования в качестве элементов одежды шкур диких животных (тигров, леопардов и др.), перьев сильных и умных птиц, что должно было свидетельствовать об обладании качествами, схожими с качествами этих животных.

В последующие исторические периоды к устрашающей внешней атрибутике добавились расцветка и форма доспехов (например, рога на шлеме), изображения грозных диких зверей, драконов на знаменах, щитах, доспехах и т. п.

Нередко для оказания психологического воздействия и введения противника в заблуждение использовались животные (слоны, тигры, быки, козы и др.). Известны факты, свидетельствующие о том, что некоторые народы, учитывая определенные этнические и религиозные особенности древних египтян, успешно использовали против них кошек. Воины противоборствующей стороны привязывали животных к щитам или несли с собой в бою. А поскольку кошки у египтян почитались как священные животные, подданные фараона не смели стрелять в их сторону, боясь нанести им вред.

В качестве средства психологического воздействия на неприятеля практиковалось применение групповых гортанных криков и кличей, шумовых эффектов (удары оружием по щитам, бой барабанов, вой боевых труб) и использования огня. Например, есть сведения о том, что печенежские воины имели большие трубы в виде бычьих голов, в которые они трубили во время боя, и рев этих труб был ужасен. В войсках среднеазиатских правителей также применялись мощные духовые инструменты, вызывавшие страх у тех воинов, которые не были знакомы с источником звука.

В течение многих столетий огонь являлся наиболее сильным психотравмирующим средством. Свидетельства его широкого применения в ходе боевых действий имеются как в эпической литературе (например, в древнеиндийском героическом эпосе), так и в исторических источниках. Известно, что еще до нашей эры китайцы использовали в целях поражения противника и слома его воли к сопротивлению огнесмеси на основе селитры. Нередко огонь применялся и как средство введения противника в заблуждение.

Стремясь усилить психологический эффект боевого применения огня, наши предки создавали различные составы. Широкую известность получил так называемый «греческий огонь». Его применение не раз вызывало животный страх и паническое бегство противника с поля боя. Неслучайно киевский князь Святослав, готовясь к войне с Византией и стремясь предотвратить негативные психические явления в своем войске, особо интересовался «огненными триерами» — судами с огнеметательными установками.

История приписывает создание этого мощного и до сих пор остающегося секретом оружия механику Каллиникосу. Историком Феофаном описывается факт передачи рецепта этой зажигательной смеси византийскому императору для применения против арабов, осаждавших Константинополь в 673 г. Первоначально огнесмесь помещалась в закрытый сосуд, который с помощью катапульты, баллисты (до 800 м) или вручную выбрасывался на войска противника. При соединении с воздухом после разрушения сосуда огнесмесь возгоралась, прилипала к телу, доспехам воинов, сооружению, кораблю и прожигала их. В некоторых свидетельствах сообщается, что потушить горящий предмет было крайне сложно, так как при соединении с водой горение лишь усиливалось. Византийцы придумали более совершенные средства метания «греческого огня»: специальные трубы, соединенные с мехами, сифонами, насосами. Здесь устрашающий эффект «живого» огня дополнялся страшным грохотом, издаваемым метательной машиной.

Современники и очевидцы свидетельствуют, что одно лишь упоминание о «греческом огне» наводило на людей ужас и лишало самообладания. Он в течение многих веков считался супероружием, готовился в тайных лабораториях и считался важнейшим государственным секретом Византии [76, с. 252 — 258].

В глубокой древности практиковалось применение психологических средств, воздействующих на обонятельную систему и выводящих противника из строя без нанесения ему физических потерь. Так, в помещения, обороняемые неприятелем, забрасывались комки смрадно дымящегося войлока и других веществ, издающих при горении нестерпимый запах.

Уже в военных формированиях варваров, а еще в большей степени в греческих и римских войсках последнего столетия до н.э. психологические знания не только стихийно, случайно, фрагментарно используются полководцами, они все теснее вплетаются в боевую практику, иногда выделяются в качестве самостоятельного средства достижения победы над врагом, а в ряде случаев рассматриваются в качестве основного оружия. Задолго до наступления новой эры отдельные военные и государственные деятели видели в психологическом знании самое мощное, безотказное, эффективное средство достижения военных целей.

Психологическим содержанием постепенно пронизывается древняя дипломатия, она становится все «более изощренной и изворотливой», доводится «до совершенства искусство правдоподобной лжи», наполненное «медленно действующим ядом дружественных намерений, внешне бескорыстного корыстолюбия, радушных объятий», оборачивающихся вдруг смертельными тисками [85, с. 128].

В процессе совершенствования этих средств постепенно осуществлялся переход от обычной лжи, уловки, обмана — к военной хитрости как системе мероприятий по введению противника в заблуждение, от разовых обращений полководцев к воинам — к систематическому психологическому влиянию на подчиненных, от тренировки отдельных качеств воинов — к системе их боевой подготовки.

Система тотального управления стратегически важной информацией сложилась в Средние века в Византии. Вот как об этом образно пишут В.В.Карагалов и А.Н.Сахаров в книге «Полководцы Древней Руси»: «Сотни опытных чиновников, в том числе переводчиков со всех языков, плели паутину интриг, составляя хитроумные наказы послам. Многочисленные купцы и миссионеры неустанно следили за союзниками и врагами, искали болевые точки на теле страны, где их принимали радушно и миролюбиво». «…Для приема иноземных послов был разработан сложный и тщательно продуманный ритуал». Их встречали на границе, везли по самой длинной и неудобной дороге, чтобы внушить мысль о трудности военного похода на Константинополь. Месяцами держали в специальных дворцах на правах то ли гостей, то ли пленников. Перед послами стройными рядами маршировали полки, казавшиеся бесчисленными. На самом деле это были одни и те же воины, периодически менявшие одежду и оружие. Страны и племена, находившиеся вокруг границ Византии, умело натравливались друг на друга. Так, печенегов постоянно натравливали на руссов, для того чтобы последние не могли совершать дальние походы, боясь оставить тылы степнякам. Вероломство, изощренная ложь были возведены в ранг государственной политики. Обман противника почитался за доблесть, которой гордились и которую ставили в пример потомкам.

