ОТКАЗ ОТ НАГРАДЫ

Светлана Адоньева

Поводом к размышлениям, итоги которых изложены ниже, послужили два события, имевшие место в недавнем прошлом. Американский математический институт Клэя 19 марта 2010 года объявил о своем решении присудить Премию тысячелетия в размере 1 млн долларов российскому математику Григорию Перельману за доказательство гипотезы Пуанкаре. Перельман от премии отказался. Средства массовой информации сообщали по этому поводу следующее  (Без указания автора текста. Перельман: «Я знаю,как управлять Вселенной. Зачем же мне бежать за миллионом?!» // РБК Daily Ежедневная деловая газета. 28 апреля 2011 года. Цит. no: URL: http:// www.rbcdaily.ru/2011/04/28/cnews/562949980166777): «Всемирно известный российский ученый Григорий Перельман, который совершил революцию в науке, доказав теорему Пуанкаре, впервые пообщался с журналистами. Скромный житель Санкт-Петербурга рассказал, почему он отказался от премии: “Я знаю, как управлять Вселенной, — сообщил он в беседе с продюсером кинокомпании «Президент-фильм”. — Я научился вычислять пустоты, вместе с моими коллегами мы познаем механизмы заполнения социальных и экономических пустот. Пустоты есть везде. Их можно вычислять, и это дает большие возможности… Я знаю, как управлять Вселенной. И скажите, зачем же мне бежать за миллионом?!” — приводит «Комсомольская правда” цитату из интервью Перельмана…»  (Велигжанина А. Интервью с математиком Григорием Перельманом // Комсомольская правда. 2В.04.2011 г. Цит. по: URL’ http://kp.ru/daily/25677.3/836229/)

Накал страстей, вызванных этим событием, сделал математика топовой фигурой рунета. Эмоции и стремление истолкования были вызваны не теоремой Пуанкаре и ее решением, а желанием понять, как можно не взять деньги, которые тебе вручают. Второе событие, имевшее меньший резонанс (он был обеспечен в первую очередь интеллектуальными кругами россиян), случилось в том же году. Автор документального фильма «Подстрочник» Олег Дорман 25 сентября 2010 года отказался от специального приза российской национальной телевизионной премии ТЭФИ, присужденного за этот фильм. Как объяснил режиссер в письме, зачитанном его представителем, он не может принять награду от членов Российской телеакадемии — «людей, которые презирают публику» и в течение многих лет не пускали фильм на экран. Со всеми оговорками перед нами один и тот же тип социального действия: отказ от награды. Профессиональное сообщество (математический институт в первом случае, телеакадемия — во втором) принимает решение наградить своего члена за совершенный им творческий акт, за достижение. Награждаемые отказались от приза и тем самым совершили протестное действие. Эти два протестных действия обнаруживают сложную социально-психологическую подоплеку вполне рутинного для нашего времени события.

Сбой в рутинных коллективных практиках можно рассматривать как симптом скрытого конфликта. Конфликт еще не стал предметом рефлексии, еще не осознан и не выговорен, дискурсивно не освоен. Он обнаруживает себя в спонтанных действиях, нарушающих привычный порядок (См. об этом: Адоньева С. Символический порядок. СПб, 2011. С. 18-19.) . Алан Дандес в качестве иллюстрации этого феномена привел следующий факт: «Возможно, более наглядным примером связи между историческими событиями и фольклорной фантазией является «стрикинг’’. Эта форма протеста против социальных условностей подразумевает, что один или несколько человек пробегают нагишом через какое-нибудь общественное место. Было ли простым совпадением, что стрикинг стал общенациональным явлением во время Уотергейтского политического скандала 1970-х гг.? Я утверждаю, что стрикинг является проективным протестом против сокрытия реальных фактов по Уотергейтскому делу ( «Уотергейтское дело» — один из крупнейших политических скандалов в истории США.) . Какими бы индивидуальными эксгибиционистскими мотивами ни руководствовались участники стри-кинга, одновременно эта практика подчеркивала общественную потребность в публичном раскрытии или разоблачении деталей Уотергейтского дела. Соответственно можно,

