Загрузка...Перед тем, как перейти непосредственно к рассмотрению акта избиения, давайте на минутку остановимся на психологических характеристиках типичного агрессора. До сих пор, проводя анализ поведения мужчин, склонных к агрессии, я делал особый акцент на их инфантильной зависимости от партнерши и попытках компенсировать неблагополучную историю развития, заставляя женщину заботиться о нем как о ребенке, то есть давать ему то, чего он не смог получить в детстве. Я также говорил о недостаточном контроле над эмоциями, что делает такого мужчину непредсказуемым и агрессивным, если он чувствует себя в чем-либо ущемленным. Л. Уокер делает аналогичные наблюдения, о чем свидетельствует приведенная ниже цитата, но она оказывается не готовой объяснить, почему у женщин возникает такая сильная потребность в агрессивном партнере.
Это и понятно: ведь такая психологическая трактовка истории развития мужчины предполагает, что все инфантильные потребности берут начало в детстве. Исследования Л. Уокер еще раз показывают ее парадоксальную способность описывать сценарий насилия, не объясняя его: Еще одной важной отличительной чертой является собственнический инстинкт агрессора, склонность к ревности и навязчивость. Чтобы чувствовать себя уверенно, он должен проникнуть во все сферы жизни женщины. Например, в некоторых случаях мужчина провожает женщину до работы, сопровождает на обед, а в конце рабочего дня ведет ее домой. <…> Несмотря на непрерывную слежку за каждым ее шагом, он, тем не менее, подозревает партнершу в неких связях с другими мужчинами или женщинами (Walker, 1979:38).
Анализ объектных отношений в этих ситуациях, которые так и остались за кадром, позволяет трактовать исключительную потребность агрессивно настроенного мужчины в ощущении безопасности как попытку заставить женщину, которая на сей момент является заменителем его матери, проявлять внимание и заботу, которых ему не досталось в детстве. Агрессивный мужчина подобен первобытному человеку, изголодавшемуся и потому жестокому, который вдруг очутился в шикарном ресторане. Его способность сдерживать себя ничтожно мала, а его отчаяние, неконтролируемые желания и озлобленность одиночеством так велики, что заставляют его выходить за рамки норм и законов.
Паранойя, которую приходилось наблюдать Л. Уокер и другим исследователям у мужчин-тиранов, берет свое начало в далеком прошлом, когда родительские объекты бросали их на произвол судьбы. Эти едва уловимые или же вытесненные воспоминания об отверженности причиняют такую боль, что мужчина готов на все, лишь бы снова не оказаться брошенным. Он использует свой независимый стиль, подразумевающий действие, активность и постоянную настороженность, чтобы побороть свою ранимость. Его паранойя призвана защитить его от неизбежных унижений и потенциального распада Эго, если партнерша бросит его. Так что его параноидное мышление играет роль системы раннего оповещения, информирующей и защищающей его от возможности такого поворота событий.
Очень интересно, что многие женщины, страдающие от жестокости своих партнеров, признаются, что именно собственнический инстинкт мужчины казался им особенно привлекательным на заре их отношений. Объяснением тому служат тысячи мучительных отказов, полученных от собственных родителей. Поэтому проявляемый потенциальным агрессором живой, неподдельный и всеобъемлющий интерес с восторгом воспринимается эмоционально недоразвитой женщиной, особенно в начале отношений. Ее самооценка взлетает до небес благодаря его неугасающему интересу, который компенсирует ей сотни отказов, полученных от первичных объектов. Естественно, ее надеющееся Я старательно отсеивает все признаки надвигающейся опасности, которую несет в себе обостренное, удушающее собственническое чувство ее возбуждающего объекта. Если поначалу такое пристальное внимание льстит ей, то впоследствии оно перерастает в ужас от осознания того, что ей ни за что не удастся разубедить своего партнера в том, что она крутит романы на стороне. Пройдет время, и жертва домашнего насилия убедится, что все ее заверения в абсолютной верности не в силах развеять дурацкие страхи и причудливые фантазии в его голове. Осознание того, что партнер несколько утратил связь с реальным миром, часто только сильнее привязывает жертву к истязателю, потому что она мнит себя той единственной, кому известно о его странности. Ее неуместная лояльность и чувство ответственности говорят ей, что ее миссия состоит в том, чтобы не допустить его разоблачения.