Многие из применяемых приемов трудно оценить с помощью современных нравственных критериев и, по-видимому, этого делать не следует. Потому что критерии, оторванные от конкретного исторического времени, лишь искажают картину событий.

На ранних этапах истории искусство управления психическими состояниями, мыслями и поступками людей совершенствовалось и хранилось как тайное оружие жрецами, шаманами, политическими и военными деятелями Шумера, Вавилона, Египта, Китая, Древней Греции, Рима, Руси и других государств. Затем оно постепенно «врастало» в военное искусство наиболее талантливых полководцев, в отдельных случаях складываясь в более или менее систематизированное знание. Военно-психологические знания строились на фундаменте более широких философско-психологических представлений того времени о мире, человечестве, человеке, войне. Отсюда «хранители секретов военного дела и воинского искусства — выдающиеся полководцы, воины-мудрецы, мастера — становились одновременно носителями глубинных знаний о мире, высших ценностей и идеалов культуры» [257, с. 11].

В давней истории военно-психологического искусства разных народов содержится бесценный материал для сегодняшней боевой психологической практики.

Предысторией военной психологии явилась деятельность выдающихся полководцев, которые в конкретных исторических условиях занимались подготовкой войск к войне, руководили ими в бою и, следовательно, стояли перед необходимостью понять и учесть роль психики воина в бою. «Совокупность взглядов полководца о воинах, их качествах, реакциях, путях воздействия на них, взглядов, выработанных самостоятельно или усвоенных из опыта других, — это и была по существу эмпирическая военная психология, никем не обобщаемая, развивающаяся стихийно и передававшаяся от поколения к поколению в виде традиций общения с личным составом» [252, с. 7].

Многочисленные и интересные примеры практического применения психологических познаний в военном деле содержатся в эпических и историко-художественных произведениях, устных преданиях разных народов, исторических трактатах, относящихся к глубокой древности. Наиболее ранние описания их связаны с боевой практикой народов Древней Греции.

Так, в гомеровских «Илиаде» и «Одиссее» описываются факты психологической мобилизации воинов, внимательного изучения военачальниками психологических возможностей противника, запугивания неприятеля, применения военной хитрости и др.

Большую известность получила психологическая акция со знаменитым «троянским» конем. Именно глубокое знание психологических особенностей троянцев, в частности их любви к лошадям, оружию, позволило Ахиллу предложить спрятать в деревянном коне, подаренном защитникам неприступной Трои, группы воинов, которые ночью, выбравшись из «коня», открыли ворота города.

Александр Македонский говорил, что «изучение «Илиады» — хорошее средство для достижения военной доблести». Список «Илиады», исправленный Аристотелем и известный под названием «Илиада из шкатулки», он всегда имел при себе, храня его под подушкой [178, с. 368].

Величайшим произведением классической военно-психологической литературы древнего Китая является труд китайского мыслителя и полководца Сунь Цзы «Искусство воевать», написанный около 500 лет до н.э.

Сунь Цзы (6 — 5 вв. до н.э.) исходит из базисного положения о том, что искусство воевать имеет жизненную важность для государства. Оно является вопросом жизни или смерти, дорогой к спасению или к гибели. Великий китайский мыслитель почти 2500 лет назад указывал, что в основе военного искусства, достижения победы над противником лежат тесно связанные между собой факторы как материального, так и духовного порядка.

По мнению Сунь Цзы, всякая война основана на обмане. Из этого следует, что «когда вы можете нападать, показывайте вид, что не в состоянии нападать; действуя, вы должны притворяться бездействующим; когда вы находитесь близко от противника, заставьте его думать, что вы далеко; когда вы от него далеко, вы должны заставить его думать, что вы близко. Показывайте приманку, чтобы соблазнить противника. Сделайте вид, что у вас беспорядок и сокрушите его» [233, с. 483]. По существу эта краткая формула составляет сердцевину современных представлений об искусстве введения противника в заблуждение.

Армию противника труднее взять в плен, чем уничтожить ее. Отсюда следует, что сражаться и уничтожать врага во всех сражениях — не является высшим воинским мастерством; высшее мастерство состоит в том, чтобы сломить сопротивление врага, не прибегая к сражению. «Искусный вождь покоряет неприятельские войска без боя; берет неприятельские города, не прибегая к осаде; побеждает королевства без длительных операций в поле». Как бы в назидание полководцам будущих эпох, Сунь Цзы заклинает: «Не повторяйте тактику, которая вам уже раз доставила победу, но приспосабливайте свои методы к бесконечному разнообразию обстоятельств» [233, с. 70 — 72].

Красной нитью через весь труд проходит идея о том, что побеждает в войне тот, кто:

1. знает, когда надлежит сражаться, а когда следует воздержаться от боя;
2. знает, как следует действовать меньшими и превосходящими противника силами;
3. чья армия от солдата до командования воодушевлена одним и тем же духом;
4. кто, подготовившись сам, ждет, когда врага можно будет захватить неподготовленным;
5. кто обладает военными способностями и кому не мешает государь.

Автором трактата даются конкретные рекомендации по управлению психологическим состоянием и поведением личного состава: «Тщательно изучайте состояние ваших людей и не переоценивайте его», «держите свою армию в постоянном движении», «ставьте своих солдат в положения, из которых нет выхода, и они предпочтут смерть бегству», «смотрите на ваших солдат как на своих детей и они пойдут за вами в огонь и в воду; смотрите на них как на своих любимых сыновей, и они будут стоять за вас насмерть», «запретите обращать внимание на предзнаменования и не предавайтесь суеверным сомнениям», «принцип, по которому управляют армией, состоит в том, чтобы показать образец храбрости, которого все солдаты должны достигнуть».

