ЭТИКА

Стандартный
0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5)
Для того чтобы оценить запись, вы должны быть зарегистрированным пользователем сайта.
Загрузка...


Первоначально термины «этика» и «мораль» в основном совпадали. Позже, по мере развития науки и общественного сознания, за ними закрепилось различное содержание. Под моралью понимаются реальные явления (нравы общества, определенные нормы поведения людей, их представления о добре и зле и т. д.). В таком же значении употребляется и термин «нравственность». Эти термины совпадают. Под этикой же подразумевается наука, изучающая мораль (нравственность). Надо, впрочем, заметить, что следы первоначальной идентичности терминов и до сих пор сохранились в живом языке, не притязающем на научную строгость. Например, мы говорим: «этика врача», «этика журналиста», имея в виду определенные нормы профессиональной морали. С другой стороны, можно услышать словосочетание «моральная философия», хотя речь и в этом случае идет об этической теории.

— Марксистско-ленинская этика рассматривает мораль (нравственность) в контексте материальных интересов общественного человека, подходит к ней исторически. Первое, основное обобщение этической науки гласит: каков образ жизни людей, таковы и их нравы, ценностный смысл и реальные мотивы их деятельности.

Возьмем, к примеру, такой случай. Люди, находящиеся в электричке, не выбежали, чтобы поднять упавшего человека. Это сделали те, кто остался на перроне. Скажи, пожалуйста, смог ли бы ты бросить упрек в жестокосердии и машинисту электропоезда?

— Нет.

— Почему?

— Он на работе, и вообще нельзя задерживать движение на железной дороге.

— Прекрасно. А как ты думаешь, куда спешили люди в переполненной электричке?

— В основном на работу.

— Вот именно: на работу. И заметь, давились, а ехали. И в большинстве своем, конечно, это были рабочие, которых ждали станки, экскаваторы, автомобили. И ты их вправе упрекать едва ли в большей мере, чем машиниста электропоезда.

— Так ты хочешь оправдать меня и всех остальных? Нас, которые не бросились в тот же миг на помощь попавшему в беду человеку?

— Я пока не оцениваю. Прежде чем судить, необходимо выяснить все. Тебя и, надо полагать, других задело за живое несчастье человека, задело и возбудило ряд мучительных переживаний. Следовательно, вам присуще чувство сострадания. В каждом из вас сидит импульсивная готовность прийти на помощь другому. И если тем не менее в данном случае эта готовность не сработала, то в чем же причина?

— Душевная черствость, моральное оскудение — вот вся причина.

— Но в таком случае вы бы не испытывали угрызений совести. Тут все сложней. Условия жизни в современном большом городе специфичны. Насыщенный и высокий темп, рациональная упорядоченность коммуникаций, известная анонимность существования — все это существенно отражается на морали и видоизменяет прежние формы общения людей. Мне приходилось слышать и читать, что в городе люди более отчуждены друг от друга, более эгоистичны, чем в деревне. Один автор в обоснование этой мысли ссылался на деревенский обычай здороваться со всеми встречающимися, в том числе с незнакомыми людьми. Очень хороший и приятный обычай. Но разве можно требовать того же самого от жителей городов, которые постоянно находятся в толпе, которых все время окружают незнакомые лица? Представь себе жителя Москвы или Ленинграда, приветствующего всех встречных. Это же абсурд. Если в деревне с человеком стало плохо на улице, то на помощь ему приходит любой оказавшийся поблизости человек. Он сообщит об этом родным, доставит его домой, в больницу. В городе эту заботу в большинстве случаев берет на себя определенная служба: «Скорая помощь». В деревне смерть человека становится общим событием, с ней сопряжены определенные нормы поведения окружающих. И уж, во всяком случае, никому не придет в голову устраивать на следующий день свадьбу. В городе же нередко похоронная процессия может встретить свадебную, а люди, возвращающиеся с кладбища, могут оказаться в соседстве с шумной и веселой ватагой туристов.

Меняются конкретные формы жизнедеятельности — меняются и правы. Старые разрушаются, умирают, на их место приходят новые, которых ждет та же судьба.

— Матвей, неужели ты отрицаешь, что в деревенском быту и нравах есть немало привлекательного?

