Загрузка...М. Есть рассказ об одном человеке, который прошел много километров и пережил множество трудностей, чтобы попасть к одной женщине, известному врачу. Когда он, наконец, добрался, сил у него почти не осталось. Он сказал врачу, что отчаянно нуждается в ее помощи. Врач, которая, возможно, была знакома с НЛП, естественно, спросила: «Что вы хотите?»
Человек сказал: «Я давно слышу о вас. Вы специалист в своей области. Пожалуйста, сделайте так, чтобы моя рука перестала болеть».
Врач, очень внимательная, с самого начала заметила, что человек положил свою руку на горячую печь. С пониманием в голосе она сказала: «У вас рука на раскаленной печи».
Человек ответил: «Да, я знаю. Пожалуйста, сделайте так, чтобы моя рука перестала болеть».
Врач откашлялась и сказала: «Если вы уберете руку с горячей печи, она перестанет болеть».
«Но вы не понимаете, я не хочу убирать руку. Я лишь хочу, чтобы вы сделали так, чтобы рука перестала болеть».
Подумав, врач ответила: «Так значит, вы не хотите изменить свое поведение. Вы лишь хотите, чтобы ваша рука перестала болеть. Хорошо, это возможно, есть множество методов, включая хирургическое удаление нервов, чтобы вообще убрать чувствительность в руке. Но если вы и дальше будете держать руку, пусть даже не чувствуя боли, на печи, то она безусловно поранится. Возможно, для вас пришло время с уважением вслушаться в свою боль. Очевидно, она скажет вам что-то важное».
В этой аллегории человек хочет, чтобы боль прошла. Никакой ценности он в ней не находит. Но видя и ощущая, как печь поджаривает его руку, он что-то знает об источнике своей боли. Но этого осознания недостаточно. Он хочет поступать так, как всегда поступал, а последствия его мало заботят. Он не знает, как научиться у своего страдания. Он не знает, что и боль бывает информативна.
Кто из нас не обращал внимания на зов своего тела и эмоций? Будучи невнимательными к своей боли, мы упускаем возможность лучше понять себя. Мы игнорируем свои самые глубокие чувства и самые высокие цели.
Затем, подобно человеку с рукой на раскаленной печи, если мы не учимся у своей боли, если мы не чтим позитивную направленность нашего страдания, мы можем требовать решения, которое не только вредно, но в конечном счете явится источником даже большего ущерба.
Человек, у которого так сильно болит рука, сумел сосредоточиться лишь на цели окончания боли. Он не понимает, что есть люди, готовые на все, лишь бы получить способность чувствовать боль. Проказа, к примеру, уничтожает определенные нервы в конечностях человека, и он вообще ничего не чувствует кончиками пальцев. В итоге, у прокаженного можно отнять пальцы, а он не почувствует боли. Давным-давно, когда многие прокаженные были вынуждены жить в пещерах, люди думали, что болезнь разрушает пальцы. На самом деле, в то время как прокаженные спали, крысы, обитавшие в пещерах, объедали их. А у прокаженных не было счастья или дара боли, которая сигнализировала бы о необходимости быстро отдернуть руку.
Вполне возможно использовать наше личное страдание в качестве путеводного огня, чтобы осветить его источник и присущую структуру. Боль информативна, поскольку сообщает нам, на что обратить внимание, в каком месте с нежностью и состраданием полечить рану. Боль ведет нас к истоку раны. Боль обычно поначалу лишь шепчет, но когда на нее не обращают внимания, она может и закричать.
