Личность

В психологии термином «личность» обозначают системное качество, приобретенное человеком в ходе предметной деятельности и общения. Это системное качество характеризует человека со стороны его включенности в общественные отношения. Личность человека формируется в процессе общественной практики, выступает как активно действующее целое (система), в котором познание окружающей действительности осуществляется в единстве с переживанием.

Индивидуальные психологические и психофизические свойства, интегрированные на уровне темперамента и отчасти характера, являются органической предпосылкой возникновения личности, как и «причиной» ее рождения. Понятие «индивидуум», в котором сосредоточены все индивидуальные свойства конкретного человека, относится к «носителю» того системного качества, которое и есть личность. Системообразующим основанием личности является предметная деятельность (по А.Н. Леонтьеву). Преобразуясь в деятельности, индивидуально типические свойства человека вносят свой вклад в развитие личности. В свою очередь, развитие есть основная форма существования личности (по А.Г. Асмолову). В процессе жизнедеятельности человек постепенно переходит от одной деятельности к другой. В этом чередовании всегда имеется ведущая деятельность, т.е. в большей степени, чем иная, определяющая смысл существования человека в данный момент его развития. Источником развития личности служат общество, культура, ценности, опыт других поколений, которые человек усваивает в процессе социализации. Усвоение этого опыта — всегда активный процесс. Общество — источник, из которого личность «черпает» то, что открывает для себя; то, что личностью еще не открыто в обществе, не впитывается в человека. Движущей силой развития личности являются противоречия в системе предметной деятельности: человек всегда желает большего, чем достиг. Психологами (например, В.Г. Асеевым, В.А. Петровским) обнаружена так называемая «надситуативная активность» личности, проявляющаяся в том, что человек обнаруживает неадаптивную (в обычном смысле) тенденцию ставить себе разного рода сверхзадачи, выходить за рамки деятельности, что противоречит установке и приобретенному опыту. Это противоречие и оказывается той силой, которая заставляет человека переходить к новой деятельности, развиваться.

В качестве единиц анализа личности принято выделять активность, направленность, «динамические смысловые системы», по А.С. Выготскому, степень осознанности своих отношений к действительности: установка, самосознание, образ «я», самооценка, уровень притязания и др. Эти единицы и составляют (вместе с темпераментом и характером) живую, постоянно изменяющуюся, «пульсирующую», развивающуюся систему — личность.

Как видно даже из этого краткого определения понятия «личность», пытаться найти «типы личности» — задача нереальная. Никакая личность в «тип» не укладывается. По мере формирования личность человека все более индивидуализируется. Дать исчерпывающие определения личности конкретного человека — это описать весь путь его развития, рассказать о его жизни, открытиях, переживаниях, выборе той или иной деятельности и т.д. Поэтому дать определение личности «будущего алкоголика» в принципе невозможно. Единственное, что можно сделать, — это описать некоторые стороны, «личностные особенности», этапы развития, некие условия развития личности того, кто впоследствии становится на путь алкоголизма (например, тип воспитания). Однако это не есть описание личности как системы, имеющей свои внутреннюю структуру, динамизм, содержание, смысл, мотивы поведения, морально-этические, нравственные, эстетические, политические, педагогические, интеллектуальные и другие компоненты.

Абсолютно «типичным» для всех алкоголиков является то обстоятельство, что на определенном этапе формирования, социализации, индивидуализации личности вмешивается алкоголь. Злоупотребление им и последствия, вызванные этим, вносят свои «коррективы», искажают, затрудняют развитие личности.

Похожесть личности больных алкоголизмом на некий тип «личности алкоголика» связана, во-первых, с токсическим (длительная алкоголизация) фактором, приводящим к различным мозговым дисфункциям; во-вторых, с той социальной ролью, которую больной начинает играть из-за конфликта с обществом, бегства в «алкогольную субкультуру», потери социальной активности, общественно значимых интересов и мотивов деятельности. Однако эта похожесть алкоголиков друг на друга возникает при далеко зашедшем процессе и связана с постепенным разрушением личности, т.е. «личность алкоголика» — это процесс прогрессирующей «потери личности». Чем больше человек разрушает себя алкоголем, тем более он становится похож на «личность алкоголика», вернее, его личность приобретает те типичные клинические изменения психики человека, которые обозначаются клиницистами как «алкогольная деградация личности».

