Нехватка глубокой привязанности к другим людям

Стандартный
0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5)
Для того чтобы оценить запись, вы должны быть зарегистрированным пользователем сайта.
Загрузка...


Многие мужчины и женщины с патологиями характера испытывают огромные трудности в установлении глубоких эмоциональных связей с окружающими их людьми. Эта тема актуальна для всех. Никто не захочет признаться, что его отношения с людьми, включая супругов и детей, по сути своей искусственны, что в их основе лежат чувства долга, вины или же общепринятые нормы. Так оно, к сожалению, и есть, и по моим наблюдениям, чем меньше человек привязан к своим детям или спутнику жизни, тем с большим пылом он будет отрицать или оправдывать такое свое поведение. Недостаточно сильная эмоциональная привязанность к членам своей семьи — результат отсутствия родительской любви в детстве. Эмоциональный вклад родителей был ничтожен, и, повзрослев, такой обделенный любовью ребенок, конечно, не может передать ее следующему поколению. Неумение устанавливать близкие эмоциональные отношения отнюдь не свидетельствует о том, что человек не испытывает в них потребности. Часто во взрослом возрасте он будет буквально цепляться за своих партнеров, но такая «привязанность» скорее питается детской потребностью в любви, чем зрелым ощущением эмоциональной близости.

Я еще раз хотел бы обратиться к исследованию поведения детей младшего возраста, проведенному командой исследователей (Zahn-Waxier, Radke-Yarrow and King, 1979) и описанной д-ром Боулби (Bowlby, 1988). Они наблюдали, что предпримет двухлетний ребенок, пытаясь утешить своего расстроенного ровесника. Как выяснилось, те дети, чьи матери чутко распознавали их потребности, проявляли наибольшую активность в утешении обиженных малышей. В другом исследовании, описанном Боулби, психоаналитики Джордж и Мейн (Bowlby, 1979; George and Main, 1985) провели сравнительный анализ группы из десяти детей, с которыми жестоко обращались в семье, и аналогичной группы благополучных детей в возрасте от одного до трех лет. В ходе эксперимента между двумя группами обнаружились разительные отличия в характере проявления враждебности по отношению к другим детям: Малыши из неблагополучных семей не только в два раза чаще обижали сверстников из контрольной группы, но пятеро из них даже нападали на взрослых людей или угрожали им, в то время как ни у кого из малышей контрольной группы такого поведения не наблюдалось. Кроме того, неблагополучные дети были замечены в проявлении совершенно недопустимой формы агрессии, называемой «запугивание» (harassment). Оно проявлялось в злонамеренных действиях, единственной целью которых, казалось, было заставить жертву заплакать (Bowlby, 1988: 90-91).

Обделенные малыши проявляли гораздо меньше активности в утешении обиженных ровесников, а вот пятеро из десяти детей контрольной группы (не подвергавшихся жестокому обращению в семье) пытались успокоить плачущих. Интересно, что мужчины, практикующие запугивание и жестокое обращение с членами своей семьи, ведут себя точно так же, как и те неблагополучные дети, описанные Боулби. Взрослые мужчины используют запугивание как подготовку к собственно физическому насилию. Обычно агрессор находит некую особенность в поведении своей партнерши, которая больше всего его раздражает, — ему же надо придумать какое-то оправдание вспышке гнева. Меня очень удивило, что поводом для начала ссоры, по рассказам моих пациенток, становилась «неправильная», по мнению мужа, технология мытья посуды, используемая женой. Жена, загнанная в угол на кухне, получала урок «правильного» исполнения своих обязанностей. Для усиления драматического эффекта неправильно помытая посуда вдребезги расколачивалась обо что ни попадя. Прижав жену к стенке, муж орал на нее, а она с неистовым рвением заверяла, что все его жестокие и бессмысленные требования будут впредь беспрекословно выполняться. Иногда испуга на лице жены для него было вполне достаточно; в остальных же случаях мелочные придирки -только прелюдия к физической расправе. Напугать и получить от этого удовольствие — примитивная форма проецирования. Он ищет ссоры, мучимый недифференцированной яростью и внутренним напряжением, которые он не может переработать. Начиная придираться к жене, он проявляет признаки сильного беспокойства, а ее волнение проливается бальзамом на его мятущуюся душу; он облегчил свое состояние, «передав» напряжение ей. Такой сценарий реализуется только при условии, что оба партнера слабо дифференцированы друг от друга и эмоции свободно перетекают от одного к другому. Исследования детского поведения, проведенные Боулби, положили конец умозрительной теории о том, что дети вырастают агрессивными, потому что ежедневно сталкиваются с жестокостью в своих семьях. В своих трудах он доказал, — и это стало самым ценным его достижением, — что недостаток родительской ласки сказывается на поведении ребенка уже в возрасте двух лет, а также провел параллель между шаблоном поведения у маленьких детей и аналогичным поведением у взрослых.