В трактате содержатся указания на важность и необходимость психологического воздействия на противника, преследующего цели: «как забить клин между фронтом и тылом врага; как помешать взаимодействию между его крупными и мелкими подразделениями; как помешать хорошим войскам спасти плохие, а офицерам соединиться со своими солдатами» [233, с. 100—105].

Выдающимся психологом-практиком проявил себя легендарный полководец Александр Македонский (356 — 323 гг. до н.э.). В основе его таланта полководца-психолога лежат знания, полученные от его персонального воспитателя Аристотеля. Отец Александра Филипп, пригласив великого философа и психолога в наставники своему сыну, выделил для их занятий специальную рощу около Миезы.

Плутарх считает, что Александр благодаря учителю усвоил не только учения о нравственности и государстве, но приобщался и к тайным, более глубоким учениям, которые философы называли «устными» и «скрытыми» и не предавали широкой огласке. Александр живо интересовался медицинскими знаниями и даже практиковал оказание помощи своим друзьям.

Став во главе македонского войска, Александр проявил себя эвристически мыслящим, волевым, способным к неординарным решениям человеком. Так, на ропот подчиненных о том, что в Македонии существует закон не выступать в поход в месяц десия, он приказал назвать этот месяц вторым артемисием.

Когда прорицатель в последний день месяца предсказал ему, что он возьмет осажденный город Тир к концу месяца (а Александр не верил в такую возможность), он приказал считать этот день не тридцатым, а двадцать восьмым. Одновременно он так организовал сражение, что прорицание сбылось.

Его неординарность проявилась и в известной истории с Гордиевым узлом.

Александр глубоко знал психологию солдата, пользовался непререкаемым авторитетом у своих подчиненных и делал многое, чтобы подкрепить этот авторитет, так как знал, что вера в полководца — важнейший фактор мотивации боевой активности воинов, механизм психического заражения их мужеством военачальника. Он соревновался с солдатами в выполнении различных упражнений, борьбе, его одежда и манера держаться мало отличались от простого человека, зато личное мужество и воинский дух не имели равных.

При взятии штурмом города Тира Александр дрался в рядах воинов на самом опасном участке. «Заметный по своим царским знакам и блестящему вооружению, он был главной мишенью для стрел. И он проявил доблесть, достойную для зрелища: многих защитников стен он сразил копьем, некоторых вблизи зарубил мечом, отбрасывал врагов, напирая на них щитом». В сражении за город Газу он был ранен стрелой в плечо, обильно хлынула кровь. Александр, «даже не побледнев, приказал остановить кровь и перевязать рану… Долго еще после этого он оставался впереди знамен, скрывая боль или преодолевая ее». В следующем бою, когда рана еще не зажила и к тому же царь поранил камнем ногу, он, «опираясь на копье, оставался в первых рядах сражающихся» [см. 209].

Однажды, преследуя Дария в течение одиннадцати дней, Александр и его войско были страшно изнурены, и прежде всего из-за отсутствия воды. Когда же лично ему предложили шлем с водой, он отказался: «Если я буду пить один, то они падут духом». Видя самообладание и великодушие царя, его воины воспряли духом и просили царя не колеблясь вести их за собой, ибо они не могут чувствовать усталости, не могут испытывать жажду и даже смертными считать себя не могут, пока имеют такого царя [178, с. 405]. Александр считал, что владеть собой для царя важнее, чем даже умение побеждать врагов.

Перед сражением он обычно объезжал ряды воинов, обращался к ним с разными речами, соответственно чувствам каждого. Обращаясь к македонцам, он напоминал им об их древней славе; грекам говорил о том, что войну против Греции начали персы, о разрушенных греческих храмах и городах, нарушенном укладе жизни; илларийцам и фракийцам, привыкшим жить грабежом, он приказывал смотреть на вражеское войско, сверкающее золотом и пурпуром, как на несущее на себе добычу, а не оружие, и предлагал отнять все это у женоподобных персов. В этом проявлялось глубокое знание этнических особенностей воинов, их явных и скрытых мотивов боевой активности.

Поистине фантастическим было боевое чутье полководца, способность предвидеть развитие событий, продумать сражение за противника, предусмотреть неожиданности. Такое чутье особенно проявлялось в умении выбирать место сражения с учетом боевых, физических и психологических возможностей противоборствующих сторон. Например, местом решающего сражения с Дарием он, по предложению Пармениона, избрал узкий проход у города Исса, так как действительно для македонян не было более удобного места для сражения. Здесь силы сторон были равны, ибо проход не мог вместить большое число воинов и персы теряли свое численное превосходство. В другом случае возникала опасность, что македонцы могут быть окружены или «будут побеждены не силой врага, но из-за своей усталости, если они станут более свободным строем, то свежие силы персов будут непрерывно наступать на них» [209, с. 513].

Как представляется, до сего дня не существует тщательной психологической характеристики способа боевого построения македонцев — фаланги. Таким построением достигались следующие психологические эффекты:

• — психологическое заражение общим боевым настроем, обеспечивающее единство действий и воли воинов в бою;
• — исключение явления «социальной лености» — возможности отдохнуть за счет других, делать как можно больше передышек (уставшим приходилось биться все с новыми и новыми врагами»);
• — возникновение источников дополнительной мотивации для слабовольных воинов («ни слабые, ни трусы не могли уйти; они сражались плечом к плечу как в единоборстве, твердо стояли на одном месте и открывали себе путь только победой»);
• — легкораненые, которые в обычных условиях могли покинуть поле боя, не подвергаясь обструкции, оставались в строю и продолжали сражаться («раненые не могли, как это всегда бывает, уйти с поля боя, так как спереди теснил их враг, сзади наседало свое же войско»);
• — относительная легкость управления компактно построенным войском;
• — устрашающий вид фаланги для противника, усиливающийся за счет «чеканного шага» воинов, ударов мечами о щиты, единогласных громких боевых кличей и др.