Таким образом, если последовательно проводить идею о том, что существует особый тип «личности алкоголика», то мы немедленно придем к такому пункту процесса «обезличивания» человека вследствие болезни, что термин «личность» для обозначения конечного результата тотального слабоумия уже неприменим.

Алкогольное слабоумие — конечный этап алкогольной болезни, финал личной трагедии человека, вставшего на путь злоупотребления алкоголем. Далеко не все алкоголики доходят до этого финала. По данным разных авторов, не более одной трети «хронических алкоголиков» достигают стадии полного разрушения личности. У большей части больных алкоголизмом даже и в Лалеко зашедших стадиях болезни сохраняется индивидуальность психического облика, сохраняется особая, свойственная только им структура личности, хотя и сильно деформированная и измененная болезнью.

Практика лечения больных алкоголизмом, в частности длительная психотерапия, в процессе которой значительно ярче и глубже раскрывается личность человека, чем при психологическом тестировании, показывает, что каждый идет к алкоголизму по-своему, индивидуальным путем, хотя «вехи» на этом пути могут быть типичными для большинства алкоголиков. Перефразируя известную поговорку «Все дороги ведут в Рим», можно сказать: «Все пути привыкания к алкоголю ведут к алкоголизму». Каким бы ни был индивидуальный путь развития зависимости от алкоголя, в конце концов он начинает укладываться в клинические понятия «алкоголизм I стадии», «алкоголизм II стадии», «алкоголизм III стадии», «алкогольное слабоумие».

Если оторваться от чисто клинического рассмотрения алкогольной болезни, т.е. от оценки типичных признаков алкоголизма — потери контроля, абстинентного синдрома и т.д., и рассматривать процесс формирования алкоголизма в контексте динамики развития личности, то можно увидеть, что злоупотребление алкоголем вмешивается в нормальное развитие личности человека, на каком бы этапе это не происходило, искажает, деформирует это развитие и в конечном итоге вызывает патологию. Очевидно, особая «уязвимость» личности человека по отношению к алкоголю связана с определенными кризисными этапами развития личности, а не является просто характеристикой психической преддиспозиции к алкоголизму вообще, как считал, например, Е. Джеллинек. Он писал, что плохо организованная, неинтегрированная личность, легко выводимая стрессором (т.е. любым агентом окружающей среды, воздействием, вызывающим стресс-реакцию) из равновесия, нуждается в сложных ситуациях в искусственном облегчении — снятии напряжения с помощью алкоголя. Чем больше дезорганизация личности в ситуации стресса, тем больше потребность в облегчении психического состояния и в компенсации. Как же в таком случае объяснить факты развития алкоголизма в пожилом возрасте? До 60 лет человек «неуязвим» к алкоголю, а затем становится уязвим? Другие факты: многие «проблемные пьяницы» — молодые люди — после определенного возраста «остепеняются» (женятся, приобретают хорошую профессию, находят свое место в жизни и т.д.) и прекращают злоупотреблять алкоголем; так называемые «горькие пьяницы» начинают злоупотреблять в любом возрасте после тяжелой психической травмы, чаще всего после утраты любимого человека и сильной эмоциональной привязанности, т.е. в ситуации кризиса.

Наши собственные наблюдения за тем, как складывалась личная жизнь больных алкоголизмом, показывают, что переход от случайного, эпизодического потребления алкоголя к частому и «мотивированному» (злоупотребление) совпадает по времени с каким-либо переходным состоянием в развитии личности: у подростков — «освоение уличной территории» и вхождение в группы сверстников, определение своей роли и функций в этих группах или подражание более старшим подросткам и взрослым, стремление быть на них похожими, в том числе в «умении пить»; у молодых людей — начало трудовой деятельности, вхождение в новый коллектив, окончание службы в армии, начало половой жизни, брак, изменение структуры семьи, рождение ребенка, освобождение от влияния родителей и т.д.; у людей зрелого возраста — изменение профессиональной деятельности (у некоторых — достижение желанной цели), у отдельных пациентов злоупотребление алкоголем совпадает с заключением брака и прекращается после развода; у других наоборот — начинается после развода. Можно было бы привести еще целый ряд примеров, указывающих на какое-либо значительное для конкретного человека изменение в его жизни, его судьбе, которое совпадает по времени с началом злоупотребления алкоголем.