На другом уровне находится дар перекрытия нашего эмоционального дискомфорта — это сострадание к боли другого человека. Страдание может сплотить людей во взаимном понимании. Когда мы страдаем, зачастую мы ищем компанию других. Наша боль усмиряет нас. Она — самый большой уравнитель. Подобно рождению, болезни, старости и смерти, боль игнорирует наше высокомерие и ставит нас на колени, где так или иначе мы все равны. Другими словами, если в жизни не было боли, если не было страданий, то трудно сочувствовать другим людям, невозможно понять их и идентифицировать себя с ними. Страдание, которое я испытал в детстве в эмоционально разрушенном алкоголем семействе, дало мне возможность достичь большей духовной глубины и большего сострадания к другим. Не ободрав собственных коленок, без собственных болей прошлого и настоящего, откуда было мне узнать о ценности золотого правила? Я страдаю, и потому знаю тебя так, что не могу даже выразить это.
Порой мне кажется, что страдание, которое я вынес в своей жизни, было необходимо, чтобы углубить связь с человечеством и усмирить себя перед лицом того, чем я не могу управлять сознательно. С этой точки зрения сострадание — это счастливый дар или драгоценный камень боли. Само слово «сострадание» сложено из двух слов — «совместно» «страдать». Когда мы сострадаем кому-то, мы знаем, что страдание другого человека отражает нашу собственную боль и в более широком смысле — состояние человека. Таким образом, сострадание можно рассматривать как основу цивилизации. Мы более цивилизованны, когда знаем нашу собственную боль и можем представить себя на месте других людей. Возможно, сострадание и доброта, порождаемая ею, — это также основа для создания мира, к которому люди на самом деле захотят принадлежать.
Д. Врач сказала человеку, положившему руку на горячую печь: «Уберите руку с печи; это причиняет вам боль», и человек ответил: «Нет. Я хочу, чтобы вы остановили мою боль». В некотором смысле это опошляет его боль. Определения, которые Роберт МакДоналд дает в своем «Эмоциональном и духовном словаре» в прил. А, специально делают различие между «болью» и «раной». С точки зрения всего изложенного «боль» — физическое ощущение. «Рана» между тем является эмоциональной реакцией на боль и не имеет никакого значения. К примеру, когда мой сынишка падает с велосипеда и сдирает коленки, он
чувствует боль, но это не беспокоит его. Это потому, что его боль имеет значение. На самом деле, он зачастую гордится своими ссадинами. Они для него перед его друзьями все равно, что медаль «За отвагу»».
Гораздо сложнее дело обстоит с «раной», которая является «незначимой болью». Когда боль имеет значение, справиться с ней проще.
Рассмотрим переживание рождения. Когда моя жена рождала детей, она испытывала много «боли», но это не было «раной». Находясь рядом, я не просто говорил ей, как надо дышать. Важнее для нее было то, что я напоминал о значении происходящего — что она рождала ребенка, которого будет любить и лелеять. Соприкоснувшись со значением происходящего, она восприняла роды не как «рану», даже при том, что физическая боль была значительной.
Я это говорю не для того, чтобы упростить ее боль, и не для того, чтобы искать болезненные переживания с целью познания и развития. Наоборот, важно уметь отличать «значимую» боль от «незначимой». Не нужно, чтобы люди проходили необязательную или незначимую боль. Ведь главная причина того, что мы с Робертом пришли в НЛП, и состоит в том, что мы поняли, что можно облегчить ненужное страдание. Один из наиболее замечательных аспектов НЛП: нейролингвистическое программирование предоставляет очень много средств, чтобы помочь облегчить страдание. В этом одна из причин, почему мы занимаемся Инструментами Духа.
С другой стороны, уменьшить боль, столь необходимую людям, — значит отнять у них важное знание. Многие думают о болезненных чувствах как о чем-то просто «плохом». Появляется у них какая-то отрицательная эмоциональная реакция, они тут же стараются от нее отделиться. Но такое отделение может также удалить и возможность обнаружения ценности и значения боли.