Александр дал блестящий пример тактики боевых действий в различных природно-географических, погодно-климатических, социально-политических условиях. Действуя в закрытой и горной местности, в узких проходах и ущельях, он внушал воинам, что они не просто входят в ущелье, а вступят там в бой. Полководец посылал легковооруженных воинов идти в голове отряда и осматривать тропы, чтобы спрятавшийся враг не мог внезапно наброситься на основное войско. Отряд стрелков занимал проходы и держал луки наготове.

Квинт Курций Руф дает описание приемов, применявшихся Александром в борьбе со страхом своих воинов. Перед одним из сражений с персами греческое войско «было охвачено беспричинным страхом, все как безумные начинали трепетать, и какая-то робость закрадывалась всем в сердце». Александр, узнав о паническом состоянии войска, «дает сигнал к остановке и солдатам велит положить перед собой оружие, а самим отдохнуть, объясняя при этом, что нет причины для внезапного страха и что враг далеко. Наконец, придя в себя, солдаты воспряли духом, снова взялись за оружие» [209, с. 560 — 561].

Почувствовав, что его солдаты испытывают ужас перед новым оружием персов — серпоносными колесницами, Александр сразу же внес изменения в боевой порядок войск, провел тренировки по пропуску колесниц сквозь ряды воинов в фаланге, установил специальные сигналы управления и тем самым снял острую психологическую проблему страха. Неслучайно М. Кампеано подчеркивает, что Александр знал все тайные принципы, управляющие армией — толпой.

Психологическое чутье и глубокие познания в области психологии людей, сформированные у него при участии Аристотеля, не подвели Александра и при решающей битве с Дарием при Ар-белах (Гавгамелах) (331 г. до н.э.). Учитывая, что греки испытывают определенную неуверенность перед сражением с азиатами, опытный военачальник Парменион предложил Александру прибегнуть к обману и «начать сражение ночью; когда еще приготовятся эти люди различных обычаев и языков к бою в ночной суматохе, испуганные среди сна? А днем прежде всего увидишь бегущие на тебя страшные лица скифов и бактрийцев, их косматые бороды и нестриженые волосы, еще и огромный рост и мощные тела». По его мнению, солдаты больше предаются страху от неосновательных причин, чем от серьезных [209, с. 562]. Но Александр не принял эту, на первый взгляд, блестящую идею, так как хорошо понимал, что персов нельзя победить успехом в боях, но можно одолеть только их полным разгромом в решающем сражении; только тогда они потеряют мужество и утратят надежду. Поэтому он начал сражение днем и победил.

Александр умело применял в сражениях с противником военную хитрость, приемы запугивания врага. Так, на поле боя и на месте стоянки его лагеря оставляли изготовленные по его приказу гигантское оружие, конские уздечки огромного размера и веса.

Благодаря этому широкое распространение у многих народов получили легенды, что в войске царя сражались исполины.

Стремясь подавить и изжить навеки установки побежденных народов на сопротивление грекам, Македонский женился на персиянке, приказал 10 000 своих воинов жениться на персидских женщинах, подобрал, обучил и включил в свое войско тысячи персидских юношей.

Пожалуй, самым тонким и глубоким из эмпирических психологов — знатоков человеческой души — по праву называют одного из величайших полководцев древнего мира Ганнибала (247 или 246—183 гг. до н.э.). Имея малочисленную, по сравнению с римской, армию, Ганнибал в течение долгого времени был главным противником Рима и одержал над римлянами ряд громких побед. Во многих случаях в основе этих побед лежало чутье полководца, тонкое знание им психологии противника, применение эффектных психологических приемов воздействия на него, умение вселять надежду и мужество в своих воинов.

Например, когда в результате одного из блестящих маневров римлян карфагеняне оказались в окружении и понесли потери, воины пали духом, видя, что со всех сторон окружены противником, которого невозможно выбить с занимаемых им господствующих высот, Ганнибал решил обмануть противника следующей военной хитростью. «Он приказал собрать около 2 ООО отбитых от римлян быков, привязать каждому из них к рогам факел или связку сухих прутьев или же сучьев, затем ночью по данному сигналу зажечь их и гнать быков на высоты, где в узких проходах стояли неприятельские передовые посты. В то время, как исполнялись его приказания, он выступил со всеми войсками и медленно шел вперед уже в темноте. Пока огонь был не велик и горели одни сучья, быки спокойно шли к горам, куда их гнали… Но вот рога вспыхнули до самого корня; огонь дошел до мяса, и быки, мотая от боли головами, разбежались в разные стороны; каждый из них обдавал другого целым морем огня… в ужасе, обезумев от боли, понеслись они к горам, с горевшими хвостами и головами, причем зажгли почти весь кустарник, через который бежали… На римлян, охранявших проход, напал страх — огни походили на факелы, которые несли бегущие воины. Вне себя от страха и ужаса, они вообразили, что неприятели нападают на них с разных сторон, окружив их отовсюду, вследствие чего не решились оставаться на своем посту, бросили проход без защиты и отошли к главным силам». $то дало возможность пехоте Ганнибала быстро занять высоты и проходы и благополучно выйти из окружения.

Известен и такой пример военной хитрости, примененной Ганнибалом. Заблокированный со своим войском в горах, он, учитывая, что противник ночью для охраны проходов оставляет немногочисленные посты, развел для отвода глаз в своем лагере как можно больше костров, а сам с небольшим отрядом самых смелых легковооруженных воинов напал на охрану и занял господствующие высоты [141, с. 151].