В 1972 году полиция арестовала группу людей, пытавшихся незаконно проникнуть в штаб-квартиру демократической партии в Вашингтоне и установить там подслушивающую аппаратуру. Впоследствии выяснилось, что они действовали по распоряжению политиков-республиканцев из ближайшего окружения президента Никсона. При первоначальном расследовании власти попытались покрыть подлинных инициаторов и политическую подоплеку дела, что привело к еще большему публичному скандалу. Этот эпизод Уотергейтского дела обычно и называют Watergate coverup (буквально — Уотергейтское покрытие). По мысли Дандеса, практика шокирующего общественность публичного обнажения («стрикинг»), получившая в те годы особенное распространение среди американских студентов, была своеобразным ответом «коллективного бессознательного» на Watergate coverup». Примеч.: (ДандесА. Проекция в фольклоре: в защиту психоаналитической семиотики / Пер. и коммент. А.А. Панченко // Дандес А. Фольклор: семиотика и/или психоанализ. М.. 2003. С. 97. по-видимому, сказать, что отчасти стрикинг является ритуальной буквализацией метафоры. И, конечно, примечательно, что после разоблачения подробностей Уотергейта стрикинг прекратился» (ДандесА. Проекция в фольклоре: в защиту психоаналитической семиотики С. 97.) .

Символическое действие, которое совершает человек, может характеризоваться разными мотивами и различными уровнями осознанности. Но для достижения социального эффекта важен не мотив, но сама повторяемость действия, поскольку именно коллективное воспроизведение обеспечивает постоянство социального формата (Подробнее об этом: Адоньева С.6. 1) Фольклор: социальное действие и коммуникативный акт. Опыт междисциплинарного подхода // Рабочие тетради по компаративистике. Вып. 3-4. СПб, 2001.2) Прагматика фольклора. СПб, 2004. Гл. 1.) . Награждение относится к подобным повторяющимся действиям, а значит, порождает, подновляет и удерживает во времени определенный формат социальных отношений. Мы живем в формате лаудации, среди призов «за лучшую…», грамот «за успешную…», среди конкурсов, премий и пр. Отказ от награды в таком случае — это действие, посягающее на формат. И поэтому с данным вопросом стоит разобраться.

Социальная игра «награждение» своим обязательным атрибутом имеет безвозмездную передачу некоего блага от одного лица или группы другому лицу или группе. Иными словами, награждение — специфический способ распределения благ. Это обстоятельство и послужит отправной точкой для рассуждения. Экономика, по общему определению, начинается тогда, когда ресурсы (они же — блага) ограничены. (Эта идея лежит в основе экономической теории со времен Адама Смита и Давида риккардо.)  Вопрос власти связан с принципами, посредством которых происходит распределение ограниченных благ. Распределение благ может быть построено на обмене «товар — деньги — товар» или «товар — товар», то есть предполагать некоторую эквивалентность. Как отмечал Фернан Бродель, экономика начинается с порогового уровня меновой стоимости (Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв.: Т. 2.: Игры обмена. /Пер. с фр. Л.Е. Кубеля. м., 2006. С. XIII.) . Вставая на зыбкую для меня почву экономических определений, беру на себя риск трюизмов, но не вижу здесь возможности не рисковать: я полагаю, что отказ от награды каким-то образом ставит под сомнение циркуляцию благ: отказ разрывает сеть бесконечных обменов — хоть уточек на гусочек, хоть таланта на славу, хоть труда на плату, — в которой мы привычно и удобно укоренены. Спокойствие экономической целесообразности жизни, обеспечиваемое срединной позицией обмена, нарушается в акциях расточения благ, с одной стороны, и отказа от благ — с другой.

Тот факт, что практика расточения имеет прямое отношение к конструированию социальной реальности, известен достаточно давно (См.: Мосс М. Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах// Мосс М. Общества. Обмен. Личность. М., 2011. С. 134.) . Исследование Марселя Мосса открыло тему символического потребления и расточения, ставшую позже одной из наиболее значимых в гуманитарных исследованиях антропологов, историков и философов. Как показал Мосс, в традиционных обществах дары приносились для создания отношений взаимности: «Предполагается, что каждый предлагает свое гостеприимство и подарки так, словно они никогда не должны быть ему возмещены. Однако каждый все же принимает подарки гостя или встречные подношения хозяина, потому что они представляют собой ценности, а также средство укрепления договора, неотъемлемую часть которого они составляют» (Там же. С.135.) . В обществах традиционного типа дары были одолжениями и обеспечивали социальные связи между группами. Посредством отложенных долгов формировались взаимные обязательства групп: родов, фратрий, племен или общин (Тема дарообмена, открытая Марселем Моссом, остается одной из ведущих в антропологических описаниях традиционных сообществ Hoвого времени.) .