Значимая и незначимая боль © 1996—1997 Авторское право Роберта МакДоналда
М. Вот разработанная мною модель, которая описывает различные реакции на боль. Если ударить меня по руке, я почувствую боль. Эта боль — естественный дискомфорт от «двойственности». Но если я не способен признать положительную функцию боли, не способен обнаружить контекст для боли, который превратил бы ее в значимую, то я словно ухожу от фактической боли. И вместо простой боли я чувствую рану от боли. То есть, если фактическая боль не имеет для меня значения, я ощущаю рану. Я начинаю задаваться вопросами: «Почему меня ударили?»;
«Почему мне больно?» Другими словами, если я не нахожу значения в боли, я могу отделиться от боли и почувствовать рану от боли. «Рана» — это слово, которое я использую, чтобы описать переживание незначимой боли.
Теперь, если я продолжу двигаться от своей незначимой боли, если я отойду от фактической боли и даже от своей раны, тогда я почувствую злость из-за нанесенного по руке удара. Эта злость есть форма страдания, результат множественных диссоциаций от боли. То есть я страдаю от раны из-за нанесенного по руке удара.
Теперь, если я отойду от злости и даже дальше — от изначальной боли, я могу почувствовать депрессию. И эта депрессия есть форма несчастья. То есть я в депрессии от факта, что я страдаю, потому что у меня рана от боли в моей руке.
А если я отойду еще дальше от своей изначальной боли, я вступлю в состояние агонии. Я мучаюсь от депрессии. И в конечном счете я могу так далеко уйти от своего начального переживания, что перейду в состояние оцепенения.
Такое схематическое решение иллюстрирует то, что происходит, когда мы двигаемся от нашей боли. На мой взгляд, именно множественными диссоциациями от простой боли многие из нас пытаются принести себе мир, безопасность и покой; однако в действительности все происходит с точностью до наоборот: множественные диссоциации от незначимой боли в конечном счете приводят к оцепенению. К сожалению, по-видимому, многие из нас путают лишенное материальной оболочки оцепенение со значением глубокого духовного счастья. А такое состояние оцепенения не является состоянием духовного счастья или тождества. Это просто состояние нечувствительности. Но, вернувшись в свое тело, я могу почувствовать свою боль и отметить, где и сколько боли я чувствую. Тогда простая боль — это естественный дискомфорт от того, что я жив.
Возможно, наиболее важный вопрос, касающийся боли: «Как мне к ней относиться?» Или: «Как мне определить ее значение?» Конечно, переходя от психологии к духовности, мы оставляем область навыков и хороших и плохих чувств, и входим в область, где можно было бы перефразировать вопрос из книги Тадеуша Голаса «Путеводитель для лентяя к просвещению»: «Так для чего же нужна была моя сердечная доброта?» Может, для веселой воскресной прогулки? В «Инструментах Духа» мы говорим, что сердечная доброта нужна для самого главного — нашей тени. Ведь что требует самой чистосердечной открытости, нежнейших поцелуев и объятий — да это наша самая простая боль.
На первый взгляд все это покажется нерациональным. «Рациональным» будет избежать боли, диссоциироваться от нее, что подтверждается схемой. Но с точки зрения духовности мы должны возлюбить и воспринять то, чего боимся. Таким образом, наш самый великий страх становится нашим проводником в любовь. Можно сказать и по-другому: если ты возлюбил Ад, ты на Небесах. Если я возлюбил Ад, и не то что он мне нравится, но я нахожу красоту в нем, если сердце мое открыто к самому сокровенному, я могу быть на Небесах.
Между тем наша типичная реакция — отойти от боли. Духовная же реакция — это отметить наиболее ранящее для последующей интеграции. В этом и состоит путь. Это и есть путь сам по себе, каким бы он ни был. Вернувшись домой в свое тело, я получаю возможность выяснять, что чувствую, и чего я больше всего боюсь, и что все это для меня означает. И именно этим путем можно трансформировать раны, гнев, страдание, уныние, несчастье, агонию, отчаяние и оцепенение.
Духовность обеспечивает нас значением, которое позволяет ощущать нашу боль как просто боль. Я могу бороться с переживанием или я могу открыться и принять то, что я чувствую, включая свою боль, как нечто полезное и достойное моей любви. По-моему, духовность напоминает о необходимости ощутить что-то большее, чем мы есть. Возможно, конечное состояние — это любовь к жизни и смерть, свет и тень.