Как истинный военный психолог предстает Ганнибал и в следующем эпизоде. Учитывая, что тактика выжидания, применяемая Фабием, вызывает у воинов и римского народа резкое неприятие, и авторитет римского полководца падает, Ганнибал, подойдя к родовому имению Фабия, опустошил все имения в его окрестностях, но имения римского военачальника не тронул. Он даже выставил охрану вокруг его имения. Известие об этом вызвало в Риме ропот, протесты и обвинения против своего полководца.

Вообще игру на противоречиях (этнических, социальных, религиозных) можно считать своеобразным «коньком» Ганнибала. Он мастерски сеял раздоры между горожанами и сельскими жителями, между различными племенами и сам же выступал в качестве третейского судьи, а затем предлагал одной из сторон военную помощь.

Все тактические приемы Ганнибала, позволявшие ему достигать победы над римлянами, строятся на его представлениях о человеческой психике и поведении. Его войска в большинстве случаев вступали в сражения более подготовленными в физическом и психологическом отношении (отдохнувшими, настроенными, находящимися в состоянии готовности).

Тит Ливий описывает такой тактико-психологический прием, использованный карфагенским полководцем. На рассвете, когда сон наиболее сладок и продуктивен, он посылает легкую нумибийскую конницу через реку Требию с задачей: подскакать к воротам неприятельского лагеря, забросать его дротиками, вызвать на бой, а затем, когда сражение разгорится, медленным отступлением заманить его на свою сторону реки. Римляне действительно ввязались в схватку, увлеклись ею и в холодное ненастное утро совершили тяжелое форсирование реки. Они вышли на берег к полудню — невыспавшиеся, измотанные, продрогшие, голодные, не в состоянии держать в руках оружие и встретились с хорошо отдохнувшими, успевшими позавтракать, все время согревавшимися в палатках у костров воинами Ганнибала.

В ходе решающего сражения с римлянами под командованием Теренция Варрона вблизи Канн (216 г. до н.э.) Ганнибал в полной мере учел психологические особенности поля боя. Это позволило ему применить каскад военных хитростей, позволивших победить вдвое превосходящего по численности противника. Во-первых, он изменил позицию и развернул свои войска спиной к ветру. Как пишет Плутарх: «Сильный, как бы палящий ветер поднимал с песчаных равнин страшную пыль и нес целые столбы ее перед рядами карфагенян прямо в лицо римлянам, заставляя их отворачиваться в замешательстве. Во-вторых, при построении войск он наиболее сильных и храбрых воинов поставил на флангах, а худших оставил в центре. Это позволило в ходе боя окружить и уничтожить глубоко вклинившихся в боевые порядки карфагенян римлян» [178].

Ганнибала можно смело назвать мастером психологического влияния на людей. Он всегда впереди событий, предвосхищает настроения солдат, предупреждает развитие недовольства, неуверенности, страха у подчиненных. Перед началом похода в Италию он дал солдатам отпуск на всю зиму, который «возвратил им силы, бодрость духа и готовность сызнова испытать все невзгоды» [141, с. 139]. Обнаружив, что его солдаты, никогда не видавшие высоких гор, испытывают сильный страх перед Альпами, он проводит терпеливую, настойчивую, психологически грамотную разъяснительную работу с ними [см. 141]. Это позволило ему преодолеть горы со своим огромным войском за 15 дней.

Известный французский военный теоретик и практик Ардан де Пик писал, что «…Ганнибал бесспорно величайший полководец древних времен, благодаря замечательному пониманию нравственной стороны боя, нравственного духа солдата, как своего, так и неприятельского, и умению пользоваться им в различных перипетиях войны, кампании, боя… Он всегда остается победителем, потому что его средства прежде всего моральные… Он умеет, командуя армией, склонить какой-нибудь комбинацией нравственный элемент в свою сторону» [цит. по: 193, с. 24 — 25].

Дополняя этот портрет полководца, М. Кампеано отмечает, что Ганнибал лепил из своих наемников, как из теста, все, что хотел.

Интересен и многообразен военно-психологический опыт, оставленный своим потомкам великим завоевателем Азии и Восточной Европы Чингисханом (ок. 1155 —1227). В исторической литературе содержатся сведения о том, что Чингисхан был хорошо знаком и высоко ценил трактат Сунь Цзы «Искусство воевать». Судя по тактике действий его войск, он старался придерживаться изложенных в нем рекомендаций. Основной психологической стратегией его действий было устрашение и обман. При подготовке и проведении своих военных кампаний Чингисхан широко использовал агентурную сеть, посылал впереди своего войска полчища лазутчиков, распространявших слухи о неисчислимости, жестокости и мощи монгольского войска. Часто это приводило к полной деморализации противника задолго до начала татаро-монгольского нашествия. Крепости, города и страны, лишенные воли к борьбе, порой сдавались без сопротивления.

В полевом уставе армии США «Психологические операции» описывается, как монгольские лазутчики, характеризуя татаро-монгольское войско обывателям и правителям стран — потенциальных жертв, отмечали, что «все монгольские воины — истинные мужчины и выглядят как настоящие богатыри; все их помыслы связаны только с войной и кровью; они выражают такое громадное нетерпение к бою, что их полководцам трудно удается их сдерживать; однако, несмотря на то, что они такие жестокие, они держат себя в рамках строгой покорности командованию и полностью посвятили себя своему правителю; они довольствуются любой пищей и не очень разборчивы в выборе зверя или скотины для еды… едят не только свиное мясо, но могут питаться и мясом волка, медведя и собаки; …что касается их численности, то войска Чингисхана, по-видимому, напоминают кузнечиков, сосчитать которых не представляется возможным».

