Теперь, когда мы разобрались с раненым Я, пора переходить ко второй части Я, которую Фейрбейрн называл «либидное Эго». Я снова изменил терминологию Фейрбейрна и обозначил это частичное Я как надеющееся Я, чтобы не путать понятие Эго с понятием Я. По моему мнению, надеющееся Я и ассоциированный с ним «возбуждающий объект» могут считаться самыми важными психологическими конструктами, созданными Фейрбейрном, потому как именно эти внутренние структуры побуждают личность возвращаться к отвергающему их объекту. Если быть более точным, надеющееся Я обиженной женщины способно видеть только часть образа своего обидчика, причем исключительно его хорошую часть. Такое неполное видение своего партнера убеждает женщину, что она будет в безопасности, вернувшись к нему, даже если всего несколько дней назад он она была им жестоко избита. Тот факт, что Джанет продолжала верить, будто ее партнер — прекрасный человек, свободный от недостатков, даже когда ноги ее сплошь покрыты синяками от его побоев, свидетельствует о том, что надеющееся Я слепо и глухо к негативным аспектам агрессивного объекта.
Фейрбейрн понимал ожидание и возбуждение, охватывавшее обделенного ребенка при мысли о том, что, в конце концов, у него таки будет добрый родитель, поэтому образ родителя в детском восприятии при подобных условиях он назвал «возбуждающим объектом». Возбуждение берет начало в обещаниях, даваемых родителем ребенку, обещаниях заботиться, поощрять и любить его. Родитель является носителем надежды для ребенка не только в силу своей родительской «должности». Возбуждающий объект является частью родителя, к которой привязано надеющееся Я, точно так же, как раненое Я привязано к отвергающей стороне родителя. Каждый ребенок, за исключением тех, кто был полностью лишен родительской заботы, может припомнить моменты, когда мать утешала или эмоционально поддерживала его. Действительность, в которой обычный родитель слишком редко позитивно реагирует на запросы ребенка, готовит почву для формирования второго частичного Я. Эти крохи позитивных реакций частично удовлетворяют первичные потребности и дают надежду на то, что будущее принесет с собой еще больше поощрения. Обделенный ребенок также дополняет обещания родителей своими фантазиями и неосуществимыми мечтами. Ценные воспоминания о заслуженных поощрениях или потворстве детским желаниям, умноженные на надежды и мечты, встраиваются в восприятие родителя как возбуждающего объекта. Если родитель или другой объект воспринимается как возбуждающий, надеющееся Я занимает доминирующую позицию. Трудно определить, что первично: восприятие ли объекта в качестве возбуждающего или же восприятие своего Я как «надеющегося». Совершенно ясно, что они всегда неразрывно связаны: то есть если объект воспринимается как возбуждающий, то надеющееся Я доминирует. Если надеющееся Я является доминирующим в женщине, подвергающейся агрессии, то жестокий, агрессивный и угрожающий ее жизни партнер трансформируется в привлекательного для нее мужчину, способного любить. Частичное Я видит в агрессивном объекте мужчину, с которым связаны надежды на полное удовлетворение всех потребностей. Защитный механизм расщепления хранит эти преувеличенные фантазии отдельно от огромного вороха воспоминаний о пренебрежении, унижениях и побоях, который тлеет в раненом Я.
Я снова хочу вернуться к истории Джанет, чтобы показать, как надеющееся Я может заменить раненое Я, когда женщина-жертва применяет защиту-расщепление. Я был так расстроен, увидев ее непосредственно после инцидента с ее приятелем, что потребовал от нее обещания немедленно расстаться с ним, прекрасно сознавая, что это требование выполнить невозможно. В Джанет доминировало ее раненое Я, потому что она только что подверглась физическому насилию. Мое требование расстаться с партнером укрепило ее негативное восприятие партнера, тем самым делая доводы ее собственного раненого Я более чем весомыми. Поддержка извне придала негативным чертам ее партнера более яркую окраску, но вместе с тем ближайшая перспектива не сулила ничего, кроме вероятности остаться в одиночестве. Такой парадоксальный ход мысли является основным препятствием, с которым приходится сталкиваться при работе с женщинами, страдающими от домашнего насилия. Если сеанс психотерапии следует сразу за инцидентом, раненое Я пациентки набирает достаточно энергии для того, чтобы она могла всерьез задуматься о расставании со своим обидчиком. Однако о расставании не может быть и речи, ибо сама мысль о разлуке вселяет в нее панический страх одиночества. Превалирующий страх остаться одной возрождает надеющееся Я, у которого есть своя точка зрения на отношения с жизненно необходимым партнером. Именно это и произошло с Джанет, паника активировала расщепление, которое было уже хорошо знакомо ее внутреннему миру, и ее партнер-агрессор в ее глазах мгновенно преобразился в возбуждающий и безупречный объект. Расщепление задвинуло подальше воспоминания о недавних побоях, они были надежно спрятаны в раненом Я. Восприятия и эмоции, испытываемые Джанет после включения защиты-расщепления, когда раненое Я уступило место надеющемуся, принадлежали уже другой Джанет, из другого мира, с другим взглядами. Возвращение надеющегося Я в доминирующее положение становится огромным облегчением для человека, долго наблюдавшего за собой с позиции раненого Я. Надеющееся Я не только воспринимает объект как возбуждающий, собственное Я тоже начинает восприниматься как «хорошее». Поэтому как взрослые, так и дети изобретают разные способы удержания надеющегося Я в доминирующем положении. Действуя с позиции надеющегося Я, человек не страдает от ощущения своей ничтожности, которое преследует его под властью раненого Я. Надеющееся Я — это состояние частичного Я, которое Карл, Сэнди, Джанет и Дженифер стараются поддерживать большую часть времени бодрствования. Без надеющегося Я вся эта четверка до скончания жизни погрузилась бы в депрессию, самоуничижение и отчаяние.