Награда, как мы видим, представляет собой особый тип дарения: деяние, подвиг совершаются ради награды. Практика награждения задает тип социальной связи, отличный от даров-обменов: оценка делегирована внешней инстанции (старшему, вождю, царю), индивид стремится быть оцененным, так как именно награда обеспечивает его социальную значимость. От найма для совершения какого-то дела награда отличается тем, что цена деяния складывается из экономической и символической частей: по Илиаде — «слава великая» и «черная овца с ягненком» в придачу. Оценка предполагает иерархию, или вертикальные отношения между награждаемым и награждающим, а также принадлежность награждаемого группе, в которой награждает лидер. Напротив, дары-выкупы, дары-приданое, гостинцы и прочие обязывающие подарки обеспечивают горизонтальные отношения договора между группами (кланами, племенами, родами, фратриями, «домами»). Обмен дарами обеспечивает, с одной стороны, взаимность, с другой — суверенность участников отношений. «Всякий интерсубъективный обмен, особенно агонистический, предполагает дистанцию между двумя субъектами, двумя участниками игры; своей деятельностью обмена и дарения они как раз и конституируют этот разрыв, ежеминутно обозначая, что «мы — не вы”, “наше — не ваше”» (Зенкин С. Сакральная онтология Жоржа Ба7ая // Батай Ж. Проклятая часть, М„ 2006, С. 19,) .

Награждение представляет собой социальный акт, обнаруживающий отношения зависимости одного человека (слуги, раба, отрока, сына, подданного или в случае Илиады — наемника воинской группы ахейцев) от другого человека (господина, хозяина, князя, отца, государя, военачальника). В истории мы обнаруживаем институт награждения там, где сложились институты служения. Так, награды за военные подвиги существовали еще в Древней Греции и Древнем Риме: они состояли в пожаловании знаков отличия: венков, золотых цепей, медалей, браслетов и т. п. В феодальный период наградой для военачальников было жалование земель, затем — возведение в рыцарское звание и награды денежные. Солдатам в случае победы в виде награды предоставлялось право грабить взятые города. В России в древности в качестве награды были гривны, цепи, кресты, а также съестные припасы и одежда (меха), позже — повышение в чине  (Энциклопедический словарь / Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб, 1897. Т. XX. С, 426-427.). Награда, следуя языку энциклопедии Брокгауза и Ефрона, суть пожалование подчиненного. Так, во всех примерах, приведенных в статье энциклопедии, посвященной награде, она всегда исходит от правителя: «Особой наградой для воевод считались до Петра Вел. похвальные грамоты и другие выражения царской милости, в виде присылки кого-либо из придворных “поклониться” или “о здравии спросить”. При Петре же Великом появились медали в современном смысле, в воспоминание о победах, и были учреждены первые русские ордена»  (Там же. С. 426.).

Награда обычно предназначается служащим: воинам, чиновникам, дворянам. Награду заслуживают, она — результат исправной службы. И исходит она от патрона: награда — «милость». Практика награждения предполагает наличие вполне определенного мотива у соискателя, ему должно быть присуще желание отличиться. Слуг — много, патрон — один. Задача служащего, стремящегося к продвижению по социальной лестнице, — сделать что-то, что отличит его, выделит из ряда таких же, как он (сделает его не-за-у-рядным), или выслужиться. Между служащими, лицами, принадлежащими одному классу, предполагаются отношения состязательности: нужно снискать (СНИСКАТЬ, снищу, снищешь, север, (к снискивать), что (книжн.). Приобрести, найти. Снискать пропитание трудами, Снискать славу. Сниснатъ расположение. (Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Ушаков ДН. М„ 1935-1940. Цит- по: URL: http://www.slovopedia.com/209/837498.html))  внимание патрона. Награда в таком случае представляет собой знак отличия, достигнутого в результате успеха в состязании. К слову сказать, как богат оказывается наш язык на терминологию отношений подчинения и поощрения: взыскать, снискать, незаурядный, из ряда вон выходящий, заслуживающий (например, внимания), выслуга лет. А благодаря школьной программе мы все знаем, что Чацкий был рад служить, но прислуживаться ему было тошно. Похоже, школьный дискурс продолжает держать носителей современного русского языка в узде этой моральной дилеммы (в рунете около 50 000 случаев цитирования этой идиомы).

