«Каким образом случилось, что определенные цвета, звуки и формы доставляют удовольствие как человеку, так и низшим животным — другими словами, как возникло чувство красоты в его простейшей форме,— этого мы не знаем…» — писал Ч. Дарвин в «Происхождении видов». С тех пор положение не изменилось, и мы по-прежнему не знаем, как возникло чувство красоты в его простейшей форме, хотя об этом высказываются остроумные догадки.

Попытки применить естественнонаучные и математические методы к изучению чувства красоты сравнительно немногочисленны. Одним из пионеров в той области более полувека назад был американский математик Биркгоф. Полагая, что эстетическое наслаждение зависит от гармонических взаимосвязей в системе воспринимаемых объектов, он дал формулу М = 0/С, где М — эстетическая мера предмета, О — упорядоченность, а С — сложность.

Если у большинства представителей данной группы населения эстетические вкусы и оценки совпадают, это значит, что восприятие у них оказалось сходным в силу воспитания, одинаковых социальных условий, привычек. Но восприятие от этого не перестало быть обусловленным — в известной мере — психофизиологическими свойствами человека: «…Для немузыкального уха самая прекрасная музыка лишена смысла, она для него не является предметом, потому что… смысл какого-нибудь предмета для меня (он имеет смысл лишь для соответствующего ему чувства) простирается ровно настолько, насколько простирается мое чувство».

Среди специалистов по эстетике популярен анализ женской красоты, приведенный в диссертации Н. Г. Чернышевского. В частности, Н. Г. Чернышевский обратил внимание на то, что идеалы женской красоты у крестьян и у представителей высших классов различны, и указал на социально-психологические причины этого различия. Он же отметил, что черты, свидетельствующие о цветущем здоровье, никому не кажутся безобразными и привлекают всех.

Психика человека социально обусловлена, и потому, изучая психологию личности, мы изучаем ее как общественную психологию. Ведь только в обществе может обособиться человеческая личность: «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». К тому же мозг у всех людей имеет в существенных чертах одно и то же строение, и законы психофизиологии для всех одинаковы. Поэтому оценки «красиво» и «некрасиво» у разных людей во многом совпадают. Но это не означает монотонного однообразия вкусов.

В восприятии художественных произведений непременно присутствует восхищение делом человеческих рук. Собственно «руки» здесь понятие условное. Восхищение вызывает все, что создано силой ума и таланта.

Как бы ни было красиво кружево, гобелен или картина, но когда узнают, что это фабричная машинная работа, восторги тускнеют. Подсознательное восхищение — искусный мастер сделал своими руками — придает художественно-эстетическому наслаждению тот эмоциональный тон, который отличает его от наслаждения, скажем, красотами природы.

Эстетические чувства имеют еще одну особенность. Как бы ни были глубоки негодование, отвращение, презрение, вызванные мастерством актера (да и любого другого художника), протекают они на фоне возбуждения «центров приятного», причем возбуждение этих центров преобладает. Поэтому любое эстетическое чувство, даже скорбь и сострадание, субъективно воспринимается как эстетическое наслаждение. Это положительное чувство связано с художественным утверждением тех идеалов, которые разделяет зритель или слушатель. Вот почему сценическая трагедия может быть оптимистической.

Любые рассуждения о чувствах нуждаются в экспериментальной проверке: без опыта ни в чем не может быть достоверности. Но здесь мы сталкиваемся с препятствием. Изучать психофизиологию эстетических чувств можно только на человеке. Для этого необходимо регистрировать частоту дыхания и пульса, кожногальваническую реакцию, электрокардиограмму, возбудимость нервов, электрические потенциалы мимических мышц и т. д.

Установлено, например, что девятая симфония Брукнера действует на сердечно-сосудистую систему здоровых людей, подобно шуму, уменьшая минутный объем кровообращения. А адажио и аллегро из Третьего Бранденбургского концерта Баха повышает минутный объем кровообращения и снижают частоту пульса. И Брукнер, и Бах достаточно типичны для своего времени, и потому даже на этих двух примерах можно попытаться уловить некоторые закономерности.

В разных видах искусств используются разные коды, или, как ныне принято выражаться, разные знаковые системы: слуховые образы (музыка), зрительные (живопись), словесные (литература). «Строительный материал» литературы — не просто слова, а именно словесные образы; поэтому порядок слов порой имеет решающее значение. Известный судебный оратор А. Ф. Кони, хорошо знавший цену слова, писал об этом: «Стоит переставить слова в народном выражении «кровь с молоком» и сказать «молоко с кровью», чтобы увидеть значение отдельного слова, поставленного на свое место».