По нашему мнению, это свидетельствует о том, что личность будущего алкоголика «уязвима» не вообще, а в определенные периоды развития личности — кризисные периоды, как, впрочем, и личность любого человека. В отличие от других «будущие алкоголики» в эти периоды, требующие перестройки мотивов деятельности, поведения, отношений, оценок и т.д., предпочитают «трансформироваться» с помощью алкоголя и «алкогольного общения» в компаниях собутыльников, а не ищут других путей преодоления кризиса.

Мысль Л.Н. Толстого о том, что к алкоголю прибегают те люди, которые хотят вином заглушить муки совести, можно с точки зрения современной психологии (по Ф. Василюку) интерпретировать следующим образом: человек, находящийся в критической жизненной ситуации, т.е. ситуации невозможности реализации своих потребностей, установок, ценностей, вместо того чтобы переживать ситуацию, т.е. бороться против этой невозможности с напряжением душевных сил за создание психологической возможности реализации жизненных планов и замыслов, начинает потреблять алкоголь, модифицируя свое сознание и внутреннее психологическое состояние «облегчающими» эффектами спиртных напитков. Переживание в данном смысле рассматривается не как особая форма созерцания или эмоции, а как особая форма деятельности, направленная на восстановление психологического равновесия, утраченной осмысленности существования, внутренняя работа, производящая новый смысл существования. Результатом переживания является метаморфоза личности, ее перерождение, принятие нового замысла, плана жизни, новой стратегии, нового образа «я», новых мыслей и т.д. Лица, злоупотребляющие алкоголем, достигают «метаморфозы» гораздо быстрее и легче химическим способом, вводя себя в состояние опьянения. Метаморфоза, происходящая с человеком, находящимся в состоянии алкогольного опьянения, широко известна: от случаев легкого изменения настроения, поведения, речи до состояний, известных в психиатрии как «патологическое опьянение», когда психический облик человека изменяется до неузнаваемости — он как бы становится совершенно иной личностью (часто агрессивной, особо жестокой, «ненормальной»).

Эти метаморфозы личности под действием алкоголя, кстати сказать, отражены в мифах о Дионисе. Для Диониса характерны удивительные превращения — в виноградную лозу, плющ, животных и т.д. Он покарал тирренских морских разбойников за то, что они хотели продать его в рабство как простого смертного, превращаясь последовательно в виноградную лозу и плющ, обвивший мачту,

затем в льва, косматую медведицу. В других «критических ситуациях» он легко превращался в растения или животных, меняя свою «личность». Дионис славился как «освободитель» от мирских забот, он снимал с людей, принимавших его культ и научившихся возделывать виноград и производить вино, путы размеренного быта, печаль и горе. С теми же, кто не принимал его культа, жестоко боролся. Дочерей царя Орхомена, которые не захотели присоединиться к празднику в честь бога вина, превратил в серых летучих мышей. Царя эдонов Ликурга, который не признавал и не чтил Диониса и даже пытался расправиться с богом, покарал сам Зевс, отец Диониса, ослепив и уменьшив срок его жизни.

Празднества в честь Диониса были важны тем, что они послужили началом театральных представлений в Афинах.

Во время великих Дионисий в Афинах выступали хоры наряженных в козьи шкуры певцов и исполнялись особые гимны — дифирамбы. На сельских Дионисиях исполнялись шуточные песни, сопровождающиеся плясками ряженых. Отсюда произошла комедия. Культурный смысл опьянения, таким образом, тесно связан с «лицедейством», изменением личины» и облика человека во время праздника.