— Почему же? Совсем нет. И в детском возрасте есть неповторимая прелесть, и разве, становясь взрослыми, мы не теряем ее? Но было бы смешно сокрушаться, что мы не остаемся вечно детьми. Очень жаль, писал один поэт, что в Москве не слышно пенья петухов. На это ему можно ответить: или Москва, или петухи.

Когда берутся отдельные моменты нравственной жизни (например, говорят, что нет уже прежнего почтения к старикам, что девальвировалась ценность целомудрия и т. д.) и делаются затем широкие обобщения о состоянии и перспективах морали, то здесь допускается одна существенная ошибка: отдельные нравственные явления вырываются из общей системы нравственных отношений, а тем самым и из всего образа жизни, рассматриваются сами по себе, вне связи с другими фактами человеческой жизнедеятельности. А это и есть абстрактный и морализаторский подход.

— Не хочу, Матвей, вникать в твои рассуждения, они кажутся вполне логичными, но я не могу понять, вернее, не могу чисто по-человечески согласиться с их смыслом. Что плохого, например, в уважении к старости? Почему это правило, или как его точнее назвать, надо непременно изменять?

— Чисто внешне почтение к старости предстает как целая система норм и этикетных правил поведения оценочных представлений, морально-психологических качеств. По сути же это — определенное ценностное отношение, конкретно-историческая форма общественной связи между различными, сменяющими друг друга поколениями, специфический способ наследования социально-нравственного опыта.

— Тем более непонятно, почему надо отказываться от почтения к старости?!

— От чего отказываться и от чего не отказываться — это всегда сложный вопрос. Особенно в области морали. И все-таки здесь есть своя строгость и свои критерии. Мораль изменяется не произвольно, не в соответствии с тем, что кому-то что-то понравилось, она сопряжена с реальным образом жизни реальных людей. Давай рассмотрим это на примере отношения к старости.

Как и всякая нравственная ценность, почтительно-покорное отношение к старшим, рассмотрение старости в качестве отечески авторитарной силы имеют свои временные параметры, свою историю. Старость есть первая привилегия, известная человеческому обществу, и в течение длительного времени, на протяжении всего родового строя, она была главной и единственной. Никогда в последующие эпохи старики не были окружены таким вниманием, уважением, никогда отношение к ним не было столь почтительным, как в первобытном обществе. С чем это связано? С той огромной ролью, которую они играли в общественной жизни.

Родовой строй — классический образец общества, основанного на традициях; старики являлись хранителями, блюстителями, а также в случае необходимости реформаторами установленных от века традиций и обычаев, составлявших плоть духовной и материальной жизни той эпохи. Они, старики, выступали носителями трудовых навыков, овладение которыми требовало многолетних упражнений и поэтому было доступно только людям их возраста. Старики персонифицировали в себе коллективную волю рода или племени, а также ученость того времени. За свою долгую жизнь они овладевали несколькими диалектами, необходимыми для общения с другими кровнородственными объединениями; знали те наполненные таинственным смыслом обряды и предания, которые должны были храниться в строгом секрете. Они регулировали осуществление кровной мести, на них лежала почетная обязанность наречения имени и т. д. Старики — это старейшины, выборные руководители рода и племени. Из особенностей хозяйственной жизни и общественных отношений родового строя вытекало, что активную, руководящую роль в этом обществе могли играть только люди, умудренные длительным жизненным опытом. Поэтому необычайный почет и уважение, оказываемые старикам в первобытную эпоху, ни в коем случае нельзя истолковывать как разновидность социальной филантропии, благотворительности.

Они были выражением и результатом их действительных заслуг перед обществом.

Любопытно в этой связи заметить, что австралийские аборигены, например, проводят строгое различие между стариками — старейшинами и теми пожилыми людьми, которые слишком стары для активного и творческого участия в общественно полезных делах. Последних они называют «почти мертвыми», то есть полумертвыми. Впрочем, люди уже давно старались провести грань между старостью и дряхлостью. Уместно вспомнить один интересный обычай. У ряда племен существовали специально продуманные процедуры, чтобы проверить, обладает ли человек еще достаточными силами для несения функций вождя (например, его заставляли танцевать с мешком земли на плечах, и если он не выдерживал, то его немедленно свергали; в других случаях показателем его дееспособности была половая потенция и т. п.). У многих народов вождей умерщвляли при первых же признаках болезни или упадке сил. Моральный авторитет стариков, поистине отеческая власть, которую они имели, были связаны отнюдь не с их возрастом, а с их ролью, местом, функциями в системе тогдашних общественных отношений.

