Здравомыслящая мать понимает, что, поддерживая первые достижения своего ребенка, она прокладывает путь к достижению ребенком полной независимости. Как ни печально, но многим матерям подсознательно не удается смириться с нарастающим отделением ребенка по мере его развития, потому что их любовь к ребенку помогала им компенсировать пустоту собственного Я. У большинства из них за плечами печальный детский опыт не сложившихся отношений с собственными родителями, да и отношения во взрослом возрасте вряд ли можно назвать удачными. Их тесная связь с детьми — основа всей эмоциональной жизни. Такие незрелые родители воспринимают весь мир как крайне враждебную среду, и своих детей они считают единственными людьми, от которых можно ожидать любви и заботы. Некоторые матери признавались, что завели детей с единственной целью — удовлетворить собственную потребность быть любимыми. Парадоксально, что мотивацией к материнству для этих взрослых женщин стала их неудовлетворенная, но до сих пор очень острая детская потребность в ласке, и не нашлось никакого более подходящего решения этой проблемы, как обзавестись собственным младенцем. Ребенок, которому выпало несчастье родиться у таких родителей, обречен исполнять роль «зрителя-пленника» (captive audience), призванного возместить своей матери всю ту любовь, которая не досталась ей от собственных родителей.
Аналогично воспринимают ситуацию и те эмоционально неустойчивые матери, которые полагают, что их двухлетний малыш проявляет к ним «ненависть», намеренно убегая от них в субфазе практикования. Такие не уверенные в себе мамы не имеют представления о нормальных стадиях развития ребенка и цепляются за зависимость ребенка от матери как за основу их хрупкого осознания собственной значимости. Когда ребенок развивается и отделяется, личная значимость такой матери падает до нуля. Для ничего не подозревающего ребенка такая ситуация весьма опасна, потому что его естественное стремление к автономности и отдельности натыкается на сопротивление со стороны матери и отказ в поддержке. Эта тема хорошо освещена в работах Боулби, который также обратил внимание на вторичный, вызванный необходимостью защищаться, ущерб для личности ребенка, проистекающий из детской потребности отрицать деструктивные аспекты в отношениях со своей матерью: Такое случается, когда мать, сама в детстве обделенная любовью, ищет в своем ребенке ту любовь, которой ей до сих пор не хватает. Таким образом, она инвертирует естественные отношения «родитель — ребенок», требуя от ребенка выступать в роли родителя, в то время как она ведет себя как ребенок. Стороннему наблюдателю, не понимающему, что, собственно, происходит, может показаться, что ребенку позволяется слишком много, но, как выясняется при более близком знакомстве, мать возлагает на ребенка тяжелое бремя. Что особенно знаменательно в такой ситуации, от ребенка зачастую ожидается, что он будет благодарен за полученную заботу и не будет замечать тех требований, которые при этом выдвигаются родителями. В результате, в полном соответствии с желаниями матери, у ребенка вырисовывается однобокий образ мамы как безгранично любящей и щедрой, исключающий сознательное восприятие любой другой, в общем-то, доступной для него/нее информации о том, что мама часто бывает слишком эгоистична, требовательна и неблагодарна (Bowlby, 1988: 107).
То есть ребенок, вовлеченный в такие отношения с матерью, страдает сразу по двум причинам. Во-первых, его нормальные независимые потребности в познании, развитии новых умений, установлении отношений с ровесниками остаются неудовлетворенными. Во-вторых, он учится игнорировать тот факт, что его мать является эгоцентричной женщиной, использующей навязанную ему зависимость для удовлетворения собственных эмоциональных потребностей. Он начинает отрицать существенный аспект реальности, а отрицание родительской несостоятельности как раз и является одной из наиболее распространенных характеристик у детей, лишенных родительского внимания или находящихся под их давлением.