Функция праздника заключалась, если следовать за архаической мифопоэтической и религиозной традицией, в том, что праздник — это временной отрезок, обладающий особой связью с сферой сакрального, т.е. сферой высших магических сил (духовные предки, прародитель, бог и т.д.), предполагающий максимальную причастность к этой сфере всех участвующих. Праздник имел целью достижение оптимального психофизического состояния каждым из участвующих -либо до степени эйфории, связанной с полнотой миро- и богоощущения, либо до восстановления обычного нейтрального психического состояния, нарушаемого трагической ситуацией (смерть, несчастье, ущерб).

Праздник противопоставляется обычным непраздничным дням — будням. Наиболее полно смысл праздника раскрывается в главном празднике, который чаше всего происходит в момент, рассматриваемый как критический, на переходе от старого к новому году. Главный праздник, как пишет В.Н. Топоров, начинается в ситуации, связанной с обостренным и напряженным ожиданием катастрофы мира. Старый мир, старое, прошедшее время, «старый», т.е. прежний, человек (его прежняя жизнь, стремления, мотивы) износились, и их ожидает распад, смерть. В таких условиях спасти положение может только чудо, равное чуду первого творения, поэтому в каждом празднике символически повторяется то, что имело место «в первый раз», «вначале».

В результате происходит творение нового мира, нового времени, нового человека. В празднике обязательно в той или иной форме разыгрывается трехчленный комплекс жизнь -смерть — рождение (новая жизнь). Эта традиция, уходящая своими корнями в глубокую древность, сохраняется и теперь. Стоит только вспомнить проводы старого года и встречу нового, как это делают современные люди, и можно увидеть, что указанный трехчленный комплекс лежит в основе особой ритуальности празднования Нового года: напряженное ожидание конца («смерти») старого года, ликование, связанное с новыми надеждами и переживаниями в момент наступления нового года (рождение), психологическое равенство участвующих в праздновании — старших и младших, начальников и подчиненных и т.д., маскарад, карнавал, перенесенный из прошлого культ «мирового древа» — елки, соединяющей все «этажи мира», и. так называемый апофеоз праздника, его кульминационный момент — ощущение рождения нового (новое время, новая жизнь, новый смысл жизни).

В самом празднике алкоголь и другие опьяняющие напитки выполняли только вспомогательную роль, усиливая ощущение «иного» времени и «иного» сознания. Использование их в качестве одного из атрибутов праздничного действия началось, очевидно, гораздо позже того, как сложился культ предков — богов и почитание их в праздничных церемониях. Алкоголь и его опьяняющее действие были поставлены на «службу» духовным потребностям древних людей -символически проигрывать во время праздников смерть и рождение почитаемых богов, предков и героев. Главным же в метаморфозе личности, сознания было не опьяняющее действие алкоголя и других веществ, а магические ритуалы, маски, символы, особые действия, танцы, исполнения заклинания и т.д., воздействующие на психическое состояние людей того времени необыкновенно сильно, судя по дошедшим до нас источникам. Опьяняющий напиток был некоей субстанцией небесных сил («огненная вода»), которая способствовала духовному соединению, приобщению к сакральному миру через «священное безумие», т.е. опьянение.

Специалисты по детскому фольклору утверждают, что во многих детских песнях, играх, потешках воспроизводятся время и события, давно потерянные памятью народа. В детском фольклоре, как пишет М.Н. Мельников, отражается древнейшая стадия развития человеческого общества. Опоэтизированные в потешках наивные представления ребенка о мире, явлениях и предметах, связях между ними, похожи на те мифопоэтические воззрения о мире, которые владели умом человека много веков назад. Детский опыт не стирается, а только забывается. Забывается, но не уходит бесследно из памяти мифопоэтический способ видения мира. Вполне возможно, что этот опыт как феномен бессознательного в психике человека опосредованно, через ряд инстанций, чувствований, побуждений, желаний и т.д., может оказывать влияние на поведение, чувства и фантазию взрослого человека. Это воздействие «архаического» опыта в психике будет тем больше, чем меньше развита у человека сознательная регуляция поведения, осознанная деятельность, чем меньше в своей жизни он пользуется великолепным и тонким инструментом — разумом.

Психиатрическая практика свидетельствует о том, что при «поломах» рациональной, разумной системы восприятия и осмысления окружающей действительности, нарушениях сознания и самосознания личность человека попадает во власть архаических (фантастических, бредовых, галлюцинаторных) способов обращения с реальной действительностью.

