Pro-Psixology.ru

Установлено, например, что девятая симфония Брукнера действует на сердечно-сосудистую систему здоровых людей, подобно шуму, уменьшая минутный объем кровообращения. А адажио и аллегро из Третьего Бранденбургского концерта Баха повышает минутный объем кровообращения и снижают частоту пульса. И Брукнер, и Бах достаточно типичны для своего времени, и потому даже на этих двух примерах можно попытаться уловить некоторые закономерности.

Любые рассуждения о чувствах нуждаются в экспериментальной проверке: без опыта ни в чем не может быть достоверности. Но здесь мы сталкиваемся с препятствием. Изучать психофизиологию эстетических чувств можно только на человеке. Для этого необходимо регистрировать частоту дыхания и пульса, кожногальваническую реакцию, электрокардиограмму, возбудимость нервов, электрические потенциалы мимических мышц и т. д.

Эстетические чувства имеют еще одну особенность. Как бы ни были глубоки негодование, отвращение, презрение, вызванные мастерством актера (да и любого другого художника), протекают они на фоне возбуждения «центров приятного», причем возбуждение этих центров преобладает. Поэтому любое эстетическое чувство, даже скорбь и сострадание, субъективно воспринимается как эстетическое наслаждение. Это положительное чувство связано с художественным утверждением тех идеалов, которые разделяет зритель или слушатель. Вот почему сценическая трагедия может быть оптимистической.

В восприятии художественных произведений непременно присутствует восхищение делом человеческих рук. Собственно «руки» здесь понятие условное. Восхищение вызывает все, что создано силой ума и таланта.

Как бы ни было красиво кружево, гобелен или картина, но когда узнают, что это фабричная машинная работа, восторги тускнеют. Подсознательное восхищение — искусный мастер сделал своими руками — придает художественно-эстетическому наслаждению тот эмоциональный тон, который отличает его от наслаждения, скажем, красотами природы.

Психика человека социально обусловлена, и потому, изучая психологию личности, мы изучаем ее как общественную психологию. Ведь только в обществе может обособиться человеческая личность: «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». К тому же мозг у всех людей имеет в существенных чертах одно и то же строение, и законы психофизиологии для всех одинаковы. Поэтому оценки «красиво» и «некрасиво» у разных людей во многом совпадают. Но это не означает монотонного однообразия вкусов.

Среди специалистов по эстетике популярен анализ женской красоты, приведенный в диссертации Н. Г. Чернышевского. В частности, Н. Г. Чернышевский обратил внимание на то, что идеалы женской красоты у крестьян и у представителей высших классов различны, и указал на социально-психологические причины этого различия. Он же отметил, что черты, свидетельствующие о цветущем здоровье, никому не кажутся безобразными и привлекают всех.

Если у большинства представителей данной группы населения эстетические вкусы и оценки совпадают, это значит, что восприятие у них оказалось сходным в силу воспитания, одинаковых социальных условий, привычек. Но восприятие от этого не перестало быть обусловленным — в известной мере — психофизиологическими свойствами человека: «…Для немузыкального уха самая прекрасная музыка лишена смысла, она для него не является предметом, потому что… смысл какого-нибудь предмета для меня (он имеет смысл лишь для соответствующего ему чувства) простирается ровно настолько, насколько простирается мое чувство».

Попытки применить естественнонаучные и математические методы к изучению чувства красоты сравнительно немногочисленны. Одним из пионеров в той области более полувека назад был американский математик Биркгоф. Полагая, что эстетическое наслаждение зависит от гармонических взаимосвязей в системе воспринимаемых объектов, он дал формулу М = 0/С, где М — эстетическая мера предмета, О — упорядоченность, а С — сложность.

«Каким образом случилось, что определенные цвета, звуки и формы доставляют удовольствие как человеку, так и низшим животным — другими словами, как возникло чувство красоты в его простейшей форме,— этого мы не знаем…» — писал Ч. Дарвин в «Происхождении видов». С тех пор положение не изменилось, и мы по-прежнему не знаем, как возникло чувство красоты в его простейшей форме, хотя об этом высказываются остроумные догадки.