Д. Некоторые услышат такое и подумают: «Да как же можно соединять принятие страдания и «создание мира, которому люди хотят принадлежать»?» Важно помнить, однако, что мы не говорим о принятии ненужного страдания. Но, если мы боимся ощутить боль, невозможно познать то, что необходимо и что является ненужным. Для меня принятие моей боли позволяет мне реагировать на нее более мудро.
М. Принятие ведет к мудрости, чтобы выйти за пределы страдания и выяснить его значение. Необходимая боль несет с собой и дополнительную информацию. К примеру, у одного из моих клиентов был псориаз. Я ему говорю: «Загляните в себя и обратитесь к той своей части, которая создала псориаз, с положительным намерением. Какие сведения у нее есть для вас?» Часть, создавшая псориаз, ответила: «Я действительно хочу дать тебе шанс немного отойти от людей. Тебе нужно побыть одному, успокоиться». В данном случае положительная цель псориаза состоит в обретении спокойствия Духа. Необходимость в спокойствии Духа — в этом и состоял смысл псориаза, который мой клиент сначала принял как незначимую боль. А ему и нужно-то было — что побыть наедине с собой, обрести спокойствие духа, подумать, поразмышлять. В этом и был посыл его физических симптомов. Это был также и дар. Осознание пришло в виде псориаза. Как только послание было доставлено, боль стала почти ненужной, потому что он получил дар послания. То, что сделало боль полностью ненужной, обладало средством изменить ее.
Таким образом, боль становится ненужной, когда:
- она донесла свой дар или посыл;
- у нас появляется средство преобразовать ее.
Боль необходима, пока она еще не доставила свой посыл, пока она пытается доставить свой дар, а индивид остается неспособным понять это. Мой клиент сначала подумал: «Ерунда какая-то. Для чего мне это ужасное соматическое заболевание? Тут нет смысла». Он еще не обнаружил скрытого посыла. Другими словами, если индивид не получает посыла своего симптома, то это — все еще необходимая боль. Если он понимает, но не способен положить конец боли, это тоже необходимая боль, потому что она не может быть изменена.
Другой пример. Скажем, вы боитесь выступать на публике. Если вы раскрываете положительные причины своего страха, узнаете эффективные способы преобразования этого страха в волнение и осознание чувства собственного достоинства, то расстраивающие вас эмоциональные реакции полностью разрешимы и поэтому больше не необходимы. С другой стороны, если вы не можете преобразовать свой страх, не нашли глубинную личную ценность послания или дара, тогда страдание будет продолжаться. Необходимое страдание — это такое страдание, которым мы не способны управлять и которое не позволяет доставлять вам дар.
Д. Значение — главный фактор, определяющий, является ли боль необходимой или ненужной. В истории Роберта о женщине, усевшейся на его место на лекции доктора Сиджела, определенная информация преобразовала его чувства. Осознание, что у женщины рак, поместило ситуацию в другой контекст, что придало происходящему глубокое значение. Одна из ценностей духовного осознания состоит в том, что оно обеспечивает довольно большой контекст, чтобы придать значение всем нашим переживаниям, даже наиболее травматичным.
М. Удивительно, но самоубийство моего отца стало для меня одним из величайших его даров. Конечно, в тот момент я и подумать так не мог. В такие моменты окружающие обычно чувствуют ошеломление, боль, печаль, беспомощность, вину, позор и гнев. Но из глубины моего страдания появился драгоценный камень глубочайшего сострадания. Я убежден, что драгоценный камень есть в каждой боли. И возможно, этот драгоценный камень глубокого эмоционального страдания есть любовь, которая у меня появилась к жизни, несмотря на то, что я узнал, что жизнь включает в себя и боль, и смерть.
Д. Цель наших действий по отношению к смерти состоит в том, чтобы помочь ответить на вопросы: «Как мы получаем то, что является незначимым и придаем ему значение?»; «Как мы принимаем необходимое и отпускаем ненужное?»; «Как мы противостоим собственным теням!»
