Загрузка...В общении людей нередко происходит накопление неприятных переживаний. Один из способов разрядки — преобразование отрицательных чувств, например раздражения и досады, в нечто прямо противоположное — в источник смеха. Роль чувства юмора в этом случае сводится к защите человеческого Я, ибо позволяет, как уже говорилось выше, сохранить самообладание, достоинство и самоконтроль в исключительных (экстремальных) условиях.
В романе «Кола Брюньон» Ромена Роллана есть эпизод, в котором показано, как «срабатывает» чувство юмора в тяжкую минуту. На Кола Брюньона, искусного резчика по дереву и неутомимого труженика, обрушились беды. Он переболел чумой; сожгли его дом; сыновья оказались чужими людьми. Одна только мысль была утешением: уцелела работа, в которую он вкладывал душу.
Но придя в замок герцога, Кола увидел, что все, созданное за годы труда, изрезано, искромсано, изломано и прострелено. На статуях богинь намалеваны усы, глаза выколоты, носы отсечены. Кола Брюньон ошеломлен, он обезумел от горя:
«Я стонал. Я глухо сопел… Еще немного и я бы задохся… Наконец, несколько ругательств вырвалось-таки наружу… Десять минут кряду, не переводя духа, я изливал свою ненависть».
Но вот наступает «поворот в чувствах»:
«Вдруг мысль о том, как все это смешно: и мои бедные безносые боги, и я сам, старый дурак, даром тратящий слюну на стоны и на монолог, который слышит только потолок,— вдруг мысль о том, как все это смешно, пронеслась у меня в голове как ракета; так что сразу позабыв и гнев и горе, я рассмеялся и вышел вон».
Разберем этот отрывок подробнее. Первый ответ на неприятность — гнев и возмущение. Эти чувства не могут быть по-настоящему излиты или выявлены в поведении: ведь они требуют насильственных действий против обидчика. А добраться до него Кола Брюньон не в состоянии. Он лишь кричит и грозит в бессильной ярости; наблюдатель со стороны в такой ситуации может усмотреть элемент комизма. Через десять минут Брюньон находит психологическую позицию, или «наблюдательную точку», глядя с которой, он и сам видит смешную сторону своего положения. Более того, комическая сторона выдвигается для него на первый план, заслоняя трагическую. Брюньон разражается смехом; чувства гнева и возмущения утихают, возвращаются самообладание и самоконтроль, то есть возможность держать себя с достоинством.
На это потребовалось время. Если бы сразу же, увидев, что его труд осквернен и уничтожен, Кола Брюньон принялся хохотать, его поведение нельзя было бы считать нормальным, это была бы психопатология.
Непосредственный чувственный ответ на причиненный ущерб обычно включает в себя только отрицательные чувства и зависит от того, чем вызвано нежелательное событие. Здесь возможны четыре случая:
1) несчастье вызвано стихийными неконтролируемыми силами, стечением обстоятельств;
2) причиной послужила собственная оплошность или упущение;
3) ущерб нанесен непреднамеренными действиями других людей;
4) наконец, причина заключалась в чьей-то злой воле и злом умысле.
Одно и то же неприятное событие вызывает разные чувства в зависимости от обстоятельств, приведших к нему. В первом случае это сожаление, печаль, уныние, горе, даже отчаяние. Во втором — досада, обращенная на самого себя (как у Городничего в последнем акте «Ревизора»), В третьем случае злость и раздражение против чьей-то неловкости, непредусмотрительности, неумения или равнодушия; наконец, в четвертом — возмущение, гнев, ярость.
Разнообразие оттенков чувственного ответа зависит также от размеров понесенного урона и от прежних взаимоотношений. Герцог, к примеру, был невежда и болван, он не ведал, что творил. Кола Брюньону это было известно, и повлияло на его смягчение, но лишь спустя десять минут. Порою требуется меньше, иной раз больше, но всегда нужен срок, чтобы переварить, по выражению Л. Толстого, неприятность и увидеть ее смешную сторону. Героиня повести Л. Н. Толстого «Семейное счастие» это хорошо понимала: «Муж не мог еще переварить всего этого так, чтобы все было только смешно… и был рассержен».
Историк В. О. Ключевский приводит в четвертом томе своего «Курса русской истории» следующий эпизод:
«Петр терялся в догадках, как изловить казенные деньги, «которые по зарукавьям текут». Раз слушая в Сенате доклады о хищениях, он вышел из себя и сгоряча тотчас велел обнародовать именной указ, гласивший, что если кто украдет у казны лишь столько, чтобы купить веревку, будет на ней повешен. Генерал-прокурор Ягужинский, око государево в Сенате, возразил Петру: «Разве ваше величество хотите остаться императором один, без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее, чем другой». Петр рассмеялся и не издал указа».
Шутка и смех предотвратили жестокий указ и бессмысленные казни (ведь воровать все равно не перестали бы).
Французский поэт XV века Франсуа Вийон известен как нежный лирик и блестящий стилист: но поэзией он занимался, так сказать, в свободное от основной работы время. Профессией его были бродяжничество и разбой. Когда он был пойман и королевским судом приговорен к повешению, в ночь накануне казни он сочинил четверостишие:
Я Франсуа, чему не рад, Увы, ждет смерть злодея, И сколько весит этот зад, Узнает завтра шея.
Можно удивляться душевной силе человека, не потерявшего чувства юмора в ожидании жестокой казни. Но в то же время эти шутливые стихи, написанные почти буквально «под виселицей», вселяли в него стойкость и укрепляли мужество.
Оптимизм Остапа Бендера — одна из причин обаяния этого отнюдь не положительного героя И. Ильфа и Е. Петрова — неотделим от его великолепного чувства юмора, которое не покидает его в самых трудных переделках. Даже потерпев фиаско при попытке убежать за границу и безбедно зажить в Рио-де-Жанейро, ограбленный и избитый Остап подшучивает над собой. Без чувства юмора этот несостоявшийся миллионер не в силах был бы перенести выпавшие на его долю передряги и злоключения. Карел Чапек писал: «Шутят скорее в затруднительном положении, попав в беду, чем на вершине счастья и успеха… Юмор — это всегда немножко защита от судьбы».
Возвратимся к «Кола Брюньону». Этот неунывающей оптимист, полный неистребимого жизнелюбия, тяжело заболел. Закадычные друзья — нотариус и кюре — пришли навестить его. Но убедившись, что у него чума, не рискнули войти в дом и ушли восвояси. Брюньон выздоровел и простил своих друзей, рассудив, что хотя pyбaшка близко к телу, но шкура еще ближе. «Порядочней человек немногого стоит. Надо брать его таким, как он есть». Мудрый мастер из Кламси понимал человеческие слабости и мог позволить себе быть к ним снисходительным, сознавая свое моральное превосходство. Готовность прощать человеческие слабости (другим скорее, чем себе) тоже связана с чувством юмора, которое дает возможность смеяться над этими слабостями, а не злобствовать.
Особенно часто и охотно люди смеются над глупостью, ее едко вышучивают, и шутки эти имеют самый шумный успех (чаще смеются над чужой глупостью, значительно реже — над собственной). Почему же глупость служит поводом для насмешек, несмотря на ее подчас зловещую роль в судьбах человечества? Н. Г. Чернышевский так ответил на этот вопрос:
«Смеясь над глупцом, я чувствую, что понимаю его глупость, понимаю, почему он глуп, и понимаю, каким он должен быть, чтобы не быть глупцом,— следовательно, я в это время кажусь себе намного выше его».
Смех и чувство юмора выступают здесь как средство самоутверждения личности.