Не является исключением и алкоголизм как форма неразумного иррационального поведения, образа жизни и восприятия. Незрелость личности в целом, что, по мнению многих исследователей алкоголизма, предшествует формированию алкогольной зависимости и относится к преддиспозиционным личностным факторам алкоголизма, способствует, очевидно, актуализации архаического опыта в критических для личности ситуациях. Всем известны так называемые истерические припадки, которые немецкими психиатрами называются «примитивными реакциями»: безудержный плач, рыдания, полуобморочные состояния, беспорядочная активность, паника и т.д. Эти формы поведения относятся к филогенетически очень древним способам поведения в критической для жизни ситуации — «мнимая смерть» и «двигательная буря».

Трудно сказать, что лежит в основе того «архаического опыта» у будущих алкоголиков, который является самой глубокой пружиной потребности в опьянении, «срабатывающей» в условиях доступности алкоголя, так как в ней имеется опредмечивание того неясного, многосмысленного «потребностного состояния», предчувствия чего-то необходимого. Однако другого объяснения мы дать не можем, понимая условность этой «потребности в опьянении». Вероятно, это скорее всего потребность в изменении (росте, расширении?) сознания, чувственности, потребность в партиципации, т.е. присоединении к чему-то или кому-то, обладающему большой силой и могуществом, непререкаемой властью (архаический образ матери, отца и т.д.).

Широко распространены у детей потешки наподобие этой: «Дождик, дождик, припусти, дай маленько подрасти».

Дождику дети приписывают магическую силу, влияющую на рост. Быть таким же большим, как папа, — едва ли не самое сильное желание у ребенка.

В мифопоэтических воззрениях древних славян на природу, как свидетельствуют работы известного собирателя сказок и народного фольклора А.Н. Афанасьева, весенний дождь, который возвращает силу и плодородие земле, воскрешает от зимней смерти к новой счастливой жизни, опоэтизировался в образ «живой воды», «богатырской воды».

Кто выпьет этой воды, у того тотчас прибывает сила великая, излечиваются недуги… Мед, пиво, вино, как и другие жидкости (молоко, сок дерева и т.д.), закрепились в языке как метафорические выражения дождя. В эпосе об Илье Муромце калики перехожие дали больному Илье пива крепкого целую братину (ковш для вина), затем еще одну — побольше и спросили, чувствует ли он в себе силу? Илья ответил, что «слышит в себе такую силу, с какой мог бы всю землю перевернуть», кабы был столб от земли до неба. Посоветовавшись между собой, калики перехожие решили, что многовато сил у Ильи стало, и дали ему выпить третью братину пива, после которой силы поубавилось. В том же эпосе плененного Ильей Муромцем Соловья-разбойника заставили в Киеве показать свою удаль. Соловей отказывается и просит испить. Наливали ему чашу «зелена вина» в полтора ведра, потом чашу пива, чашу меда. После чего набрался Соловей-разбойник силы великой, свистнул и оглушил своим свистом могучих богатырей, а простых людей умертвил.

В данном контексте, как и в других сказаниях о богатырях, получающих силу от опьяняющего напитка, вино, пиво, мед — метафоры животворного, пробуждающего жизненные силы весеннего дождя («живая вода»). А.Н. Афанасьев считает, что люди в древности понимали метафорический смысл мифопоэтических верований. В дальнейшем, хотя эти метафоры закрепились в языке, словах, фольклоре, истинный метафорический смысл весеннего дождя нашел воплощение в конкретных носителях могучей силы (вине, пиве и т.д.). Так возник современный «алкогольный миф», согласно которому храбрость, могущество дает сам алкоголь, а не высшее божество — Перун, разбивающий зимние затворы и освобождающий небесные воды весной, дарующий магическую силу природе и человеку через воду, через посредника — весенний дождь.

Конечно, современный человек прекрасно понимает, что алкоголь на самом деле не прибавляет силы, «не оживляет», а только лишь изменяет субъективное состояние, создает впечатление о возросшей силе и мощи. И если и говорят о том, что выпивка усиливает радость, прибавляет силы, облегчает общение и т.д., то в этом есть большая доля метафорического смысла — радость, — энергию пробуждает праздничная атмосфера застолья, дружного общения. Спиртному только приписываются данные эффекты, которые в действительности возникают не столько за счет опьянения, сколько от совокупного воздействия всех условий праздника.