М. Чтобы выполнять это, нам нужны нежность друг к другу, сострадание, глубокое осознание своего дискомфорта. Мы должны чувствовать каждой своей клеточкой, что любимы. Нам нужны качества и ценности сердца.
Дочь Роберта Дильца: тени и свет
Д. Наша тень — это собственная наша часть, так порой нас смущающая. Мы и чувствовать ее не хотим, и даже признавать не хотим, но она наша. И заставить ее уйти не можем. На самом деле, мне нравится указывать, что чем более яркий свет, тем более темные тени. Когда наступает пусть даже незначительное духовное пробуждение, внезапно видишь тени, которых не видел прежде, потому что свет стал более ярким.
Когда родилась моя дочь, к примеру, это было одним из наиболее замечательных переживаний в моей жизни. Я думаю, что иметь дочь — это очень трансформационно для человека. Когда Джулия родилась, в моем сердце открылось такое, о чем я и представления не имел. Она была действительно ярким светом. Но, проведя с ней все лето, я был вынужден вновь пуститься в путь. Я улетел в Европу, чтобы провести семинар. Это было в первый раз, когда я был так далеко от нее. Однажды утром, находясь в ванной в гостинице, готовясь идти на семинар, я услышал крик из комнаты. На мгновение мне показалось, что это моя дочь кричит от боли или страха. Я поспешил в комнату и нашел, что это кричали в телевизоре. Показывали репортаж из Сомали. На экране была девочка из Могадишо,
умиравшая от голода. Ее крик был очень похож на крик моей дочери. Я был так привязан к дочке, что сердце мое чуть не выскочило у телевизора. А до рождения Джулии для меня такие сюжеты были просто безымянными телевизионными образами. Сейчас же страдание ребенка за тысячи миль от меня терзало мое сердце.
Я понял в тот момент, что у меня есть выбор: можно выключить телевизор со словами: «Ну, это так далеко, да и происходит с кем-то мне неизвестным, так что мне все равно». А можно распахнуть свое сердце, открыться, осознать, что этот ребенок находится не дальше моей собственной дочурки (и физически, и эмоционально). Спектр страдания и смерти стал очень реальной тенью. Факт, что люди умирали от голода, оказался не просто сюжетом или отвлеченной концепцией. Я его ощутил. И выбор в пользу того, чтобы выключить телевизор, закрыть свое сердце, означал бы так или иначе любить свою дочь меньше. Я понял, что любить свою дочь означает, что я должен позволить моему сердцу лишиться покоя. Словно тот, кого я любил, умирал, и я был беспомощен сделать что-нибудь. Моя тень всегда по жизни была рядом, но темнота и ее реальность никогда прежде не были столь очевидны.
Это — иллюстрация того, что, когда свет становится более ярким, тень становится более видимой. В присутствии света мы больше не можем игнорировать боль, страдание и страх.
Основной посыл для темы смерти — чтобы суметь преобразовать наши тени или справиться с ними, нужно «необусловленно полюбить». Мое собственное осознание этого пришло через образы голодающего ребенка и моей дочери. Я решил «любить необусловленно», что значит любить и эту кроху, умирающую в телерепортаже, несмотря на всю свою беспомощность в этом случае, даже если такая любовь приведет к еще большей боли в моей жизни.
Отец Роберта МакДоналда: необусловленная любовь
М. Чем больше осознаешь, что любишь, тем больше вероятности разбить себе сердце. В психологическом отношении одна из причин того, что мы избегаем признаться в том, чего хотим, и лжем об этом и себе и другим, заключается в боязни, что если мы осознаем, чего хотим, то можем этого не получить. Наше положительное намерение в этом переживании состоит в том, чтобы испытать внутренний покой, но вместо этого мы становимся менее живыми и более оцепенелыми. Мы полагаем, что, если только остаться «мертвым», тогда нет нужды испытывать болезненные аспекты жизни. И это приводит нас к центральному вопросу при работе с нашими тенями: «Что нам делать с тенью!» Мы знаем, что Христос говорил о любви к нашим врагам. Но как мы любим свои тени ? Другие вопросы: «Для чего мне это нужно?»; «Почему я должен любить перед лицом боли и горя?»; «Разве нет пути для меня, чтобы любить и не разбивать себе сердца?»