В традиции монголо-татарской армии было брать как можно меньше пленных. При взятии городов часто уничтожалось все мирное население. Страх перед монгольской ордой был настолько велик, что нередко потенциальные противники разбегались еще до встречи с ней на поле боя.

Вместе с тем позитивным было то, что Чингисхан объединял завоеванные земли в единую империю и, покорив очередной народ, присоединял его к своей орде, способствовал развитию экономики, торговли, не препятствовал функционированию религиозных учреждений.

Большой интерес представляют взгляды на роль психологического знания в военном искусстве представителей древних арабских народов. В обобщающем аналитическом исследовании А. А. Игнатенко показана принципиальная схема понимания арабскими мыслителями психологической сущности боевых действий. Отмечается, что султан Абу-Хамму в своей книге «Жемчужина на пути» формулирует 16 правил достижения победы над противником. Среди них даны и такие: не робеть, можно одолеть и сильнейшего противника; осведомляться; уклоняться от прямого столкновения; наносить удары по тылам противника; учиться у потенциального противника и др. Автор поучает своего сына: «Хитри по-разному, обманывай по-всякому. Хорошая уловка стоит целого войска» [76, с. 290].

В другом известном трактате «Поучение владыкам» обращается особое внимание на правило, гласящее: «разумный человек, рискуя, должен убедиться, что то, ради чего он рискует, предпочтительнее того, чем он рискует… Битва есть крайнее средство, (лишь) в некоторых случаях неизбежное… предпочитай хитрость силе: «О, воин! Уловками достигнешь успеха»».

Военная хитрость арабов базируется на двух базовых основаниях: во-первых, на высказывании Пророка: «Война — обман» и, во-вторых, на природной, вошедшей в коллективное бессознательное народа, хитрости, наиболее четко сформулированной в пословице: «Голова без хитрости хуже тыквы». Не считалось зазорным перехитрить и самого Аллаха. Неслучайно арабские воины были искренне уверены в том, что «храбрый убьет десятерых, а хитрый — уничтожит все войско» [76, с. 289].

Обман возводится в степень главного принципа войны и считается допустимым в любых обстоятельствах. Как видно, эти взгляды перекликаются с основными положениями трактата Сунь Цзы. Их практическое применение позволило арабам в ходе военных походов в VII —IX вв. завоевать страны Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, Юго-Западной Европы и построить великое государство — Халифат.

Бесспорно высочайшее место среди полководцев, на практике применявших психологические познания, занимает Наполеон Бонапарт (1769-1821).

Он отчетливее других выдающихся полководцев понимал значение морального состояния войск. Его известное выражение «моральная сила относится к физической как три к одному» является не только красивым изречением, это — реальная формула для расчета вероятности победы.

Полководческое искусство Наполеона отличалось умением понимать и учитывать солдатскую психологию, чему в решающей степени способствовали сложившиеся в систему военно-психологические взгляды полководца. Он обладал фантастической способностью чувствовать, улавливать главное в настроении масс и влиять на него.

История зафиксировала несколько фактов, в которых психологический дар Наполеона раскрывается во всей своей силе.

Вот один из них. Однажды Наполеон во время проверки караулов обнаружил, что один часовой заснул в снегу на своем посту. По уставу он должен был вызвать начальника караула, посадить под арест нарушителя, а затем отдать его под суд и расстрелять. Подобные преступления не прощались, где бы они ни были совершены — в своей ли стране или на территории противника. Не могло быть пощады солдату, заснувшему на посту и подвергавшему угрозе жизнь своих товарищей. Любому было ясно, как должен был поступить проверяющий. Но Наполеон — гениальный человек, а гений действует так, как не придет в голову поступить обычному человеку. Он поднял ружье спящего часового, вскинул его себе на плечо и занял оставленный утомленным солдатом пост. Прибыв со сменой, сержант увидел, что часовой все еще спит, а император стоит на его посту.

Наполеон хорошо понимал, что история об императоре, взявшем на плечо ружье вместо того, чтобы вызвать подразделение для расстрела, на следующий день молнией облетит всю армию и окажет на нее мощное моральное воздействие [129, с. 28 — 29].

Вера солдат в своего императора и полководца, лежащая в основе многих побед французской армии, в значительной мере основывалась на личном мужестве, нечеловеческой выносливости, неприхотливости, стрессоустойчивости и неуязвимости полководца. Он участвовал в 60 сражениях, всегда был в самом их центре, всегда сохранял мужество и оставался невредимым.

Наполеон обладал развитыми полководческими способностями. Великолепное чутье полководца проявилось в его кадровой политике. Он лично подбирал себе командиров частей и соединений и практически никогда не ошибался в людях. Профессионализм военачальника Бонапарт ставил выше всех других качеств.

Во время боевых походов Наполеон имел при себе досье на всех генералов противника и на основе оценки их психологических и боевых качеств строил сражение. Он всякий раз продумывал возможное развитие событий, прогнозировал замыслы и действия неприятеля. Так, перед началом похода на Россию он предполагал наличие проблем во взаимоотношениях между Барклаем де Толли и Багратионом. В сражении при Ватерлоо он принял решение атаковать первым пруссаков, так как знал, что Блюхер был слишком пылким, чтобы уклониться от боя и присоединиться к более осторожному Веллингтону [244, с. 43].

Наполеон показал себя специалистом в области психологии воздействия на войска и население стран противника. Он считал, что «четыре газеты смогут причинить больше зла, чем стотысячная армия». Именно поэтому в его армии постоянно находилась походная типография мощностью до 10 тыс. листовок в сутки [177].

Все свои воззвания в Египте он начинал словами: «Нет бога кроме аллаха, и Магомет пророк его». В результате распространился слух о том, что он принял ислам. Оценивая этот факт, полководец говорил: «Вы не можете себе представить, как многого я добился в Египте тем, что сделал вид, будто перешел в их веру» [229, с. 340].