С убыстрением темпа социального развития, появлением новых привилегий — прежде всего сословно-классовых — в иерархии социально-нравственных ценностей место старости изменилось. Однако в условиях простого воспроизводства оно было все еще достаточно высоким. И в рабовладельческом и в феодальном обществе старость считалась престижным возрастом. Недаром античные авторы доказывали, что старики счастливее молодых.

Дело существенно изменилось со вступлением общества в новую стадию развития. Бурный прогресс науки, техники, производства, где качественные перевороты происходят теперь в сроки более короткие, чем жизнь одного поколения, неимоверное убыстрение и уплотнение темпов всей социальной жизни на первый план выдвинули такие качества личности, как восприимчивость к новому, энергичность, творческая мощь, физическая выносливость и т. д., что более всего свойственно и развито у молодых людей. Изменилось само ощущение времени: настоящее стало восприниматься не столько как завершение прошлого, сколько как начало будущего. Потеряли свое первостепенное значение многовековая приверженность традиции, степенность и медлительность в принятии решений, свойственные старости в прежних обществах.

Нравственное сознание совершило резкий поворот. Со старости был снят покров святости. И, как часто бывает, отход от одной крайности обернулся переходом в другую. Раболепствующие дети стали неблагодарными детьми.

— Значит, король Лир, покинутый дочерьми, — это фигура, типичная для капитализма?

— Пожалуй.

— А Шекспир в своей трагедии имеет в виду, между прочим, далекие языческие времена.

— Истории такие бывали, конечно, и в древности, могут случиться и в будущем. Вопрос в том, насколько они типичны и часты для того или иного времени. С этой точки зрения образ Лира символичен именно для буржуазной эпохи, которая среди всего прочего растоптала и благоговение перед старостью. Положение стариков при капитализме, как и любых других людей, у которых недостает сил для участия в бешеных жизненных гонках, является жалким. Отношение к старости сегодня, как, впрочем, и во все предыдущие эпохи, является наиболее характерным показателем того, как вообще младшие относятся к старшим. Хочу обратить твое внимание, Эдуард, что данный вопрос чрезвычайно сложен. Ведь старшие — это ,не только возрастная группа людей. Они в то же время те люди, чьим трудом (в самом широком значении этого слова) создана существующая материальная и духовная культура, люди, которые несут и олицетворяют собой определенные общественные (в том числе и нравственные) ценности. Через них в значительной мере осуществляется преемственность нравственного и более широко — общественного развития.

— В рассуждениях твоих, дорогой Матвей, не сходятся концы с концами. Ты связываешь уважительное или, говоря твоими словами, почтительно-покорное отношение к старшим с тем фактом, что старшие поколения выступают для новых поколений живыми источниками накопленных в прошлом знаний и человеческого опыта. Прекрасно. Но ведь живая связь времен — это постоянный фактор. Следовательно, и особо уважительное отношение к старости имеет непреходящую значимость.

— Да, имеет. Точно так же, например, как заботливое и трогательное отношение к детству. Оно есть вечная ценность в той мере, в какой является частным случаем, одним из моментов уважительных отношений между людьми вообще. Конечно, отношение младший — старший (ребенок — родитель; ученик — учитель) остается всегда, но его содержание, конкретное социальное качество и ценностный смысл существенно меняются. Давай посмотрим, какие типы отношения к старшим бытуют в нашем социалистическом обществе.

До настоящего времени (правда, в очень видоизмененном виде) сохраняется патриархально-почтительный тип отношения, который больше всего распространен в сельских районах (особенно среди народов Кавказа и Средней Азии). Отдельные его проявления можно встретить и в городе. Его, на мой взгляд, можно хорошо проследить по тому, какую роль играют родители в устройстве семейных дел своих детей. Я, например, знаю вполне современного молодого человека, кандидата наук, который, прежде чем сделать предложение любимой женщине, попросил ее руки у родителей. За этим типом отношения огромная историческая традиция, в ней заключен определенный положительный заряд. Но такой обычай может иметь и отрицательные следствия, вступать в конфликт с социалистическими ценностными установками. Разве не встречаются еще, к примеру, случаи, когда родители, руководствуясь своими устарелыми представлениями, мешают соединиться в семейном союзе любящим друг друга молодым людям? Еще до сих пор наблюдаются такие факты, когда работники, ссылаясь на возраст и прошлые заслуги, прикрываясь рассуждениями, что старость надо уважать, стремятся отвести от себя заслуженную критику, прикрыть свое отставание от жизни.