Когда мне исполнилось 40, мама сказала, что человек, которого я считал своим отцом, на самом деле отцом мне не был. Это был настоящий удар. Человек, которого я всегда считал своим отцом, Билл МакДоналд, совершил самоубийство, когда мне было 27. Он родился в семье алкоголиков, сам был алкоголиком и покончил с собой на Рождество в 1972 г. Поэтому, когда мама сказала: «Он не мог быть твоим отцом», — это оказало глубокое воздействие на каждый аспект моей жизни. Если Билл МакДоналд не был моим отцом, тогда возможно, мой биологический отец не совершил самоубийства, и, если это так, возможно, у меня совсем иная родословная. Это могло объяснить чертовски много в моей жизни. Неопределенность в отцовстве была главной семейной тайной. Когда все это происходило со мной, я задался вопросом: а есть ли вообще семьи без тайн?
Мама сказала: «Я хотела, чтобы ты знал, потому что я очень любила другого человека. Когда я была беременна тобой, мы не были уверены, его ли ты сын или сын Билла
МакДоналда». По моему мнению, мама была очень храброй. Я очень горжусь ею, потому что она разделила со мной нечто глубоко важное для нее, что могла бы продолжить хранить как тайну. И если бы она умерла с этой невысказанной тайной, моя жизнь сложилась бы совсем по-другому. Я чувствую это как оказанную мне честь, что она разделила такую чувствительную и важную информацию со мной.
Из-за храбрости моей матери я оказался способен на поиски своего отца. Я думал, что если смогу найти этого человека, то смогу найти и способ определить, является ли он моим биологическим отцом. Я обратился в агентство. Я исследовал какие-то старые фотографии и, что любопытно, оба этих человека были очень похожи друг на друга.
В итоге я обнаружил, что тот человек умер приблизительно лет за 6 до этого. Я не был уверен, в том, кто был моим биологическим отцом, — тот, который умер 6 годами раньше, или тот, который совершил самоубийство за 13 лет до моего сорокалетия. Как мне было узнать, который из них мой отец? Я старался и так и этак, но так и не мог решить загадку. В итоге я просто сдался.
Очень скоро после того, как я отказался от своих бесплодных поисков, мне приснился сон, будто Билл МакДоналд пришел ко мне. Во сне он встал прямо около меня. Я сидел, а он стоял. Он посмотрел на меня и протянул мне свою левую руку, чтобы я видел. Я посмотрел на нее, потом протянул свою левую руку, и мы оба посмотрели на свои левые руки. Сухо так он сказал: «Видишь?» Пожав плечами, я сказал: «Да, это твоя левая рука, а это моя». А он отвернул свой большой палец особым образом, и я заметил двойной сустав у основания его левого большого пальца. Я сказал: «Да, у меня тоже двойной сустав там же, и я тоже могу так повернуть палец. Я помню, что ты показывал мне, когда я был маленьким, и говорил, что только у нас…» Я посмотрел на него и почти закричал: «Ты — мой отец!» Внезапно я все понял. Он пришел ко мне во сне, чтобы сообщить, что он мой отец. Я заплакал.