Такое видение партнера, в котором он предстает пугающим и заслуживающим жалости одновременно, конечно же, имеет прецеденты в прошлом. Многие из людей, узнавших в детстве горечь одиночества и боль наказаний, признаются, что испытывают сильнейшую привязанность к родителям и ответственность за них, а именно за слабые их стороны, вопреки всем оскорблениям и издевательствам, полученным от них в детстве.
Следующая группа характеристик, которые обычно обнаруживаются в поведении агрессивно настроенных мужчин, связана с их неумением устраивать свою жизнь в широком смысле этого слова. Часто деспотичный мужчина испытывает страх перед внешним миром, над которым он не властен. Он живет обособленно от своих сверстников, его межличностные контакты редки и малочисленны. Его партнерша сразу же оказывается в центре его потребности контролировать свой личный ограниченный и замкнутый мирок. Она же является опорой его пустых, но грандиозных заявок на всемогущество, призванных компенсировать его провалы и неудачи в «большом мире». Его претензии на особое обращение к нему как к звезде первой величины подкрепляются актами насилия по отношению к партнерше, что в его понимании является наглядной демонстрацией его власти. Последняя черта, объединяющая мужчин, применяющих силу внутри семьи, — это их вера в непреложные истины и традиционные ценности. Часто агрессоры являются выходцами из семей, исповедующих фундаменталистские ценности, в том числе и «природное» превосходство мужчины над женщиной. Религия или же «устройство мироздания» могут использоваться для оправдания главенства агрессивного мужчины над своей партнершей, как будто бы божественные законы или законы животного мира имеют какое-то отношение к семейной жизни.
В прошлом мужчин, позволяющих себе жестокость по отношению к женщине, как правило, присутствует событие, отличающее их от тех мужчин, которые ведут себя с женщинами адекватно. Таким событием является наблюдаемое ими физическое насилие в семье их родителей. И снова я хотел бы предостеречь читателя от упрощенного объяснения, предлагаемого теорией научения, что якобы научиться жестокости можно точно так же, как научиться завязывать шнурки. Избиение становится возможным в контексте эмоционального или физического подавления. Дети, знакомые с побоями не понаслышке, чувствуют себя униженными, подавленными, обездоленными, ожесточенными и видят единственный способ, привычный их отцу, для удовлетворения своего внутреннего эмоционального голода, а также безнадежную привязанность их матери к мужчине, который ее бьет. В предисловии к книге Барнетт и Лавиолетт (Barnett and LaViolette, 1993) Л. Уокер приводит впечатляющую статистику, отражающую влияние, которое оказывает на мальчиков наблюдение ими сцен насилия в семье. Нижеследующая цитата свидетельствует также о том, что за четырнадцать лет, прошедших с момента публикации первой книги, Л. Уокер изменила свою точку зрения на роль насилия в формировании внутреннего мира избиваемой женщины на более реалистичную:
Маленькие мальчики, которым доводилось наблюдать, как их отец избивает мать, в семьсот раз чаще, чем благополучные дети, применяют насилие в собственных семьях. Если же объектами насилия становились они сами, то фактор риска повышается до тысячи раз. Девочки, которые видели, как отец издевается над матерью, часто сами становятся жертвами агрессии со стороны собственных мужей во взрослом возрасте. Чем больше мы узнаем о домашней тирании по отношению к детям, тем яснее понимаем, что некоторые женщины прибегают к насилию, потому что они сполна испытали его на себе. Человек, не умеющий уважать чужое личное пространство, не способен научиться этому даже на сеансах психотерапии. Если его ожидания не оправдываются, он тут же выходит из себя, в точности перенимая манеру поведения тех, кто причинял им боль (Barnett and LaViolette, 1993). Множество вопросов, возникающих в ходе психотерапевтических сеансов с женщинами, страдающими патологическими изменениями характера из-за враждебного эмоционального окружения в детстве, будут подробно рассмотрены в главе 6.