Непокорных противников и бунтовщиков он карал беспощадно и жестоко. В Каире он казнил всех, кто участвовал в бунте, приговорил к расстрелу 200 духовных лиц; в Яффе расстрелял около 2 000 пленных турок, вторично участвовавших в боевых действиях после пленения.

В наследии Наполеона много интересных мыслей, относящихся к пониманию и учету солдатской психики и поведения. Некоторые из них стали своеобразными формулами. Например: «Путь к сердцу солдата лежит через его желудок», «В ранце каждого солдата лежит маршальский жезл», «На войне моральный фактор относится к физическому, как три к одному» и др.

Богатый опыт использования «человекознания» в военно-прикладных целях содержится в военно-психологическом наследии греческого полководца Фемистокла, персидских царей и военачальников Кира Великого и Ксеркса, римского императора и воина Юлия Цезаря, киевского князя Святослава, франкского короля Карла Великого, английского короля Ричарда I Львиное сердце, шведского короля Густава Адольфа, немецкого короля Фридриха Великого, испанского полководца Фернандеса Гонсало де Кордоба (1453— 1515), английского адмирала Горацио Нельсона (1758— 1805), французского маршала Мишеля Нея (1769—1815), прусского маршала Хельмута Карла Бернхарда фон Мольтке (1800-1891) и др.

Весомый опыт практического применения психологических знаний в военном деле накоплен полководцами и государственными деятелями Древней Руси и России. В глубокой древности сложились пронизанные своеобразными «психологическими открытиями и рекомендациями» поучительные для воинов сказания и легенды о Святогоре, Илье Муромце, Алеше Поповиче, Добрыне Никитиче, Микуле Селяниновиче и др. Психологические познания о поведении человека в бою содержатся в «Слове о полку Игореве», в документах, описывающих походы киевских князей Олега и Игоря на Царьград.

Глубокими знатоками человеческой психологии и творцами военно-психологического искусства проявили себя наши выдающиеся российские полководцы Александр Невский, Дмитрий Донской, Петр Великий, П.А.Румянцев, М.И.Кутузов, М.Д.Скобелев, флотоводцы адмиралы С.О.Макаров, П.С.Нахимов, Ф. Ф. Ушаков, Д. Н. Сенявин и др., но, пожалуй, самым выдающимся полководцем и психологом по праву считается А. В. Суворов (1730-1800).

В век увлечения муштрой, когда «идеальная армия» представлялась Западу в виде бездушного механизма, когда в воине видели только исполнителя-автомата, когда — главными средствами воспитания были палка и виселица, Петр Великий и Суворов выдвинули на первое место «одухотворенного человека»… «В силу этого русское военное искусство, в своей прикладной части, получает такую свободу замысла и действий, о каких не могла мечтать тогдашняя военно-европейская школа, имевшая дело с моралью вербовочной системы» [60, с. 321—322].

Б.Штейфон пишет, что во многом благодаря Суворову мир усвоил, что главнейшим элементом войны является человек. Русский военный гений с особой вдумчивостью стремился познать и использовать психические свойства человека, причем именно русского человека. Разность психологических основ военного искусства у различных народов чрезвычайно ярко проявляется в той морально-психологической подготовке, непосредственно предшествовавшей бою, какую всегда осуществляли все одаренные полководцы. Силою своей интуиции полководцы понимали, что в такие моменты необходимо затрагивать самые чувствительные струны человеческой души и именно те, какие в полной мере созвучны духовным идеалам данного народа.

Поэтому, если перед сражением Наполеон напоминает своим войскам о «40 веках» или о «Солнце Аустерлица», а Нельсон взывает: «Пусть каждый исполнит свой долг», то Суворов говорит: «Чудо-богатыри! Бог нас водит. Он нам генерал»; «Кого из нас убьют — царство небесное» [60, с. 322 — 323]; «Мы русские! С нами Бог! Он нас водит! Он наш генерал!» Суворов возвышает личность солдата, перерождая его в «чудо-богатыря», «в воина, который понимает свой маневр», в «Русского» (с большой буквы), гордого своим личным и национальным достоинством [60, 356], в активного бойца.

Суворов всячески внушал воинам чувство уверенности в себе, ибо «на себя надежда есть основание храбрости». Он всегда ободрял войска, никогда не угрожал им. Р. Дрейлинг, анализируя способы психологического воздействия на подчиненных, отмечает, что вместо устрашения он использовал добродушную насмешку, острое меткое словцо или обрекал свое требование в граненую форму народной поговорки или пословицы.

Накануне боя у Тидоне (1779) полководец, стремясь внушить войскам полную уверенность в победе, необходимую для повышения готовности бойцов к совершению предстоящего богатырского подвига, отдал категорическое распоряжение «неприятельскую армию взять в плен» [12, с. 14].

Суворов вел жесткую борьбу с непрофессионализмом или, как он его называл, «немогузнайством» в своей армии. Он изобрел даже специальный прием — неожиданно задавал вопросы и категорически требовал дать на них немедленный ответ. Это способствовало выработке у солдат и офицеров быстроты реакции, порождало психическую активность, уничтожало инертность мысли и растерянность, заменяя их решительностью и находчивостью.

От решительности в мыслях суворовские солдаты переходили к решительности в действиях, к сквозным атакам, мгновенным перестроениям, формированию автоматических действий с оружием по преодолению крепостных стен, рвов и т.д. Сквозные атаки были насыщены опасностью, нередко заканчивались ушибами, вывихами, переломами, но все это способствовало развитию сноровистости, изворотливости, смелости, гибкости, силы, обостренного зрительного восприятия, формированию боевых рефлексов.