Он сказал: «Да». Затем он отошел и прилег на кушетке. Я смотрел на свою руку и ощушал это ошеломляющее чувство возвращения домой, обретения своего отца. И я встал и пошел к нему. Я чувствовал, как раскрываются мои объятия из-за избытка чувств в моем сердце; оно готово было разорваться, и я был вне себя от желания обнять его. «Ты — мой папа, мой отец. Вот ты, мой отец». И, подходя к нему с широко открытыми объятьями, я стал вдруг осознавать, что он собирается умирать, что он совершит самоубийство. В тот момент я знал, что у меня есть выбор. И этот выбор был совершенно ясен для меня. Если я сохраню объятия, если я продолжу любить его, мое сердце будет разбито. И тогда я понял, что выбора для меня не было. Было только одно — мне нужно было необусловленно любить, даже перед лицом боли, горя и страдания. Другого было не дано, ибо с закрытым сердцем жить не стоило. С закрытым сердцем нет радости, нет возможности быть полностью живым. Так что я сохранил свое сердце открытым и необусловленно полюбил Билла МакДоналда. И мое сердце было разбито и исцелилось.
Мой отец учил меня, что любовь — это 100 %-ное участие в жизни с осознанием того, что те, кого вы любите, будут взяты от вас, и того, что, если любишь, твое сердце будет разбито. Любовь — это полное участие с осознанием, что все, что тебе дорого, непостоянно и в один прекрасный день умрет. Дом твой развалится. И тело распадется. Все умрет. И даже сейчас, в этот момент, мы умираем. Я люблю Роберта Дилца. Но однажды он умрет. Я умру. И все же это не причина отказываться от любви. «Необусловленная любовь» — вот чему научил меня отец той ночью. И все же если необусловленно любишь, сердце твое будет разбито. Это — не предположение. Это точно. Вопросы же таковы: «Для чего продолжать необусловленно любить?»; «Какой прок в том, чтобы продолжать открываться снова и снова, и вновь, и опять?» А разве есть выбор?
Выход в тень
Д. Сегодня мы займемся вот чем: «Что мешает нам освободиться оттого, что больше нам не нужно, чтобы вылечить глубоко важное для нас?»
М. Что мы хотим, это нам ясно. Мы хотим плодов Духа, таких как мир, радость, любовь к себе или «приближение к Богу». А что нам мешает получить все это прямо сейчас? Что закрывает нас от Бога, от глубокого внутреннего покоя, радости в жизни прямо сейчас?
Д. А мешает нам тень.
М. Большинство воспринимает тень как нечто, отчего необходимо избавиться, на что следует напасть и уничтожить. Мы придираемся к нашим теням вместо того, чтобы заметить, что они несут к нашим ногам, а несут они ни много ни мало, а трансформацию.
Д. Один из наших процессов назван выходом в тень. Это способ непосредственного восприятия своей собственной тени.
М. Это упражнение требует немного пространства. Чтобы сделать его, нужно снять туфли и встать посреди комнаты. Если вы носите очки, положите их куда-нибудь в безопасное место. Этот процесс требует доступа к чувствам, или 1 -й позиции, чтобы получить эмоциональное воплощение.
Д. В этом упражнении у вас будет две позиции. Одна позиция— 1-я — это позиция для самого себя, или «Я-позиция», другая позиция — 3-я — или позиция наблюдателя. Создайте эти позиции, разметив две площадки на полу, одну перед другой. Та, что впереди, — это «Я-позиция». Большую часть упражнения вы проведете именно здесь. Ближе к концу упражнения мы попросим вас шагнуть назад в позицию наблюдателя. Для начала упражнения станьте в 1-ю позицию. Находясь в «Я-позиции», запомните образ, символ или метафору, которую вы создавали для своего большого «Я». Это такое «Я», каким вы хотите стать. Оно включает ощущение духовной цельности и духовной связи, необходимые вам больше всего. Оно содержит ощущение исцеления, любви,
глубокого внутреннего покоя, радости, безопасности, связности и принадлежности.
М. Ощущая, насколько вам нужны эти «плоды» Духа, пожалуйста, говорите вслух: «Любовь причастна ко всему, несмотря на изменение, непостоянство и смерть». Позвольте себе почувствовать значение этих слов. И в то время как вы позволяете своим чувствам углубляться, можно подумать о Боге, Духе или Источнике.
