После того, как мы разобрались с тремя основными процессами, формирующими структуру Эго, будет весьма полезным определиться со сроками и последовательностью терапевтических вмешательств. Момент и метод интервенции определяются моделью человеческой личности, используемой психотерапевтом. Иногда ситуация благоприятствует интервенции, при менее удачных условиях вмешательство может потерпеть фиаско. Одни модели предлагают более глубокое понимание процессов, лежащих в основе сценария насилия, таким образом предоставляя психотерапевту более подробный план действий. Лучшей наградой для специалиста по человеческим душам, использующего более совершенную модель, будет более эффективное влияние на пациента, чем у коллеги — приверженца менее точной модели.Во время третьей фазы сценария побоев есть небольшой зазор, позволяющий провести терапевтическое вмешательство, если психотерапевт работает сразу с двумя участниками конфликта. Такой момент наступает, когда агрессор вступил в фазу надеющегося Я, а жертва еще не вышла из раненого Я. Психотерапевт может использовать доступ к жертве как средство давления на агрессора, чтобы заставить его, временно присмиревшего, подчиняться. Я лично не использую этот метод, но модель не оставляет сомнений, что именно в этот момент влияние психотерапевта может оказать максимальным.
Интервенции на последней стадии третьей фазы обречены на провал, если жертва уже успела под натиском партнера вернуться в состояние надеющегося Я. Как только надеющееся Я начинает управлять поведением жертвы, она уже не может разглядеть никаких отрицательных черт в мужчине, недавно избившем ее. Она вся — в предвкушении любви и счастья, и каждый, кто попытается нарушить эту идиллию, будет с негодованием отвергнут. В этом случае влияние психотерапевта, которое измеряется его постепенной интроекцией во внутренний мир пациентки, в начале терапии будет близким к нулю. Не имея довольно продолжительного опыта общения с пациенткой, психотерапевт оказывается лишенным практически всех межличностных рычагов управления. Л. Уокер (Walker, 1979) описала трудности, возникающие при вмешательстве на последней стадии третьей фазы. Следующая цитата показывает, как автор, тщательно подбирая слова, пытается умалить степень патологии избитой женщины, заявляя, что преимущества семейной жизни (целиком и полностью похвальный источник мотивации!) являются причиной слепого желания во что бы то ни стало вернуться к своему истязателю. На самом деле, мотивация гораздо более примитивна — сродни той, что заставляет брошенного ребенка изо всех сил стремиться к воссоединению с матерью: Поскольку большинство выгод семейной или совместной жизни становятся для избитой женщины очевидными во время третьей фазы, именно в этот период ей особенно сложно принять решение о разрыве отношений. К сожалению, как раз на этой стадии она и попадает в руки тех людей, которые могли бы ей помочь. Отказываясь прекратить отношения и уверяя всех в своей любви к партнеру, она прислушивается к своим ощущениям во время текущей, третьей фазы, приносящей ей любовь, а не к более болезненным отголоскам первой или второй фазы. <…> Большинство опрошенных женщин признавались, хотя и с некоторым смущением, что испытывают самые нежные чувства к своим партнерам во время этой фазы. Да и как не любить таких щедрых, надежных, внимательных, искренних и всегда готовых прийти на помощь мужчин (Walker, 1979: 69).
То есть позднюю стадию третьей фазы сценария насилия (после возвращения жертвы в надеющееся Я) можно считать самым неподходящим моментом для терапевтического вмешательства в конфликт. Сейчас врач не может ни помочь, ни уговорить, ни заставить жертву насилия интегрировать расщепленный образ своего обидчика в единое целое. Если психотерапевту все же приходится вмешиваться на данной стадии, то модель, которую использую я, рекомендует избегать непосредственного обсуждения агрессивного поведения партнера, а попытаться донести до ог-душенного сознания жертвы мысль о том, что в мире существуют и другие люди, на которых она может положиться. Если социальный работник, руководствуясь исключительно добрыми намерениями, станет слишком явно осуждать подлость и жестокость, проявленную мужчиной во время первых двух фаз, жертва почувствует себя глубоко оскорбленной, потому что эти эпизоды уже исчезли из ее памяти, и нравоучения не произведут ожидаемого впечатления. Вдобавок ко времени, потраченному впустую, психотерапевт рискует отвратить пациентку от дальнейшего лечения, если попытается скорректировать образ обидчика в сознании жертвы.
Если терапевтический процесс идет успешно, на восстановление структуры Эго женщины, пострадавшей от жестокости своего партнера, может уйти от трех до пяти лет индивидуальной терапии. Это возможно при условии, что психотерапевту удалось выработать эффективную модель лечения, помогающую ему противостоять давлению частых рецидивов и агрессии пациентки, направленной против врача во время лечения. Предполагается также, что у пациентки есть медицинская страховка или достаточно денег, чтобы оплатить такой длительный курс лечения. Психотерапевты, работающие в государственных медицинских учреждениях, должны быть готовы к тому, что им придется годами заниматься лечением каждой такой пациентки и что таких пациенток у него будут десятки. В любом случае перспектива полного избавления от недуга представляется весьма туманной, даже если профессионализм и опыт психотерапевта помогли преодолеть все четыре преграды на пути успешной интроекции. Психотерапия женщин этой категории — рискованное предприятие, встречающее множество препятствий на своем пути, что связано, в первую очередь, с исключительно длительным сроком лечения характеропатий. Затяжной процесс лечения ставит перед женщиной слишком много условий: она должна думать о будущем, а не о настоящем, вести «оседлый» образ жизни, позволяющий ей на протяжении многих лет жить в пределах одного географического региона. Она должна обладать внутренней дисциплиной, чтобы выдержать давление со стороны психотерапевта, которое она расценивает как критику в свой адрес. Но именно эти качества — большая редкость как во внешнем, так и во внутреннем мире женщины с травмированной психикой.