В реальной жизни можно встретить и совершенно противоположный тип отношения: пренебрежительно-корыстный. Он наиболее четко проглядывает в сугубо потребительском отношении детей к родителям. В этом случае старики рассматриваются только как трамплин для восхождения молодых. Один циничный молодой человек так и говорил своим родителям: «Вы — ракетоноситель, который должен сгореть, чтобы вывести меня на орбиту». Дедушки и бабушки, которые превращены в дармовых нянек, кухарок, домработниц и которым обычно не хватает места за праздничным столом… Кто не наблюдал эту печальную картину?

Среди характерных типов отношения к старости, которые можно зафиксировать уже на уровне непосредственного наблюдения, следует непременно указать на равнодушно-эгоистический. Наиболее типичным образом он выражается в том, что дети оставляют родителей на произвол судьбы или в лучшем случае устраивают их в дома для престарелых. «Нам от вас ничего не нужно, но и вы избавьте нас от лишних хлопот» — вот убийственно-холодное рассуждение этих «детей» с короткой памятью.

— Конечно, такого рода отношения к старости существуют в нашем обществе, но не они определяют общую атмосферу во взаимоотношениях между поколениями. Преобладает уважительное отношение к старости. При этом уважение к старости является частным случаем уважения к человеку вообще, с тем лишь уточнением, что в определенный период старики, как и дети, требуют особой заботы.

Есть дети, которые называют родителей по имени и ведут себя с ними как с ровесниками. Еще чаще можно встретить пожилых людей, с рюкзаками за спиной бодро шагающих вместе с молодыми спутниками. И где, какую бы сферу нашей жизни мы ни взяли — хозяйственную, общественную, культурную, — всюду можно увидеть стоящих рядом седовласого старика и полного сил юношу. Это стало характерным стилем жизни: младшие и старшие относятся друг к другу как равные, как коллеги, друзья, соратники в общем деле. Уважительное отношение младших к старшим перестает быть простой, заданной от века условностью, а становится живым чувством, связывающим поколения. Не седина и морщины, а действительные заслуги и нравственное богатство старшего поколения являются источником этого чувства, чувства, которое не закрепощает молодого человека, а, напротив, стимулирует его активность, его стремление критически оценить моральное наследие прошлого, взять из него все ценное, благородное, возвышенное.

Так вот, Эдуард, уважение к старости сохраняется. Но оно уже не является моральным фатумом, тяготеющим над сознанием юных поколений. Это весьма осязаемая, конкретная величина, разумность которой заключена в нравственной ценности самой старости. Конечно, молодежь стала более задиристой, а ее отношение к старшим — более осознанным. Следует прямо признать, что утрачена какая-то особая привлекательность патриархальной морали, тот благоговейный трепет в отношении к старикам, который оказывал нравственно очищающее и дисциплинирующее воздействие на юные души. Это так. Но тот, кто любит взбираться на горные вершины, не должен сожалеть о том, что там не растет черешня. Нравственные связи, которые соединяют младших со старшими, стали более жизненными и человечными.

— Говори уж прямо: более сухими и рациональными.

— Да, в известном смысле более прозаичными. Приобретая что-то, мы обязательно что-то теряем. Мораль обогащается не только и не столько путем постепенного накопления положительных ценностей и преодоления, отрицательных: более важными являются качественная перестройка структур морали, скачки в ее развитии и переходы на новые уровни. И каждый качественный уровень морали имеет свои минусы, свое добро и свое зло. И если бы вдруг мораль обрела дар речи, она могла бы сказать: «Тот, кто ценит мои достоинства, но не приемлет недостатков, хочет отсечь одно от другого, тот не понимает моей души, моего сокровенного «я», тот любит не меня в живом естестве, а вымученный фантазией мертвый образ».





Leave a Reply