Д. Чувствуя свое ощущение связности с Богом, Духом или Источником, скажите громко: «Я перестал стараться изменять Тебя, Дух или Бог. Я теперь намерен понять и принять себя таким, какой я есть».
Отметьте, что эти слова означают для вас.
М. Осознайте, сколько раз вы старались изменить Бога. Как часто вы упорно трудились, чтобы сделать волю Божию или Вселенную чуть-чуть иными? Как часто вы настаивали, что именно вам известен верный путь, а «Бог немного задержался в пути»?
Д. Возможно, вы говорили: «Если бы только Бог был более сострадателен… Если бы только Бог был более мудрый или любящий… Если бы только Бог больше заботился, то мир был бы больше мне по нраву».
М. Возможно, в прошлом вы спорили, что, если бы Бог больше любил или знал, то не было бы столько страданий в местах, подобных Могадишо или Боснии. Но теперь в этом упражнении вы объявляете: «Я прекратил стараться изменить Тебя, Боже. Я намереваюсь принять себя таким, каков я есть».
Прочувствуйте это решение. И в то время, как вы стоите в центре комнаты, начните распахивать руки все шире и шире. Словно вы открываетесь Богу, Духу, Христу, Будде, Деве, Источнику, Вселенной или Песне. Вы открываетесь всему, что хочет Бог. Вы говорите вслух: «Я отдаюсь Тебе (Бог, Христос, Дух, Источник). Я отдаюсь Тебе… Несмотря ни на что. Пусть даже мир остается таким же. Пусть даже Ты хочешь погубить моих детей».
Д. Какое чувство у вас было бы, если бы Бог захотел забрать все самое ценное для вас?
М. Даже если открытость Богу означает, что сердце будет разбито, скажем: «Я буду делать то, что Ты хочешь; я отдаюсь Тебе полностью».
Д. В то время как вы говорите это, отметьте в своем теле, какая тень начинает появляться. Что мешает вам полностью открыться?
М. Отметьте, что мешает вам отдаться полностью Богу сейчас. Какие боли, какие мысли, какая путаница останавливают вас?
Д. И отметьте, где вы чувствуете эту реакцию, эту отрицательную или ограничивающую болезненную реакцию в своем теле. Где вы чувствуете эту тень? Где она живет в вашем теле?
М. Где вы чувствуете страх или сопротивление в своем теле? Коснитесь части своего тела, где вы чувствуете вашу реакцию на тень. Позвольте этому чувству стать более интенсивным.
Д. Усильте это чувство, а не избегайте его, позвольте своему вниманию сосредоточиться полностью на тени на мгновение. Побудьте с этим.
Почувствуйте тень в своем теле. Коснитесь этой части своего тела и позвольте образу или символу, который представляет эту тень, начать проявляться.
М. Вы можете увидеть или почувствовать нож, оружие, гроб или даже присутствие другого человека, тень могла бы даже принять неопределенную форму или форму абстрактного символа.
Каково ваше восприятие этой тени, которая вызывает у вас страх, страдание или боль? Если вы не видите этот символ, просто протяните руки и пусть они вылепят его сами. Позвольте своим рукам вылепить то, что стоит у вас на пути. Позвольте вашим рукам слепить образ источника вашего страха, страданий и боли.
Д. Начертите руками контур. Позвольте себе находиться в этом эмоциональном состоянии некоторое время и действительно отметить форму того, что вызывает вашу реакцию.
М. Когда вы идентифицировали ваш символ или образ тени, осторожно сделайте шаг назад на позицию наблюдателя, так чтобы вы могли видеть самого себя перед собой.
Д. Отключите свое переживание тени и измените вашу физиологию.
М. Перед собой увидьте себя самого, связанного с тенью. Увидьте самого себя и тень и посмотрите, как они связаны, как сцеплены друг с другом. Укажите на свой образ, на тень перед собой и скажите: «Это я сам, а это тень». Посмотрите, как они связаны или сцеплены.