Есть еще и третье, крайне негативное последствие для ребенка, проистекающее из неспособности матери дифференцироваться от него и выражающееся в неспособности ребенка нормально и предсказуемо управлять своим поведением. Слабо дифференцирующая себя мать не может привить ребенку понятие дисциплины, потому что страдания, доставляемые ребенку попытками его дисциплинировать, ощущаются матерью как невыносимые страдания для нее самой. Недостаточно прочные границы Эго между матерью и ребенком позволяют гневу и недовольству ребенка во время воспитательных моментов изливаться обратно в сознание его матери. Поразительно, но такие матери сами чувствуют себя наказанными, когда пытаются строгостью добиться чего-то от своего ребенка. Им невыносимо видеть страдания своего ребенка, поэтому они вскоре прекращают любые попытки привить ребенку должную дисциплину. Вместо того зачастую они пытаются контролировать своих все более невменяемых детей с помощью «взяток» или потворства всем их капризам. Такое поведение предопределено их несчастным детством и недостатком дифференциации — балуя своих детей, такие родители компенсируют свое недополученное удовольствие, таким образом заполняя некую постоянно ощущаемую пустоту. Такая ситуация является трагической для ребенка, потому что он не получает достаточного представления о нормах поведения, необходимых для нахождения в обществе за пределами его неблагополучной семьи. Например, когда ребенок, «воспитанный» в такой обстановке, достигает школьного возраста, его неспособность контролировать себя тут же становится проблемой для учителей. Он не может успешно взаимодействовать с другими детьми и ни в какой форме не потерпит ограничений своего эгоцентричного поведения. Если в школе такой ребенок получит порицание, эмоционально неустойчивая мать направит свой гнев на школьный персонал, воспринимая это как угрозу для себя самой, ведь она продолжает считать ребенка частью себя.
Джеймс Мастерсон23 занимался изучением семейного окружения подростков со слабой дифференциацией и заметил легко идентифицируемый шаблон, присутствующий в неблагополучных семьях, позволяющий матерям его юных пациентов продолжать недифференцированные отношения с ребенком, даже если отец не поддерживает этого: Каждая семья имеет свои особенности, но в основном отец ребенка с пограничным поведением не вмешивается в отношения между матерью и ребенком. Его участие почти всегда по умолчанию выражается в поддержке исключительно тесных отношений «мать — ребенок» (которые скорее можно охарактеризовать как «мертвая хватка»), вместо того чтобы выступать противодействующей силой, показывая ребенку дорогу в большой мир. <…> Я обнаружил, что неосознанный эмоциональный договор, в большинстве случаев никогда не озвучиваемый на словах, имеет место в парах, где мать позволяет отцу дистанцироваться от дома по любому поводу и ради любого увлечения, будь то карьера, хобби, друзья, в обмен на получение матерью эксклюзивных прав на заботу и контроль над ребенком. <…> Я понял, что матери не нужен отец в доме, особенно если он пытается играть привычную роль «спасителя» или избавителя ребенка от маминого контроля и представить ребенку действительность во всем ее многообразии (Masterson, 1988: 56-57).
Матери являются в нашем обществе «агентами» по воспитанию детей. Они не обращаются дурно со своими детьми по злому умыслу. Как мы видим из исследования Мастерсона, они не действуют в одиночку, а часто берут в сообщники своих мужей, чьи собственные человеческие недостатки способствуют разрушению следующих поколений. Люди, занимающиеся воспитанием детей, и матери в особенности, сформировались под влиянием ценностей той культуры, в которой были воспитаны они сами, и продолжают дальше отражать ее силу и слабость. Эта культура до сих пор заставляет нас ценить мужские достижения выше женских, платить мужчинам больше денег, чем женщинам, за одну и ту же работу и в целом выше ценить мнение мужчины, чем мнение женщины. Воспитанием детей часто занимаются люди, чувствующие свою никчемность, обладающие меньшей властью, чем их коллеги мужского пола, и страдающие оттого, что вырастившие их матери сами не были правильно подготовлены к воспитанию отпрысков как женского, так и мужского пола. Все эти негативные тенденции впитываются нашими матерями, и наше общество наивно ожидает, что они будут производить на свет здоровых, уверенных в себе и полностью дееспособных детей.