В то же время у пьющей части населения «алкогольные мифы» о разнообразных эффектах алкоголя (дает силу, храбрость, усиливает сексуальную потенцию и т.д.) — широко распространенная вера в особое действие спиртных напитков. Иногда это вполне осознанная уверенность, а часто неосознанная или по крайней мере «околосознательная».

Как показывают психологические исследования Б.С. Братуся и П.И. Сидорова о процессе привыкания (зависимости) к алкоголю, пьющий человек постепенно обучается опредмечивать в состоянии опьянения свои самые разнообразные психологические потребности. В «законченном» виде большая часть естественных потребностей опредмечивается в алкоголе — в выпивках человек начинает видеть смысл жизни. Но это приобретается в ходе «алкогольного опыта», а не в самом начале процесса.

Представим себе маленького ребенка; он верит в то, что теплый дождик также влияет на его рост, кейс и на морковку, которую он поливает из своей лейки, он верит всему, что говорят его родители — «могучие великаны».

Он видит, что иногда папа, например, выпивает какую-то «воду» из красивой бутылки, которую обычно прячут и не дают даже потрогать, не то чтобы попробовать из нее («это гадость», «маленьким нельзя»). После церемониального выпивания «воды» папа становится веселым и сильным: голос его крепнет и становится громким, он выпрямляется и становится выше, лихо отплясывает и легко, как перышко, поднимает маму; иногда он рычит, как лев после выпивания «воды», иногда страшен, как волк, медведь,и т.д. Что делается в детской голове? Какие другие сравнения присоединяются к уже имеющимся? Не будет ли верить ребенок в то, что «вода из красивой бутылки» делает взрослых людей еще более сильными, могущественными, отважными, храбрыми, энергичными, веселыми или злыми и т.д.? Не зарождается ли у него в каком-нибудь детском варианте мысль: «Когда подрасту — тоже буду пить «гадость»». Не захочет ли он, будучи подростком, поскорее нарастить силу и стать могучим и смелым, выпив «магическую воду», «лекарство для храбрости» — водку?

О том, что ребенок (как личность) самостоятельно формирует смысловые единицы психического опыта, в тем числе и отношение к потреблению алкоголя, а не просто имитирует поведение родителей при употреблении спиртных напитков, свидетельствуют результаты исследования так называемого «семейного алкоголизма». В одной из работ Харбурга и его коллег показано, что только 7% детей трезвующих родителей копируют поведение, т.е. не потребляют алкоголь, а 43% детей непьющих родителей выпивают, причем 24% — в больших количествах; 35% детей, родители которых потребляют алкоголь умеренно или злоупотребляют периодически, следуют примеру родителей. Дети алкоголиков либо тоже злоупотребляют алкоголем, либо становятся трезвенниками» Последнее обстоятельство можно интерпретировать, продолжая анализ того, как формируется у ребенка смысл опьянения, следующим образом: ребенок часто видит своего отца «мертвецки пьяным» или униженным, слабым, безвольным. Он начинает догадываться почему и может сделать для себя вывод, что «напитки», которыми так дорожат взрослые, действуют «умертвляющим» образом, отнимают силу, ум, волю и т.д., поэтому он не будет никогда прибегать к ним. Естественно, что большую роль в формировании этих мыслей играет мать, ее отношение к пьянству отца. Она может, например, выражая неудовольство поведением маленького сына, говорить: «Будешь такой же, как твой отец».

Как видно из всего изложенного, вопрос о формировании личности предрасположенного к алкоголизму человека чрезвычайно сложный. Определенной теории на этот счет нет.

Можно сделать лишь более или менее очерченный эскиз, зарисовку или нанести только несколько особо важных штрихов. Это вполне понятно, поскольку личность человека является наиболее сложным объектом познания. Однако, не познавая природу и смысл человека, нельзя правильно ответить и на вопрос: что же такое алкоголизм?