Со времен Месмера и до настоящего времени гипноз находился в водовороте противоречий. Возбужденные споры — начиная с вопроса о том, является ли гипноз измененным состоянием сознания или трансом, и заканчивая ролью гипноза в восстановлении памяти — разжигали наше личное увлечение гипнозом в течение последних 25 лет и без сомнения будут продолжать это делать.

Большинство современных теорий гипноза обязаны своим происхождением работе Роберта Уайта (R. White, 1941). Уайт пришел к выводу, что из-за своей чрезмерно механистической природы ни теория диссоциации, ни теория идеомоторного действия (рассмотренная в главе 1) не могут адекватно объяснить гипнотический ответ. Он утверждал, что гипнотическое поведение является целенаправленным социальным действием и что участники гипнотических сеансов отвечали на гипноз сообразно своим представлениям о том, каких действий от них хочет гипнотизер. Однако наряду с этим Уайт все-таки полагал, что гипнотическое поведение имеет место во время измененного состояния сознания, которое характеризуется трудноуловимыми когнитивными изменениями; подобный взгляд разделяет также Мартин Орн (1959).

Знание о том, что гипноз может перманентно менять воспоминания, было известно светилам XIX века (напр., Фрейд, Бернгейм, Жане, Форель) в области гипноза и психологии (Laurence & Репу, 1983а, 1988). Действительно, многие примеры гипнотически вызванных ложных воспоминаний — псевдовоспоминаний — можно встретить в источниках более чем столетней давности. Но за прошлые 20 лет, или около того, разногласия вокруг вопроса, могут ли техники восстановления памяти искажать воспоминания, разделили исследователей гипноза на два лагеря, так же как и психотерапевтов. Большую часть шумихи можно приписать спорам о точности воспоминаний, восстановленных в ходе исследования жестокого обращения с детьми, о возможности создания множественных или диссоциированных личностей с помощью гипноза и других способов внушения, что широко освещалось в популярных СМИ представителями обеих спорящих сторон (см. Lynn & McConkey, 1998).

На сегодняшний день среди современных когнитивных ученых существует единодушное мнение — о том, что повседневные воспоминания по своей природе подвержены ошибкам, причудам и реконструированы (Lynn & McConkey, 1998), — даже если им не хватает согласия по вопросу, является ли гипноз более опасной процедурой, чем негипнотические методы улучшения памяти. Мало того, что память подвержена ошибкам, некоторые люди чрезмерно доверяют своим воспоминаниям вплоть до убеждения, что некоторые события, которые не имели места в реальности, произошли на самом деле (Laurence & Perry, 1983b; McConkey, Bamier, & Sheehan, 1998).

Свободный поток воображения и фантазии — обычная реакция на гипнотическое наведение. Фактически, одно из главных требований гипноза — фантазировать и воображать наряду с внушенными событиями и отказаться от критической, аналитической позиции в пользу непосредственного переживания внушенных событий (Lynn, Martin, & Frau man, 1996). Управляемое воображение даже без гипноза может вызывать беспокойство, потому что люди часто путают реальные и воображаемые воспоминания, особенно когда воспоминания изначально неясные или недоступные (Hyman & Pentland, 1996). Значительное число исследований показало, что простое воображение события участниками может привести к формированию ложных воспоминаний. Уверенность в том, что фиктивные события происходили на самом деле, как правило, усиливается, после того как эти события были мысленно представлены. Это явление называют раздутым воображением, и оно неоднократно демонстрировалось (обзор, Garry & Polaschek, 2000).

Наша пессимистическая оценка гипноза по части восстановления воспоминаний была отражена профессиональными обществами, включая подразделения и целевые группы Американской психологической ассоциации (АРА, 1995) и Канадской психиатрической ассоциации (СРА, 1996). Американская медицинская ассоциация (АМА, 1994) заявила, что гипноз должен использоваться в судебном контексте только в целях получения сведений. Однако гипноз следует использовать в судебном контексте только в том случае, если возможно подтвердить любые воспоминания, полученные с помощью гипноза, и только при соблюдении строгих процедур, чтобы гарантировать, что применялись надлежащие следственные процедуры, не вызывающие наведения.

Исследования, проведенные около 15 лет назад, показали, что большинство терапевтов (54%) обычно не проверяет своих пациентов на гипнотическую внушаемость каким-либо образом и меньше, чем треть, пользуется стандартизированными шкалами для оценки внушаемости пациентов (Cohen, 1989). Можем держать пари, что, если бы такое исследование было повторно проведено сегодня, порядок цифр не сильно бы изменился. Многие известные нам клиницисты разделяют взгляды Даймонда (1989), что оценка внушаемости — опасное предприятие, потенциально являющееся «вводящим в заблуждение, навязчивым и содержащим перенос препятствием для продвижения терапии» (р. 12). Многие клиницисты также подвергают сомнению клиническую ценность оценки гипнотической внушаемости (J. Barber, 1989) — понятная озабоченность, учитывая наши более ранние наблюдения о том, что пациенты с высокой внушаемостью не обязательно отвечают на многие полезные внушения и высокие оценки по шкале внушаемости не являются необходимым условием терапевтических следствий. Мы добавили бы еще одну озабоченность: неудача при прохождении теста на внушаемость может охладить позитивные терапевтические ожидания пациента и его мотивацию и, как следствие, породить терапевтический провал.