Следующий клинический случай из моей практики иллюстрирует тесную связь между недостатком родительской заботы и недостаточным вниманием к собственному ребенку: Однажды вечером мне позвонил местный адвокат и спросил, не соглашусь ли я подписать документ, согласно которому я обязуюсь провести курс психотерапии с Карен, моей бывшей пациенткой, которую я лечил семь лет тому назад. Карен очутилась в суде, потому что ее шестилетний сын, одетый в пижаму, был обнаружен заблудившимся за много миль от дома, а она была помещена в камеру предварительного заключения по настоянию государственной службы социальной безопасности. Несколько лет назад Карен обратилась ко мне из-за серьезных проблем в семейной жизни, включая два случая избиения мужем, ревнивым и неуравновешенным человеком. Как только она получила развод, она перестала посещать сеансы терапии, поскольку считала свою проблему окончательно решенной. Как и многие люди, страдающие расстройствами личности, она полагала, что источники всех ее бед находятся вне ее. Когда мы приступили ко второй серии психотерапии, мне стало ясно, что пренебрежение своими материнскими обязанностями у Карен явилось продолжением ее детских переживаний, когда в ее жизни царил полный хаос. Несмотря на то, что ее отец был известным терапевтом, в их семье не существовало такого понятия, как регулярное питание. Размороженная пицца и лимонад заменяли завтрак, обед и ужин. В юности у Карен не было отдельной спальни, потому что она наотрез отказалась самостоятельно поддерживать в ней порядок. Она ночевала на диване в гостиной, и ей это даже нравилось, потому что можно было ускользнуть из дома незамеченной. Она не припоминала, чтобы такое положение вещей доставляло ей неудобство даже во взрослом возрасте; казалось, это как раз то, что ей нужно. Ее отец увлекался азартными играми, и часто, придя домой, Карен обнаруживала, что какой-то из предметов мебели продан, чтобы оплатить долги отца. Под стать отцу была и ее безалаберная мать. В годы зарождения движения за права женщин она решила доказать свою независимость от мужа и отправилась в составе женского велопробега колесить по всей стране, оставив троих своих детей (Карен на тот момент было 8 лет) на попечение своего хронически безответственного мужа. Как говорила мать, этот поступок совершался ради благополучия Карен, которая якобы должна была осознать, какой сильной может быть ее мать, и брать с нее пример во взрослой жизни. Но вместо того, чтобы укрепить веру Карен в собственные силы, это событие подорвало ее и без того низкую самооценку и ослабило веру и привязанность к окружающим. Она восприняла отъезд матери как доказательство того, что она, Карен, не заслуживает внимания и заботы. Будучи подростками, Карен и двое старших детей жили отчасти сами по себе, появляясь дома чаще всего в обеденное время в надежде, что их чем-нибудь накормят. Как и Карен, двое других детей считали такой образ жизни совершенно естественным и никогда в открытую не проявляли неудовольствия или обиды по отношению к своим нерадивым родителям. Повзрослев, Карен стала зарабатывать себе на жизнь дизайном ресторанных интерьеров в качестве свободного художника, потому что ей была невыносима даже мысль работать на кого-то другого. Обычно она приступала к работе ближе к вечеру, засиживаясь за проектами до рассвета. Ее дом был завален вещами, которые она покупала и тут же теряла к ним интерес. Некоторые были даже не распакованы. Такой же хаос царил и в денежных вопросах. Ей перестали выдавать кредиты, потому что обычно она растрачивала все до последнего цента на разные безделушки, впоследствии никогда не использовавшиеся. Когда я в разговоре коснулся ее сына и ее невнимания к нему, она стала оправдывать свое поведение стремлением приучить ребенка к самостоятельности — точно так же ее мать вела себя по отношению к ней.