Особое внимание полководец обращал на развитие самостоятельности у командиров всех звеньев. В 1773 г. под Туртукаем в своей диспозиции он писал: «Сия есть генеральная диспозиция для атаки: прибавить к тому, что турецкие собственные набеги отбивать по обыкновению наступательно, а подробности зависят от обстоятельств, разума, искусства, храбрости и твердости гг. командующих (т.е. командиров батальонов. — А. К., И. С.)».

Такой уровень доверия к подчиненным может основываться только на глубоком знании их управленческих и боевых качеств. Ни один полководец в истории войн и военного искусства не делегировал столь обширные права подчиненным. Более того, он строго предупреждал: «Спрашиваться старших накрепко запрещено, но каждому постовому командиру в его окруженности делать мятежникам самому собой скорый и крепкий удар под взысканием за малую деятельность». Отметим, что предоставляя младшим командирам самостоятельность, Суворов опередил свое время почти на три столетия.

Как и Петр Великий, Суворов никогда не стеснялся что-либо показать, объяснить, растолковать подчиненным. Он подробно разъяснял им, что нужно, чтобы стать настоящим воякой, офицером или солдатом, объяснял основы военного искусства «как бить неприятеля» [60, с. 347].

Суворов не гнушался есть с солдатами и спать, как солдат, делить с подчиненными все тяготы и лишения походно-полевой жизни. В возрасте 70 лет он совершил тяжелейший переход через Альпы.

Суворов разработал теорию обучения и тактики, которая принесла ему всемирную славу. Он упростил громоздкую систему муштры, сделав упор на физической закалке, воспитании выносливости для быстрых переходов. Подчиненным командирам он дал свободу маневра в зависимости от обстановки. Он отверг «осадную психологию», характерную для тактики того времени. Согласно его теории, армия несет меньшие потери от неприятеля во время быстрого наступления, чем от болезней во время длительной осады. Поэтому он разработал наступательную тактику с быстрыми дальними переходами и внезапными атаками [145, с. 250 — 251].

В арсенале его тактики — непревзойденное искусство использовать психические возможности воинов. Базовые основы суворовской тактики: 1) глазомер, 2) быстрота, 3) принцип «Сам погибай, а товарища выручай» [232].

Весь опыт современных войн показывает, что суворовская атака «с налета» остается лучшей по духу и силе формой атакующих действий. В этой тактической форме реализован известный психологический принцип «Порыв не терпит перерыва». Перерыв напряжения — это «пробуждение загипнотизированного. При каждой остановке ощущение, охватившее наступающего, идея в нем господствующая ослабевает. Сознание опасности начинает вставать перед очами остановившихся во всем ее ужасе и надо затрачивать снова огромную психическую работу, чтобы поставить идею движения в исключительно господствующее положение. Чем остановка дольше, чем внимание и ожидание сосредоточеннее, тем и страх больше» [12, с. 78 — 79].

Быстрота переходов, выдвижения в атаке имела огромный психологический смысл, так как позволяла достигнуть одного из главных победных эффектов — внезапности.

Суворов настойчиво внушал подчиненным: «Штыки, быстрота, внезапность. Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, а ты удвой шаг богатырский, нагрянь быстро, внезапно. Неприятель не ждет… Поет и веселится, а ты из-за гор крутых, из-за лесов дремучих, через топи и болота пади на него, как снег на голову. Ура! Бей! Коли! Руби! Неприятель удивлен, вполовину побежден. У страха глаза велики. Не давай ему опомниться. Гони, доканчивай! Победа наша!» [232].

Суворов прекрасно осознавал пагубность свойственного русским презрения к противнику, получившего название «шапкозакидательства». Поэтому он учил своих командиров и солдат: «Не презирай никогда неприятеля своего, каков бы он ни был; старайся узнать его окружение и способ, как оным действует; исследуй силы и слабости его» [60, с. 324].

Неслучайно, оценивая русского солдата, Фридрих Великий говорил, что «русского мало убить, его еще нужно толкнуть, чтобы он упал». А Наполеон Бонапарт искренне восклицал: «Дайте мне русских солдат и я с ними завоюю весь свет! Русских солдат можно уничтожить, но не победить!» [12, с. 118].

Используя талант знатока и повелителя солдатских душ, Суворов побеждал турок, поляков, французов, побеждал и мятежников. Умный, храбрый, выносливый, он не проиграл ни одного сражения, хотя нередко сталкивался с превосходящими силами противника. В 1789 г. при Рымнике он разбил турецкую армию, четырехкратно превосходившую его войско по численности, за что получил титул графа Рымникского и герб [145, с. 252]. В 1790 г. он взял считавшуюся неприступной крепость Измаил. В 1799 г. разбил французские войска при Кассоно, на реке Требий и у города Нови.

Итак, в отличие от более материалистического, более формально теоретического военного искусства Запада, русскую школу хотелось бы назвать психологической, так как в ее основе заложена идея развития личности бойца, идея усовершенствования его психических качеств, широкого использования накопленных сил для победы над материальным превосходством противника, и она построена на глубоких психологических началах [60, с. 356].

Подтверждением этой «психологичности» могут служить основные идеи суворовской «Науки побеждать»: «Обучать только тому, что необходимо на войне»; «Время дороже всего»; «Быстрота и внезапность заменяют число»; «Неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолеток не трогать; не меньше оружия поражать неприятеля человеколюбием»; «Держи голову в холоде, живот в голоде, а ноги в тепле» и др.

Таким образом, военное искусство полководцев прошлого строится на прочной основе психологического знания. Это дает возможность говорить о «военно-психологическом искусстве», т.е. о совокупности военных и психологических знаний полководца, интегрированных в его мировоззрении и реализующихся в управлении войсками. Военно-психологическое искусство является результатом целенаправленного вплетения более или менее систематизированных психологических знаний в военную тактику, оперативное искусство и стратегию и представляет собой эмпирическую военную психологию.