Практика награждения предполагает вполне определенный формат социальных отношений, как он был назван выше (См. статью И.С. Веселовой С. 105-125 в настоящем издании.)   — «принцип дома». Суть его состоит в выстраивании отношений в группе по типу отношений патриархальной семьи: с главой-господином и лично подчиняющимися ему «домашними». «Связь патрона и клиента, — отмечает политолог М.П. Афанасьев, — всегда копировала связь семейную: патрон —“отец”, клиент—“сын”. Но ведь по тому же образцу выстраивались и родовая централизация, и выросшее из нее «вождество»; квазисемейными чертами обладали и те формы собственно политического господства, которые принято называть патриархальными и патримониальными. Все эти асимметричные иерархические связи имеют общие биосоциальные корни: территориальное поведение, индивидуальное стремление особей к лидерству, потребность в иерархии для стабилизации сообщества. Ранние формы публичной власти роднит с патрон-клиентными отношениями и реципрокный механизм реализации, основанный на обмене деятельностью и дарами. Важнейшим ресурсом и главной целью участников обмена являлся престиж, показателем же и способом приращения престижа было не потребление, а раздача и растрата» (Афанасьев М.П. Клиентелизм: историко-социологический очерк. Цит. по: URL: http://www.situation.ru/app/j_art_383.htm) .

Итак, награда, точнее, практика награждения — форма институализации патрон-клиентных отношений, или отношений социальной вертикали. Патроны создают и подкрепляют свой престиж награждением и иными формами публичных трат, клиент стремится к награде, проявляя свою подчиненность деяниями. А известны ли вообще российской социальной практике иные, не иерархические, «горизонтальные» формы отношений «лицом к лицу», формы, не имеющие семью в качестве модели? Может быть, любая социальная общность, будь то семья, деревня, город или государство, строится только на иерархии, только на «вертикали»? Как показывает статистика, так думает более 80 % современных россиян: только личные связи с властями предержащими обеспечивают социальный успех (См.: «Судя по опросам, абсолютное большинство наших соотечественников полагает, что лучший способ добиться чего-либо в жизни -это личные связи. По данным РОМИР, в 90-х годах число респондентов, ориентированных главным образом на личные связи, выросло с 74 % до 84 %. Речь идет о глубоко укорененном, устойчиво воспроизводимом в массовых практиках неофициальном институте, который люди рассматривают как значительно более эффективный, нежели институты официальные-(Матвеева О.В. Феномен клиентелизмана государственной службе) Цит. по: URL: http:// ttpstu.nj/mnpl0/mnpl0/s9/ matveeva.htm)) .  . В общем — служить бы рад…

Но истории известны и иные — не иерархические — тактики достижения общности и блага. Наряду с обменом дарами, практикуемым для поддержания паритетных отношений соседствующих, но отдельных человеческих групп, а также даров-наград, «текущих» сверху вниз и обеспечивающих отношения патронажа, существовали также и другие практики дарения. Они обеспечивали существование сообществ, основанных на договоре между равными и общей святыне (ценности). Феномен дара-вклада, существенно отличавшегося от дара-награды, рассматривался Бенвенистом применительно к институту средневековых германских гильдий. «Собственное значение gild, — писал Бен-венист, — “дань за взаимность”, “ответная дань”. Это налог, взимаемый с отдельного человека за участие в распределении коллективных благ внутри корпорации, плата за вступление (производимая тем или иным способом) в корпорацию, члены которой связаны общностью культа» (Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. С. 66.)

Поясняя историческое значение слова «гильдия», Бенвенист отмечал: «Прежде всего — это собрание по случаю праздника, жертвенная трапеза “братства», члены которого собираются для вольного причастия, и те, кто объединялись подобным образом, назывались так же. Понятие священной трапезы лежит в основе этого выражения. Мы встречаемся с ним в тексте 450 г., то есть сравнительно близко ко времени фиксации готских текстов на письме (ок. 350 г.)» (Там же. С. 65.) .