Карен является примером хаотичной, но не агрессивной разновидности характеропатии, причиной которой стало пренебрежение в детстве, а не агрессия. Ей так и не удалось интернализовать дисциплину, самоконтроль или развить эмоциональную привязанность к окружающим людям, потому что ее родители были индифферентными к ней в эмоциональном плане. Став взрослой, она неслась по волнам жизни, не обращая внимания на потребности своего ребенка. Отсутствие близких отношений с родителями сделало ее неспособной на глубокие чувства ни к сыну, ни к мужчинам, с которыми она встречалась. Подобно многим людям, холодно относящимся к окружающим, она горячо отрицала отсутствие привязанности и настаивала, что «очень близка» с сыном. Неспособность устанавливать прочную эмоциональную связь играет важную роль в сценарии домашнего насилия. Эмоционально зрелые люди, у которых в детстве сформировалась глубокая привязанность к родителям, просто не способны причинить физическую боль любимому человеку. Гарри Харлоу27, исключительно талантливый ученый, психолог, провел десятки исследований с детенышами макак-резусов, отлучая их от матерей сразу после рождения. Подводя итог исследованиям эмоциональных связей, влияния раннего отлучения и последующих проявлений агрессивности у своих четвероногих подопытных, которым он посвятил всю свою жизнь, он сказал: Естественная и нормальная реакция на нежность и любовь является антитезой реакции на агрессию. Мир внутри нас и вокруг нас устроен таким образом, что, имея выбор, мы скорее полюбим, чем возненавидим. Гневу ошибочно приписывают преобладающую роль над любовью, но лишь потому, что психологи посвятили слишком много книг агрессии и совсем мало — любви. Первого, самого робкого проявления любви оказывается достаточно для установления прочных связей, способных ограничить и предотвратить саму возможность зарождающейся агрессии. Перефразируя Оскара Уайльда:

Любовь связала нас навек,

Изменам неподвластна.

И в счастье дорог человек,

И в злобы миг ненастный.

Гневясь, родного брата кровь Пролить мы не посмеем.

Пока в сердцах горит любовь,

Вражду преодолеем30, —

можно сказать: примат или сразу полюбит, или ему придется возненавидеть на всю жизнь (Harlow, 1986: 310).

В этой замечательной цитате — квинтэссенция труда всей его жизни. Он пришел к тем же выводам, что и Фейрбейрн после проведенных исследований в приюте в Шотландии. Они оба заметили, что недостаток родительской любви (и у животных, и у людей) является источником агрессивности и озлобленности в будущем. Применительно к сценарию домашнего насилия этот вывод полностью подтверждается реальностью, в которой лишь тот, кто не испытал родительской любви в детстве, способен избить, искалечить или даже убить своего партнера.

30 Стихотворный перевод И. Писаренко в редакции Г. Альпериной. Оригинал:

The love or loves that we felt first Will bind our hearts together And afterwards for best or worst These loves will last forever.

We cannot kill the ones we love Or those loved by our mother.

A hatred cannot come above Our loves for one another.

Как ни парадоксально, но многие из партнеров, вовлеченных в домашнее насилие, кажутся, по крайней мере иногда, удивительно близкими друг другу. На самом же деле такая близость свидетельствует скорее о жесточайшей зависимости, чем о здоровых эмоциональных отношениях, основанных на любви. Для союзов, замешанных на такой аномальной зависимости, очень характерен внезапный разрыв отношений, если один из партнеров вдруг находит себе более подходящую пару, с которой он/она могут более полно удовлетворять свои потребности. Недостаток эмоциональной близости вкупе с болезненной, инфантильной зависимостью как раз и формируют ту атмосферу черствости и бессердечия, которая царит в союзах людей с патологиями характера.

Леонард Шенгольд28, автор книги с драматическим названием «Убийство души», исследует тему родителей, не испытывающих эмоциональной привязанности к своим детям. В этой книге он изучает влияние несчастливого детства на дальнейшую жизнь своих героев, коими он избрал Диккенса, Киплинга и Чехова. Шенгольд использует выражение английского писателя Е.М. Форстера «неразвитое сердце» как характеристику взрослого человека, который из-за особенностей своего воспитания ведет себя жестоко и агрессивно по отношению к следующему поколению: Форстер описывал неспособность проявлять заботу о ближнем, дефицит любви, радости и сопереживания. Такая внутренняя бедность — одновременно и последствие, и причина убийства души; в подавленном и несчастном ребенке она может породить бездну злобы, способную воплотиться в реальном убийстве, если ее не заморозить с помощью изолирующих защитных механизмов. И, конечно же, неразвитость сердца родителя может проявиться не только в безразличии к своему ребенку, но и в ненависти и жестокости (Shengold, 1989:192). Эта цитата подтверждает взаимосвязь между ненавистью и злобой покинутого ребенка и равнодушием родителя. Именно это произошло с малолетним преступником, о котором я рассказывал в главе 1, осужденным за издевательство и физическое насилие над своими племянницами. Подавленность из-за того, что мать бросила его в раннем детстве, продолжала проявляться в его поведении: он сосал палец, а накопленная за все его одинокое и безрадостное детство ярость теперь изливалась на тех, кто слабее его.





Комментарий к статье